Лёвин, Александр Иванович

Александр Иванович Лёвин
художник Н. А. Фёдоров
Дата рождения	7 мая 1909(1909-05-07)
Место рождения	посёлок Ртищево, Голицынская волость, Сердобский уезд, Саратовская губерния, Российская империя
Дата смерти	8 июля 1948(1948-07-08) (39 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1932—1948
Звание
Командовал	990-й стрелковый полк 230-й стрелковой Сталинской дивизии 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта
Сражения/войны	Берлинская наступательная операция
Награды и премии

Алекса́ндр Ива́нович Лёвин (7 мая 1909, Ртищево, Саратовская губерния — 8 июля 1948, Москва) — командир 990-го стрелкового полка 230-й стрелковой Сталинской дивизии 5-й ударной армии 1-го Белорусского фронта, подполковник, Герой Советского Союза (31 мая 1945).

Биография

Александр родился 7 мая 1909 года в посёлке Ртищево Саратовской губернии (ныне — город в Саратовской области), в семье рабочего. Русский. Член КПСС с 1934 года. Окончил семилетнюю школу, затем — железнодорожный техникум в городе Ашхабаде.

В 1932 году был призван в Красную Армию. В 1933 году Александр окончил командирские курсы, в 1942 году — ускоренные офицерские курсы при Военной академии имени М. В. Фрунзе. С августа 1942 года до победы над Германией на фронтах Великой Отечественной войны. Сражался с немецко-фашистскими захватчиками на Западном, Северо-Кавказском, Южном, 4 и 3-м Украинских и 1-м Белорусском фронтах. Принимал участие в обороне Кавказа, освобождении Украины, Молдавии, Польши, разгроме врага на территории Германии. В 1943 году был ранен.

16 апреля 1945 года началась Берлинская наступательная операция войск 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов с целью в кратчайший срок завершить полный разгром немецко-фашистской армии, овладеть Берлином и выйти на реку Эльба.

В тот день, за два часа до рассвета, 990-й стрелковый полк 230-й стрелковой Сталинской дивизии, командиром которого был подполковник Александр Иванович Лёвин, перешёл в наступление с Кюстринского плацдарма. При поддержке артиллерии подразделения без потерь овладели первой позицией. Однако чем больше они углублялись в оборону противника, тем упорнее становилось сопротивление. Южнее полк Лёвина был встречен хорошо организованным огнём из всех видов оружия и вынужден был остановиться.

Подполковник Лёвин, умело организовав разведку, нащупал слабые места в обороне противника и в ночь на 19 апреля внезапным ударом прорвал вражеские укрепления. Через два дня полк завязал бои на восточной окраине Берлина. 23 апреля полк Лёвина вышел к реке Шпрее в районе Карлсхорста, которую предстояло с ходу форсировать. Река имела здесь ширину до 60 метров и высокие, одетые в бетон берега.

Ночью, по наспех сколоченным из жердей лестницам, бойцы спустились к реке, погрузились на плоты, изготовленные из досок, брёвен, пустых бочек, железнодорожных шпал. В ход были пущены также спасательные пояса с затонувшего парохода, обыкновенные ванны, взятые на складе и рыбачьи лодки, подобранные на озере Штиниц-зее. Роты одним броском форсировав реку, гранатами перебили пулемётчиков в подвалах домов и захватили небольшой плацдарм. Александр Иванович Лёвин переправился вместе с передовыми подразделениями полка и взял руководство боем на плацдарме в свои руки. На рассвете к участку переправы прорвались катера Днепровской флотилии, которые перебросили на юго-западный берег Шпрее танки и артиллерию. Гитлеровцы предприняли несколько контратак, но было уже поздно. Полк прочно удерживал каменные дома на набережной реки.

Штурмовые группы, в состав которых входили танки и орудия крупного калибра, возобновили свои действия. Занимая дом за домом, квартал за кварталом, советские войска продвигались к центру Берлина. В ожесточённом бою 29 и 30 апреля полк Лёвина уничтожил более 500 гитлеровцев и занял здание берлинской государственной типографии.

За личное мужество и умелое руководство полком при форсировании реки Шпрее и штурм Берлина, 31 мая 1945 года Александру Ивановичу Лёвину присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

После войны А. И. Лёвин продолжил службу в Вооружённых силах СССР. Умер 8 июля 1948 года. Похоронен в Москве на Введенском кладбище.

Награды

• Герой Советского Союза (31 мая 1945).
• Орден Ленина (31 мая 1945).
• Орден Красного Знамени (1945).
• Орден Отечественной войны 2-й степени (1944).
• Орден Красной Звезды (1943).
• Медаль «За боевые заслуги» (1944).
• Медаль «За оборону Кавказа».
• Медаль «За взятие Берлина».
• Медаль «За освобождение Варшавы».
• Три другие боевые медали.

Литература

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=125 Лёвин, Александр Иванович]. Сайт «Герои Страны».

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Румянцев Н. М. Люди легендарного подвига. Краткие биографии и описания подвигов Героев Советского Союза — тех, кто родился, жил и живёт в Саратовской области. — Саратов: Приволжское кн. изд-во, 1968.

Отрывок, характеризующий Лёвин, Александр Иванович

Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?