Лёвка (приток Чембара)
| Лёвка | |
| Характеристика | |
|---|---|
| Длина |
41 км |
| Бассейн |
421 км² |
| [tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Лёвка+(приток+Чембара) Водоток] | |
| Устье | |
| — Высота |
ниже 176 м |
| — Координаты |
52°55′26″ с. ш. 43°50′21″ в. д. / 52.924025° с. ш. 43.839263° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.924025&mlon=43.839263&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 52°55′26″ с. ш. 43°50′21″ в. д. / 52.924025° с. ш. 43.839263° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.924025&mlon=43.839263&zoom=12 (O)] (Я) |
| Расположение | |
| Водная система |
Чембар → Ворона → Хопёр → Дон → Азовское море |
|
| |
| Страна | |
| Регион | |
|
| |
Лёвка — река в России, протекает в Пензенской области. Впадает в Чембар по правому берегу.. Длина реки — 41 км, площадь водосборного бассейна — 421 км²[1].
Данные водного реестра
По данным государственного водного реестра России относится к Донскому бассейновому округу, водохозяйственный участок реки — Ворона, речной подбассейн реки — Хопер. Речной бассейн реки — Дон (российская часть бассейна)[1].
По данным геоинформационной системы водохозяйственного районирования территории РФ, подготовленной Федеральным агентством водных ресурсов[1]:
- Код водного объекта в государственном водном реестре — 05010200212107000006274
- Код по гидрологической изученности (ГИ) — 107000627
- Код бассейна — 05.01.02.002
- Номер тома по ГИ — 07
- Выпуск по ГИ — 0
Напишите отзыв о статье "Лёвка (приток Чембара)"
Примечания
Ссылки
- В статье использована информация, предоставленная Федеральным агентством водных ресурсов из перечня водных объектов, зарегистрированных в государственном водном реестре по состоянию на 29.03.2009. [www.mnr.gov.ru/files/part/0306_perechen.rar Перечень] (rar-архив, 3,21 Мб).
| ||||||
Отрывок, характеризующий Лёвка (приток Чембара)
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
