Лёвушкина, Ксения Павловна
| Ксения Павловна Лёвушкина | |||
| Род деятельности: |
стержневщица | ||
|---|---|---|---|
| Дата рождения: | |||
| Место рождения: | |||
| Гражданство: | |||
| Дата смерти: | |||
| Место смерти: | |||
| Награды и премии: |
| ||
Ксения Павловна Лёвушкина (1919-1973) — стержневщица, Герой Социалистического Труда (1960).
Биография
Ксения Павловна Лёвушкина родилась 27 января 1919 года в Москве. Окончила семь классов школы и школу рабочей молодёжи. С 1936 года работала в литейном цеху Московского станкостроительного завода «Станколит» в качестве стержневщицы. Позднее стала мастером стержневого участка цеха[1].
Бригада Лёвушкиной неоднократно отмечалась как на уровне завода, так и на уровне всей промышленной отрасли, она первой из станколитовских бригад стала «Бригадой коммунистического труда». В течение долгих лет руководя бригадой, Лёвушкина неизменно добивалась перевыполнения годовых и пятилетних производственных планов. Кроме того, она долгое время вела шефство над учащимися профтехучилища № 16, руководила прохождением их практики на «Станколите», передавая им свои знания и навыки[1].
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1960 года «в ознаменование 50-летия Международного женского дня, за выдающиеся достижения в труде и особо плодотворную общественную деятельность» Ксения Павловна Лёвушкина была удостоена высокого звания Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и медали «Серп и Молот»[1].
В 1964 году Лёвушкина перешла на работу в отдел технического контроля завода «Станколит», занимала должность контролёра. Избиралась делегатом XXIII съезда КПСС. Скончалась 7 февраля 1973 года, похоронена на Пятницком кладбище Москвы[1].
Была также награждена рядом медалей[1].
Напишите отзыв о статье "Лёвушкина, Ксения Павловна"
Примечания
Отрывок, характеризующий Лёвушкина, Ксения Павловна
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
