Лёгкая добыча

Лёгкая добыча
Pushover
Жанр	Фильм нуар
Режиссёр	Ричард Куайн
Продюсер	Жюль Шермер
Автор сценария	Рой Хаггинс Томас Уолш (рассказ) Билл С. Бэллинджер (рассказ)
В главных ролях	Фред МакМюррей Ким Новак
Оператор	Лестер Уайт
Композитор	Артур Мортон
Кинокомпания	Коламбиа пикчерс
Длительность	88 мин
Страна	США США
Язык	английский
Год	1954
IMDb	ID 0047377
Выход фильма «Лёгкая добыча» (оригинальное название — Pushover)

К:Фильмы 1954 года

«Лёгкая добыча» (англ. Pushover) — фильм нуар режиссёра Ричарда Куайна, вышедший на экраны в 1954 году.

В основу сценария фильма положены рассказы «Ночной дозор» Томаса Уолша и «Рэфферти» Уильяма С. Бэллинджера. Фильм рассказывает о том, как после ограбления банка, в ходе которого убивают охранника, группе детективов, включающей Пола Шеридана (Фред МакМюррей), поручается слежка за подружкой одного из грабителей, Лоной МкЛейн (Ким Новак). Познакомившись на улице, Пол и Лона мгновенно влюбляются друг в друга, и вскоре вырабатывают план, как завладеть похищенным и избавиться от грабителя, однако в ходе реализации плана возникает ряд роковых осложнений.

Большая часть фильма происходит в тёмное время суток в доме, где проживает подружка грабителя и установлен наблюдательный пункт полиции. Существенным элементом картины является наблюдение сквозь окна, прослушка телефона и личная слежка. Своей темой негласного наблюдения на грани маниакальности эта картина близка таким фильмам, как «Окно во двор» (1954), «1000 глаз доктора Мабузе» (1960), «Подглядывающий» (1960), «Разговор» (1974), «Щепка» (1993) и «Преследование» (1998).

Уличные съёмки производились в городе Бербанк, Калифорния.

Сюжет

Действие происходит в одном из городов в Южной Калифорнии. В ходе ограбления банка двое бандитов убивают охранника и похищают 200 тысяч долларов.

Вечером Пол Шеридан (Фред МакМюррей) знакомится на парковке около кинотеатра с сексуальной блондинкой Лоной МкЛейн (Ким Новак), и приглашает её к себе домой, где у них начинается страстный роман. Вышедший из небогатой семьи, Пол видит, что у Лоны новая машина, его завораживает её норковое пальто и дорогие духи, кроме того, недавно она поселилась в фешенебельном многоквартирном доме.

На совещании в полицейском управлении выясняется, что полиция довольно быстро установила, что одним из участников ограбления был некто Гарри Уилер, и руководитель следственной группы лейтенант Карл Экстрём (Э. Г. Маршалл) поручил детективу Полу Шеридану сблизиться с подружкой Уилера, Лоной МкЛейн с тем, чтобы выведать у неё местонахождение преступника. Однако, проведя с Лоной три дня, Пол так и не смог узнать ничего конкретного.

На следующий день по поручению Экстрёма, Пол и его напарник Рик МкАллистер (Филип Кэри) устанавливают наблюдательный пункт в квартире, расположенной напротив квартиры Лоны, с тем, чтобы один детектив мог бы постоянно наблюдать за ней в окно с помощью бинокля, а другой — прослушивать и записывать на магнитофон все её телефонные разговоры. Ещё один полицейский, Пэдди Долан (Аллен Нурс), постоянно дежурит в машине перед подъездом Лоны, чтобы сразу задержать Уилера при его появлении. Через определённые промежутки времени детективы меняются постами.

Во время первого же ночного дежурства Лона выходит из квартиры, и Пол отправляется тайно проследить за ней. Неожиданно она приезжает к его дому. Пол выходит из машины и впускает её в свою квартиру. Заподозрив, что Пол является копом, Лона обвиняет его в том, что он подстроил их знакомство у кинотеатра. Пол признаёт, что является детективом, однако утверждает, что выяснил всё, что ему нужно, в первую же ночь, а затем встречался с ней потому, что хотел этого. Лона утверждает, что раньше ничего не знала о том, чем Уилер занимался, а теперь опасается его. Затем она спрашивает, что будет с Уилером, если его поймают, и сразу после этого предлагает Полу вместе с ней завладеть добычей Уилера, говоря, что с такими деньгами они были бы счастливы. Пол говорит, что это был бы идеальный вариант для копа — убить Уилера, спрятать деньги и вызвать полицию, иными словами завладеть деньгами таким образом, что никто об этом не узнает. Тем не менее Пол отказывается обсуждать это и выпроваживает Лону из своего дома.

Вернувшись в комнату слежения, Пол замечает, что Рик попутно наблюдает за соседней квартирой, в которой живет молодая медсестра Энн Стюарт (Дороти Мэлоун). После размолвки с Лоной Пол начинает проявлять рассеянность, что замечают Рик и Пэдди.

На следующий вечер, в вестибюле дома Рик помогает Энн избавиться от назойливого ухажёра, они поднимаются вместе в лифте и между ними возникает взаимная симпатия. Оставшись на какое-то время в наблюдательной комнате один, после мучительной борьбы с самим собой, Пол не выдерживает и звонит Лоне, прося её немедленно подняться на прогулочную площадку на крыше дома. Во время встречи на крыше Пол целует Лону и говорит, что она победила. Лона сообщает, что Уилер свяжется с ней на следующий день по телефону, и с помощью заранее согласованной фразы поймёт, можно ли ему прийти к ней в квартиру. Если он получит нужный ответ, он появится через 10-15 минут, если нет — просто исчезнет. Пол говорит ей не отвечать на телефон до семи часов вечера, пока он не заступит на дежурство. Затем она должна ответить Уилеру, что всё чисто, после чего быстро уйти из дома. Рик поедет за ней, а Пол тем временем сменит Пэдди в машине, а затем поднимется вслед за Уилером поднимется в квартиру Лоны, где расправится с ним и завладеет деньгами. Пол просит её не возвращаться до тех пор, пока он всё не сделает, и время от времени звонить. Если всё получится как надо, он ответит на звонок.

На следующий вечер, Пол и Рик наблюдают, что Лона нервничает в своей квартире, а у её соседки Энн собрались гости на вечеринку. Постоянно наблюдая за Энн в бинокль, Рик сознаётся Полу, что она ему не безразлична. Вскоре в квартире Лоны раздаётся телефонный звонок от Уилера, и Лона условленным паролем сообщает ему, что он может к ней зайти. Как она и договаривалась с Полом, Лона тут же выходит из дома, уводя Рика, который следит за ней. Оставшись один в комнате, Пол звонит в машину Пэдди, с тем, чтобы поменяться с ним, однако тот не берёт трубку. Пол выбегает на улицу и видит, как слегка выпивший Пэдди выходит из близлежащего бара. Пэдди, детектив предпенсионного возраста, на счету которого уже есть несколько замечаний, понимает, что за самовольный уход с места слежения может быть уволен из полиции с потерей пенсии. Он просит Пола не рассказывать Экстрёму о случившемся, и в этот момент детективы замечают, как Уилер входит в здание. Присутствие Пэдди не позволяет Полу последовать за преступником и осуществить свой план, и они дожидаются перед подъездом, когда Уилер выйдет из дома.

Не застав Лону на месте, Уилер вскоре выходит на улицу. Около подъезда детективы задерживают его и требуют выдать деньги, сопровождая его до машины. Пэдди берёт у Уилера ключи и открывает багажник, где лежит сумка с деньгами. Открыв сумку, он говорит, что, похоже, вся сумма на месте. В этот момент стоящий сзади Пол незаметно толкает Уилера на него, а затем стреляет преступнику в спину, убеждая Пэдди, что Уилер пытался напасть на него. Пэдди кажется это подозрительным, он уверяет, что сам бы справился с преступником, однако Пол напоминает ему, что он пьян и бандит мог завладеть его оружием. Далее он напоминает, что Экстрём требовал непременно взять Уилера живым, и Пэдди может быть наказан за срыв задания. Якобы чтобы помочь Пэдди, Пол предлагает спрятать труп Уилера в багажнике его автомобиля с тем, чтобы на следующий день он перегнал бы машину в другое место, где её смогут легко найти, и тогда никто не заподозрит детективов в провале задания. Пол просит отдать ему ключи от машины, однако Пэдди начинает подозревать, что Пол всё это проделывает не ради него, а ради того, чтобы завладеть деньгами. Пэдди отказывается отдать Полу ключи от машины, предлагая перегнать её на следующий день вместе .

Лона, за которой продолжает следить Рик, из бара звонит в свою квартиру, и подоспевший Пол сообщает, что всё сделано, а некоторые небольшие проблемы он уладит. В тот момент, когда Пол собирается уходить, в дверях квартиры он сталкивается с Энн, которая пришла попросить лёд для коктейлей. Пол закрывает перед ней дверь, а после её ухода быстро возвращается в наблюдательный пункт, куда вскоре приезжает Рик, а вслед за ним и Экстрём. Рик сообщает, что Лона пару раз звонила из бара. Он считает, что Лона, видимо, подозревает, что её телефон прослушивается, а также могла заметить слежку, о чём, вероятно, пыталась предупредить Уилера.

На вопрос Экстрёма о ходе дежурства Пол отвечает, что весь час провёл в комнате, и за этот период ничего значимого не происходило. Выслав Пола из комнаты под надуманным предлогом проверить окрестные улицы, Экстрём сообщает Рику, что в период отсутствия Рика он в течение часа несколько раз звонил в наблюдательную комнату и в машину, однако ему никто не ответил. В ответ Рик сообщает лейтенанту, что когда отправлялся следить за Лоной, он заметил пустую машину Пэдди, и видел, как тот идёт в бар, предполагая, что Пол просто искал своего старшего коллегу и не хочет его выдавать.

Тем временем Пол выходит на улицу и садится в наблюдательную машину к Пэдди. Пол требует ключи от машины Уилера, объясняя это тем, что надо избавиться от неё пока не поздно. Догадываясь, что Пол просто хочет завладеть деньгами, Пэдди отказывается ему подчиниться, объявляя, что собирается рассказать обо всём Экстрёму, после чего достаёт пистолет и направляет его на Пола. Пэдди говорит, что окончательно понял, что Пол делает это всё не ради него, а ради денег. В этот момент в машине раздаётся звонок от Рика, и, воспользовавшись секундным замешательством, Пол хватает пистолет Пэдди, раздаётся выстрел, убивая Пэдди наповал. Не дождавшись ответа по телефону, Рик и Экстрём спускаются вниз к машине.

Пол достаёт из кармана Пэдди ключи и бежит к машине Уилера. Выйдя на улицу, Рик и Экстрём видят в машине застреленного Пэдди. Тем временем Пол прибегает на место, где стояла машина Уилера, но её там нет. Пол быстро возвращается к машине Пэдди, делая вид, что обходил территорию и прибежал на звук выстрела. Пол рассказывает Экстрёму свою версию отсутствия в наблюдательной комнате, говоря, что сначала искал Пэдди, затем успокаивал его, однако, вероятно, тот не поверил и, чувствуя безвыходность своего положения, застрелился. Экстрём отсылает Пола обратно в наблюдательную комнату, в этот момент появляется полицейский автомобиль и скорая помощь, и Экстрём заключает, что продолжать слежку за квартирой Лоны не имеет смысла.

Из вестибюля дома Пол звонит Лоне и договаривается с ней о встрече на крыше, где сообщает, что случайно застрелил Пэдди. Далее он говорит, что его не подозревают, но Энн видела и запомнила его лицо, и, кроме того, денег у него нет, а машина пропала. Предполагая, что Пэдди переставил машину куда-то недалеко, они с крыши осматривают окрестности, замечая, что она стоит в одном из соседних переулков. Пол инструктирует Лону вернуться в квартиру на пару минут, чтобы её там увидели, и затем уходить, а он тем временем избавится от тела Уилера так, чтобы никто ничего не заподозрил.

Тем временем Энн, встретив Рика в вестибюле дома, продолжает с ним заигрывать, между делом упоминая, что когда вечером заходила к Лоне за льдом, дверь ей открыл мужчина. Рик приходит в наблюдательную комнату и рассказывает Полу, что Энн видела в квартире Лоны мужчину, предполагая, что это был Уилер. Далее Рик высказывает сомнение в том, что Пэдди застрелился, а также в том, что он мог позволить Уилеру приблизиться к себе так близко. Он заключает, что убийца Пэдди сидел рядом с ним в машине.

Как было условлено с Полом, Лона вскоре выходит из дома, садится в машину и уводит Рика в ещё одно путешествие, давая Полу возможность переместить машину Уилера и незаметно вернуться в наблюдательную комнату. Некоторое время спустя Рик возвращается, затем приезжает Экстрём, сообщая, что на уличном перекрёстке только что был найден выброшенный из машины труп Уилера с двумя огнестрельными ранениями в спину. Пока Экстрём и Рик идут к Лоне, чтобы допросить её, Пол успевает позвонить и предупредить её, чтобы она ничего не рассказывала, так как у них на неё ничего нет. Действительно, Лона отрицает знакомство с Уилером, и допрос ничего не даёт. Тогда Экстрём решает обсудить с Лоной всё, что она делала в последние дни, он звонит Полу и просит его принести журнал наблюдений.

Отдав Экстрёму журнал, Пол при выходе из квартиры Лоны сталкивается с Энн, которая, узнав его, тут же звонит в полицию. Пол возвращается в наблюдательную комнату и видит в бинокль, как Энн с кем-то нервно говорит по телефону. Вскоре Полу звонит дежурный полицейский, сообщая о звонке Энн в полицию. Пол обманным путём проникает в квартиру Энн и угрожает её оружием. Затем, когда Экстрём и Рик выходят от Лоны, он заходит к ней вместе с Энн. На улице Экстрём и Рик, которые спустились вниз, чтобы найти Пола, узнают от дежурного детектива о звонке Энн. Рик немедленно бежит в дом. Пока Рик поднимается на лифте, Пол с двумя женщинами спускается по лестнице и входит на улицу через чёрный вход. Рик возвращается вниз, сообщая, что Энн и Лона пропали. Экстрём требует обыскать весь дом и окрестности в поисках подозреваемого, возможно, Пола.

Тем временем Пол с женщинами приближается к машине Уилера, замечая, что прямо за ней стоит патрульная машина полиции. Чтобы избежать риска задержания, Пол даёт Энн ключ от багажника и посылает её к машине за сумкой с деньгами. Когда Энн собирается открыть багажник, её замечает осматривающий улицы Рик. Он просит Энн укрыться за машиной, а сам стреляет в направлении Пола. Пол и Лона убегают. Пол просит Лону скрыться, а сам, несмотря на её уговоры, направляется к машине. Когда Пол подбегает к машине и открывает дверь, его убивает один из полицейских. Лона выходит из укрытия и сама подходит к окружённому полицейскими, смертельно раненому Полу. Он говорит: «Я же велел тебе уходить... А ведь эти деньги не были нам нужны, да?» Лону арестовывают, а Рик уводит Энн, взяв её под руку.

В ролях

• Фред МакМюррей — Пол Шеридан
• Ким Новак — Лона МкЛейн
• Филип Кэри — Рик МкАллистер
• Дороти Мэлоун — Энн Стюарт
• Э. Г. Маршалл — лейтенант Карл Экстрём
• Аллен Нурс — Пэдди Долан
• Пол Ричардс — Гарри Уилер

Создатели фильма и исполнители главных ролей

Как пишет критик Джонатан Розенбаум, «Ричард Куайн, который когда-то был актёром, а сегодня более всего известен своей режиссёрской карьерой на студии „Коламбиа“ в 1950-е и начале 1960-х годов, так и не стал культовой личностью, хотя удивительно много его картин держится довольно хорошо», и среди них «Лёгкая добыча» (1954), «нуаровая работа 1954 года с отзвуками „Двойной страховки“».

Как режиссёр Куайн более всего известен постановкой романтических комедий, таких как «„Кадиллак“ из чистого золота» (1956). Помимо данной картины он снял ещё три фильма с участием Ким Новак — романтическую фэнтези-комедию «Колокол, книга и свеча» (1958), мелодраму «Мы незнакомы, когда встречаемся» (1960) и комедийный детектив «Известная домохозяйка» (1962). Куйан поставил также ещё один фильм нуар — «Преступная езда» (1954)

Кинокритик Джеймс Стеффен подчёркивает, что до данной картины «Ким Новак сыграла только пару небольших ролей, включая эпизодическую роль в музыкальной комедии „Французский рейс“ (1954), который более всего запомнился откровенным костюмом Джейн Расселл, чем чем-нибудь иным». В 1996 году в интервью газете «Вашингтон пост» Ким Новак, настоящее имя которой Мэрилин Новак, вспоминала, как первый раз оказалась на приёме у Гарри Кона, который в то время был главой студии «Коламбиа»: "Меня вызвали, чтобы сообщить, что мне изменили имя. Я почувствовала, что если стану работать под выбранным ими именем, меня больше никто не увидит. Меня подавит это имя, потому что оно было фальшивым: Кит Марлоу… Я сказала: «Я не буду менять свою фамилию». Гарри Кон ответил: «Никто не будет смотреть на девушку с польским именем». Я сказала: «Ну, на самом деле, я чешка, но не важно, польское оно или чешское, это моё имя».

Свою наиболее известную роль Ким Новак сыграла в фильме Альфреда Хичкока «Головокружение» (1958). Как отмечает кинокритик Джеймс Стеффен, сегодня «можно увидеть, как Хичкок и сценарист Сэмюэл Тейлор расчётливо использовали черты персонажа Ким Новак в „Лёгкой добыче“ для создания образа Джуди/Мадлен в „Головокружении“ (1958)» вплоть до «отдельных характерных реплик в общении с Фредом МакМюрреем, которые перекликаются с её репликами в последующем фильме Хичкока».

Помимо упомянутых выше картин Новак сыграла в таких признанных драмах, как «Человек с золотой рукой» (1955), «Середина ночи» (1959) и «Бремя страстей человеческих» (1964) по роману Сомерсета Моэма.

К числу наиболее известных картин с участием Фреда МакМюррея, помимо «Двойной страховки» (1944), относятся военная драма «Бунт на «Кейне»» (1954) и сатирическая комедия «Квартира» (1960), а в 1960-75 годах он стал известен как исполнитель роли главы семейства в телевизионном ситкоме «Трое моих сыновей».

Оценка фильма критикой

Общая оценка фильма

Фильм в целом получил достаточно позитивные отклики критики. Сразу после выхода фильма газета «Нью-Йорк таймс» назвала фильм «скромной мелодрамой студии „Коламбиа“ и заслуживающей похвалы работой на протяжении половины своего времени». Газета отмечает «тихую игру МакМюррея и актёров второго плана при умной режиссуре Ричарда Куайна», и «историю, которая разворачивается с обманчивой медленностью, наращивая саспенс».

Джеймс Стеффен отмечает, что «„Лёгкая добыча“ является хорошим примером наслаждения, которое можно найти даже в казалось бы не самых значимых фильмах нуарового цикла конца 1940-х и начала 1950-х годов». По мнению Стеффена, «помимо памятного присутствия Ким Новак в своей первой главной роли, фильм отличает доброкачественная режиссура Ричарда Куайна; заслуживает внимания, в частности, то, насколько просто и эффективно поставлена сцена ограбления банка в начале картины». Стеффен выделяет также «атмосферическую, строгую операторскую работу Лестера Уайта», который «в полной мере использует то обстоятельство, что действие значительной части фильма происходит ночью»

Крейг Батлер считает, что «поклонники кино без сомнения будут спорить, следует ли „Лёгкую добычу“ классифицировать как фильм нуар или просто как саспенс-фильм, но к какой бы категории он не относился, этот оставшийся мало замеченным фильм заслуживает большей известности». Далее Батлер пишет: «Не то, что бы это выдающийся фильм, поскольку это не так — психологические характеристики развиты не достаточно, оставляя основных персонажей скорее кинотипажами, чем людьми из плоти и крови, темы фильма не исследованы достаточно глубоко, чтобы иметь резонанс, а в самом конце зрителям предлагается поменять своё мнение о главном женском персонаже, однако этот поворот просто-напросто не срабатывает». Тем не менее, по словам Батлера, «всё же фильм крайне увлекателен, искусно поставлен Ричардом Куайном, содержит необходимые атрибуты саспенса (и чудесно беспокойное ощущение вуайеризма), затрагивая много тем за свои 88 минут». Подводя итог, Батлер пишет, что «по сути фильм очень приличный, а временами довольно хороший».

Характеристика фильма

«Нью-Йорк таймс» выделяет в картине сцены, в которых «полиция бесстрастно следит за мисс Новак с помощью биноклей и магнитофонов». Стеффен также отмечает «удивительно откровенный психологический подтекст, связывающий полицейскую слежку и вуайеризм». Он пишет, что «не только главный герой подцепляет девушку гангстера, за которой шпионит из квартиры напротив, но и его партнёр — так называемый „хороший парень“ — делает то же самое с медсестрой, которая живёт в квартире, примыкающей к квартире Лоны МкЛейн». Стеффен считает, что «современные зрители могут увидеть в этом перекличку с „Окном во двор“ (1954) Альфреда Хичкока, но оба фильма были созданы и выпущены на экраны практически одновременно, и в основу „Лёгкой добычи“ положен рассказ с тем же мотивом слежения, так что многие параллели скорее всего являются чистым совпадением».

Характеризуя картину, Деннис Шварц пишет, что «Лёгкая добыча» охватывает давно знакомую сферу фильма нуар, хорошо показывая, как легко потерять контроль над своей жизнью человеку чувственному, одержимому и эмоционально слабому". Далее Шварц отмечает, что «если эта тема убийства ради денег и свободы звучит знакомо, то это потому, что у МакМюррея была роль такого же типа в более качественном фильме нуар „Двойная страховка“ лишь с небольшой вариацией этой темы в „Лёгкой добыче“. Здесь Новак является всего лишь объектом его страсти, но не манипулирует им, как в „Двойной страховке“. В какой-то момент она даже говорит ему забыть о деньгах». Характеризуя персонаж МакМюррея, Шварц пишет, что «в начале он кажется честным, уверенным в себе и умным офицером полиции, но это восприятие оказывается поверхностным, после того как он глубоко вязнет в сети преступлений и доходит до того, что совершает убийство, и даже не одно». Шварц полагает, что «на самом деле он немного придурок, не способный мыслить здраво. И когда он серьёзно влюбляется в роковую женщину, он думает, что деньги ему нужны, чтобы заполучить её, и что их взаимного влечения друг к другу не достаточно». Шварц отмечает далее, что «мучительно сладострастной любви» этой пары противопоставляется «невинная детская любовь, которая растёт между более молодым и более уравновешенным Риком и более здравомыслящей работающей женщиной Энн, эта любовь нарастает постепенно и в допустимых рамках. Их любовь вторична по отношению к выполнению ими долга и рассматривается как более безопасная, и, в конце концов, как более перспективная».

Сравнение с «Двойной страховкой»

По причине того, что Фред МакМюррей сыграл главную роль в таком заметном фильме нуар, как «Двойная страховка» (1944), критики часто сравнивали этот фильм с «Лёгкой добычей» (1954). «Нью-Йорк таймс», в частности, считает, что работа МакМюррея "в холодном шедевре под названием «Лёгкая добыча» является "мягким факсимиле его роли в «Двойной страховке». В обоих фильмах он «уважаемый гражданин, который внезапно убивает ради денег и знойной блондинки, после чего он и новичок Ким Новак бегут приблизительно тем же курсом и, естественно, в конце концов, наступает расплата».

Батлер также отмечает, что «приглашение на роль Фреда МакМюррея, к сожалению, приводит к неизбежным сравнениям с „Двойной страховкой“, но если тот более совершенный фильм оставить за скобками, „Лёгкая добыча“ предстанет более чем достойным развлечением». По словам Батлера, «МакМюррей не оставляет того незабываемого впечатления, как в „Страховке“, но он достаточно хорош; и хотя Ким Новак — это не Барбара Стэнвик, она тем не менее более чем удовлетворительна в роли роковой женщины, способной стать испытанием для морали почти любого мужчины». «Нью-Йорк таймс» пишет: «По контрасту с простодушной мисс Новак, которая столь покорно держится за фалды своего любовника, в „Двойной страховке“ Барбара Стэнвик предстаёт более сильной личностью и одной из самых подлых убийц в анналах экрана. Помимо чёткого как швейцарские часы построения фильма, „Двойная страховка“ позволяет себе иметь двух разочарованных преступников в смертельной боевой стойке».

Оценка актёрской игры

Оценивая игру МакМюррея, «Нью-Йорк таймс» пишет, что "нынешнее соло мистера МакМюррея достойно уважения, но оно робко и неброско, и мы по-прежнему слышим, как мисс Стэнвик напоминает ему сквозь стиснутые зубы: «Никогда не забывай, что мы в этом деле вместе — вплоть до самого конца».

Большое внимание критики уделили работе Ким Новак. Джеймс Стеффен считает, что «с высоты сегоднешнего дня, её игра смотрится лучше, чем можно было бы ожидать. Чувственность и ранимость делает её героиню более симпатичной, чем обычно предстают роковые женщины». Шварц полагает, что «Новак хорошо справляется с ролью бессердечной роковой женщины, у которой, как оказывается, есть сердце, но она слишком неопытна, чтобы помешать человеку, которого любит, от разрушения, потому что он становится всё более одержим деньгами, чем ей». Розенбаум выделяет в фильме «Новак в её первой крупной роли», продолжая, что «если вы, как и я, падки на её ранние работы, вы не можете себе позволить пропустить этот фильм».

«Нью-Йорк таймс» обращает также внимание на «хорошую игру Фила Кэри, Э. Г. Маршалла и Аллена Нурса» в качестве копов, острые чувства которых «захватывает намного больше, чем несложный случай поразительного безрассудства» главных героев.

Ссылки

• [www.imdb.com/title/tt0047377/ Лёгкая добыча] на сайте IMDB
• [www.allmovie.com/movie/v106924 Лёгкая добыча] на сайте Allmovie
• [www.tcm.com/tcmdb/title/27675/Pushover/ Лёгкая добыча] на сайте Turner Classic Movies
• [www.rottentomatoes.com/m/pushover/?search=Pushover Лёгкая добыча] на сайте Rotten Tomatoes
• [www.youtube.com/watch?v=jWFo-2XeN9M Лёгкая добыча] фильм в открытом доступе на сайте YouTube

Отрывок, характеризующий Лёгкая добыча

– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.