Лёгкие крейсера типа «Де Зевен Провинсен»
Лёгкие крейсера типа «Де Зевен Провинсен» — тип лёгких крейсеров голландского флота послевоенного периода. Всего построено 2 единицы: «Де Зевен Провинсен» (De Zeven Provincien), «Де Рёйтер» (De Ruyter). Заложены перед началом Второй мировой войны, достроены в послевоенные годы по существенно изменённому проекту.
Содержание
Конструкция
Вооружение
Универсальный главный калибр
Главным калибром крейсеров являются универсальные 152-миллиметровые 53-калиберные орудия 15.2 cm/53 (6") Model 1942 шведского производства, с автоматическим перезаряжанием. Разработанные фирмой «Бофорс», эти орудия имеют высокую скорострельность и могут использоваться для стрельбы как по надводным, так и по воздушным целям.
Орудия этого типа стреляют 45 килограммовым снарядом с начальной скоростью более 900 метров в секунду. Высокая скорость заряжания — от 10 до 15 выстрелов в минуту — обеспечивается механизированной подачей снарядов, обеспечивающей перезарядку при любом угле возвышения. Необычной деталью этих орудий — отличающей их от американских и британских аналогов — является то, что заряды и снаряды хранятся и подаются раздельно, но перед заряжанием, снаряд вжимается в гильзу гидравлическим прибойником и подается уже как унитарный. Подобное решение требует очень высокой точности обработки, но позволяет упростить процесс заряжания.
На крейсерах типа «Де Зевен Провинсен» установлены четыре спаренные орудийные установки главного калибра, по две в носу и в корме. Максимальная дальность (достигаемая при угле возвышения в 45 градусов) составляет 26000 метров. Потолок орудий по воздушным целям достигает (при угле возвышения 60 градусов) 15250 метров.
Зенитное вооружение
Зенитное вооружение крейсеров состояло из четырех спаренных 57-миллиметровых 60-калиберных установок «Бофорс», шведского производства. Эти орудия имели очень высокую скорострельность, обеспечивая темп стрельбы до 120 выстрелов в минуту на установку. Досягаемость по высоте составляла 5500 метров; установи эффективно дополняли тяжелые универсальные орудия, обеспечивая защиту от целей вблизи корабля.
На борту крейсера, установки «Бофорс» располагались ромбом. Одна была установлена в передней части носовой надстройки, стреляя поверх носовых башен главного калибра. Две располагались побортно в центре корпуса, между мачтами-трубами. Еще одна установка была расположена на кормовой надстройке, стреляя поверх кормовых башен главного калибра. Таким образом, можно было навести три спаренные автопушки в любую точку горизонта.
Дополнительно, на крейсерах были установлены восемь автоматических орудий «Бофорс» калибром 40 миллиметров и длиной ствола в 70 калибров. Эти орудия имели вспомогательное значение; по четыре орудия было установлено с каждого борта вдоль надстройки.
Бронирование
Силовая установка
Служба
«Де Зевен Провинсен» — заложен 19 мая 1939 г., спущен 22 августа 1950 г., вошёл в строй 17 января 1953 г. Приобретён Перу, вступил в состав их ВМС под названием «Агирре».
«Де Рёйтер» — заложен 5 сентября 1939 г., спущен 24 декабря 1944 г., вошёл в строй 18 ноября 1953 г. В 1973 г. был приобретён Перу, и вступил в состав их ВМС под названием «Альмиранте Грау».
Модернизации
В голландском флоте
В перуанском флоте
«Альмиранте Грау»
В ходе масштабной модернизации, проведенной в Нидерландах в 1985—1988 году, «Альмиранте Грау» был в значительной степени перевооружен и оснащен современным оборудованием и вооружением:
- Установлена БИУС SEWACO Foresee PE, производства «Signaal»
- Установлен радар обнаружения надводных целей DA-08, производства «Signaal»
- Установлен радар обнаружения воздушных целей LW-08, производства «Signaal»
- Установлен навигационный радар Decca 1226
- Смонтированы радары управления огнём STIR-24 (для орудий главного калибра) и WM-25 (для зенитной артиллерии)
- Установлены оптические директоры LIROD-8 для орудий главного калибра
- Установлена система радиоэлектронной разведки «Rapids», производства «Signaal»
- Установлена система радиоэлектронной борьбы CME «Scimitar»
- Смонтированы две пусковые установки дипольных отражателей Dagaie
- Демонтированы все четыре 57-мм «Бофорса»
- Демонтирован килевой сонар CWE-610
В ходе последующих работ, проводимых в Кальяо, крейсер получил дополнительное вооружение:
- Восемь пусковых установок противокорабельных ракет Otomat — расположенные по четыре с каждого борта у кормовой мачты-трубы
- Две спаренные зенитные установки DARDO, вооруженные 40-мм/70 автопушками «Бофорс» — по бокам передней надстройки.
За счет этих модернизаций, боевое значение крейсера существенно возросло; на определенное время, «Альмиранте Грау» стал сильнейшим надводным боевым кораблем в Южной Америке и до сих пор является значимой частью перуанского флота.
См. также
Напишите отзыв о статье "Лёгкие крейсера типа «Де Зевен Провинсен»"
Примечания
- ↑ Все данные на момент вступления в строй.
Литература
- Ненахов Ю. Ю. Энциклопедия крейсеров 1910—2005. — Минск, Харвест, 2007.
- Патянин С. В. Дашьян А. В. и др. Крейсера Второй мировой. Охотники и защитники — М.: Коллекция, Яуза, ЭКСМО, 2007.
- Conway’s All the World’s Fighting Ships, 1947—1995.- Annapolis, Maryland, U.S.A. : Naval Institute Press, 1996.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Лёгкие крейсера типа «Де Зевен Провинсен»
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
