Лёфевр де ла Бодри, Ги

Ги Лёфевр де ла Бодри

Ги Лёфевр да ла Бодри (фр. Guy Le Fèvre de La Boderie; 9 августа 1541, имение Ла Бодри, Сент-Онорин-ла-Шардонн, Нижняя Нормандия — 10 июня 1598, там же) — французский поэт-герметик, филолог, переводчик.

Биография

Сын Жака Лёфевра, сеньора Ла Бодри. Учился еврейскому и сирийскому языкам у Гийома Постеля. Участвовал в работе над Антверпенской полиглоттой. Тяжело переболел во Фландрии, был на грани смерти. Выздоровев и вернувшись во Францию, служил секретарём и переводчиком у герцога Алансонского. Был близок к Ронсару и другим поэтам Плеяды.

Творчество

Автор мистической поэзии, насыщенной духом и символикой христианской каббалы. Переводил с сирийского на латынь, с латыни, испанского, итальянского на французский, среди его светских переводов — сочинения Цицерона, Хуана Андреса, Херонимо Муньоса, Франческо Джорджо Венето, Пико делла Мирандолы, Марсилио Фичино, Якопо Саннадзаро.

Прижизненные издания

• Encyclie des secrets de l'éternité, поэма (1571)
• La Galliade, ou de la révolution des arts et sciences, поэма (1578)
• Hymnes ecclésiastiques, cantiques spirituels et autres meslanges poétiques (1578)
• Diverses meslanges poétiques (1582)

Литература

• Nève F. Guy Le Fèvre de La Boderie, orientaliste et poète, l’un des collaborateurs de la Polyglotte d’Anvers. — Brux.: A. Decq, 1862.
• Secret F. L'ésotérisme de Guy Le Fèvre de La Boderie. — Genève: Droz, 1969.
• Roudaut F. Le point centrique: contribution à l'étude de Guy Le Fèvre de la Boderie. — P.: Klincksieck, 1992.

Отрывок, характеризующий Лёфевр де ла Бодри, Ги

Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.