Пэрн, Лембит Абрамович

Лембит Абрамович Пэрн
Дата рождения	21 июня 1903(1903-06-21)
Место рождения	село Эсто-Хагинское, Медвеженский уезд, Ставропольская губерния (ныне Яшалта)
Дата смерти	27 марта 1974(1974-03-27) (70 лет)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя СССР СССР
Годы службы	1922—1965
Звание
Командовал	8-й Эстонский стрелковый корпус, Наркомат обороны ЭССР, Военный комиссариат ЭССР
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	Старший научный сотрудник НИИ

Ле́мбит Абра́мович Пэрн (эст. Lembit Pärn; 21 июня 1903, Эсто-Хагинское, Медвеженский уезд, Ставропольская губерния, Российская империя — 27 марта 1974, Москва, РСФСР, СССР) — советский военачальник, командир 8-го Эстонского стрелкового корпуса, кандидат военных наук (7 декабря 1939), генерал-лейтенант (15 сентября 1943), почётный гражданин городов Таллина и Великие Луки (8 мая 1965).

Биография

Родился 21 июня 1903 года в эстонском селе Эсто-Хагинское Медвеженского уезда Ставропольской губернии (теперь село Яшалта, административный центр Яшалтинского района Калмыкии) в крестьянской семье. Отец, А́брам Юриевич, в возрасте шестнадцати лет вместе со своим отцом, бобылём из баронского имения Вохнья (эст. Vohnja) Ракверского уезда Эстляндской губернии (теперь деревня Вохнья в волости Кадрина уезда Ляэне-Вирумаа в Эстонии), переселился в Сибирь. Мать, Мария Юриевна, была домохозяйкой.

В 1914 году окончил трехлетнюю сельскую школу.

В 1915 году поступил сразу во второй класс Воронцово-Николаевской прогимназии, в этом же году переехал в Ставрополь, где работал у владельца пивного бара (за то, что снимал у него жилье) и одновременно учился в мужской гимназии. После закрытия гимназии в 1918 году вернулся в село Эсто-Хагинское, где помогал родителям в сельском хозяйстве, работал продавцом в сельском потребительском обществе.

В сентябре 1919 года стал учителем двухклассной школы в селе Романовка (находилась в 10 верстах от Эсто-Хагинского), потом работал инструктором по ликвидации неграмотности среди взрослого населения.

В 1920 году избран секретарём волостного революционного комитета. В 1921 году вступил в партию. В том же году был назначен заместителем начальника особого отряда, сформированного в уезде для борьбы с «зелёными». Неоднократно те покушались на самого Лембита, угрожали расправой с семьей. В марте 1924 года был убит брат Карл Пэрн.

В марте 1922 года уездным комитетом партии был направлен в 3-ю объединённую Интернациональную военную школу. В школе был командиром отделения, секретарём партийной ячейки. В январе 1924 года в составе делегации Петроградского военного округа ездил на похороны В. И. Ленина, несколько раз стоял в Почётном карауле.

В сентябре 1924 года окончил школу, затем по приказу Реввоенсовета СССР был направлен в город Рыбинск в состав Московского военного округа. Служил сначала командиром взвода 53-го полка 85-й стрелковой дивизии. После учёбы в полковой школе переведён в штаб полка и назначен адъютантом, через год по совместительству назначен комендантом Рыбинска. В 53-м стрелковом полку служил до мая 1931 года, был командиром взвода, затем — роты, заместителем начальника штаба полка. В 1926 году избран секретарём ротной партийной ячейки.

В 1928 году сдал экзамены за среднюю школу. В августе 1931 года поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе, получив общий балл на вступительных экзаменах — 4,46. Хорошо работал на стажировке в войсках, написал несколько статей по военным вопросам для газеты «Красная Звезды» и журнала «Военный зарубежник». В апреле 1934 года окончил академию, усвоив академический курс на «отлично» (4,68).

После окончания академии два года служил начальником инженерной службы дивизии, заместителем начальника штаба 85-й Челябинской ордена Ленина стрелковой дивизии, в 1935 году избран депутатом Челябинского горсовета. Принял участие в строительстве ЧТЗ, за что был награждён орденом «Знак Почёта».

В 1936 году находился на крупных всеармейских манёврах в Приволжье, которые проводились под руководством наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова. Майор Пэрн был включён в состава штаба руководства учением, участвовал в разработке и осуществлении плана манёвров, а также в обобщении итоговых материалов.

В 1937 году был зачислен слушателем в Академию Генерального штаба Красной Армии. Приказом от 20 февраля 1938 года ему было присвоено звание полковника. После окончания академии в 1938 году был оставлен в ней старшим преподавателем на кафедре тактики высших соединений. В том же году получил звание доцента. В 1939 году успешно защитил диссертацию на тему форсирования водных преград, за что ему первому из эстонцев была присуждена ученая степень кандидата военных наук.

После присоединения Эстонии к СССР в августе 1940 года назначен на должность заместителя начальника штаба 8-й армии в Таллине. По заданию Народного комиссара обороны был председателем комиссии по приёму делопроизводства высших военных органов бывшей Эстонской Республики. После выполнения задания назначен на должность начальника штаба 2-го особого корпуса в Даугавпилсе (Западный особый военный округ), а в марте 1941 года штаб корпуса передислоцировался в город Минск Белорусской ССР.

Великая Отечественная война

С 10 августа 1941 года находился на Брянском фронте в должности начальника штаба 50-й армии, созданной на базе 2-го стрелкового корпуса. Армия вела тогда тяжёлую борьбу с врагом на Московском направлении, с боями вышла из окружения и до декабря участвовала в обороне Тулы, отражая атаки 2-й танковой армии Вермахта, которая стремилась овладеть городом и нанести удар по Москве с юго-востока. Врага остановили всего в четырёх километрах от Тулы.

Во время оборонительных боёв под Тулой 17 сентября 1941 года Лембит Пэрн был ранен осколком снаряда, но остался в строю. 7 октября ему было присвоено звание генерал-майора, а 31 августа за успешное руководство боевыми действиями на Западном и Брянском фронтах награждлен орденом Красного Знамени.

Во время контрнаступления советских войск под Москвой в декабре 1941 и январе 1942 года Пэрн был руководителем оперативной группы Генерального штаба, помогая организовывать управление и снабжение в оперативных объединениях левого крыла Западного фронта.

18 января 1942 года был назначен начальником штаба 59-й армии Волховского фронта. В трудных условиях местности и погоды до 16 апреля руководил обороной штаба армии в ходе боевых действий, имевших целью облегчить положение окружённого Ленинграда. 27 марта получил третье по счету ранение и провёл некоторое время в госпитале.

28 апреля 1942 года Пэрн был вызван в Генеральный штаб и направлен в распоряжение ЦК Компартии Эстонии. В соответствии с решением партии и правительства началось формирование эстонских национальных соединений Красной Армии. В мае и июне генерал-майор Пэрн в Уральском военном округе командовал 249-й, а затем 7-й Эстонскими стрелковыми дивизиями. В августе дивизии передислоцировались в Московский военный округ, где 25 августа 1942 года был сформирован 8-й Эстонский стрелковый корпус. Его командиром стал Лембит Пэрн.

8-й Эстонский стрелковый корпус, которым он командовал до окончания войны, находился в действующей армии в составе Калининского, Ленинградского и 2-го Прибалтийского фронтов в разное время 916 дней. В непосредственном соприкосновении с противником соединения и отдельные части корпуса за это время находились в течение 344 дней. Корпус вёл наступательные бои в течение 123 дней, из них в боях под Великими Луками — 37 дней, в боях за освобождение Эстонии — 69 дней и в боях в Курляндии — 17 дней.

15 сентября 1943 года Совнарком СССР присвоил Лембиту Пэрну звание генерал-лейтенанта.

Части и соединения корпуса участвовали в освобождении девяти городов: Великих Лук, Невеля, Новосокольников, Нарвы, Калласте, Муствеэ, Таллина, Хаапсалу, Курессааре, пяти портов: Рохукюла, Виртсу, Куйвасту, Роомасааре и Кихельконна. Всего корпусом освобождено до 4100 населенных пунктов.

Одна дивизия, шесть полков и один дивизион корпуса стали орденоносными. Пять раз в честь частей корпуса салютовала Москва. Корпус получил почётное наименование «Таллинский», Величайшим признанием заслуг корпуса был приказ наркома обороны СССР от 28 июня 1945 года о переименовании его в 41-й гвардейский Эстонский Таллинский стрелковый корпус.

За время войны Пэрн был пять раз упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего

После войны

После окончания войны продолжал командовать корпусом.

29 июня 1945 года занял пост наркома обороны Эстонской ССР (с 1947 года — Министр Вооруженных Сил ЭССР) и военного комиссара республики (с августа 1947 года).

В июне 1948 года был послан в Москву на Высшие академические курсы при Военной академии Генерального штаба имени К. Е. Ворошилова, которые окончил в мае 1949 года. Ещё до окончания учёбы в марте 1949 года назначен старшим преподавателем этой академии. В январе 1955 года переведён на должность старшего преподавателя кафедры стратегии, с сентября 1953 года — кафедры стратегии и оперативного искусства. С февраля 1958 года являлся старшим преподавателем кафедры оперативного искусства. За период работы в академии написал более 20 крупных научных трудов — военное-теоретические работы в области форсирования водных преград, перегруппировки войск и организации работы высших штабов.

Вышел в отставку 1 января 1965 года. С июня 1965 по 1971 год — старший научный сотрудник одного из институтов военных наук. Написал книгу мемуаров «В вихре военных лет» (на эстонском и русском языках).

Скончался 27 марта 1974 года в Москве, где похоронен на Новодевичьем кладбище.

Награды

• Орден Ленина (30 апреля 1947 года);
• 3 ордена Красного Знамени (Указами Президиума Верховного Совета СССР: от 31 августа 1941 года, за самоотверженные действия в ходе боев на рубеже реки Березина и при отходе за Днепр; от 3 ноября 1944 года; от 20 апреля 1953 года);
• Орден Кутузова 1-й степени (Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 октября 1944 года, за умелое руководство войсками при освобождении материковой части Эстонии);
• Орден Суворова 2-й степени (29 июня 1945, за освобождение острова Сааремаа);
• Орден Красной Звезды (28 октября 1967 года);
• Орден «Знак Почёта» (Постановлением Президиума ЦИК СССР от 16 августа 1936, за большой личный вклад в строительство Челябинского тракторного завода).
• Медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Являлся почётным гражданином городов Таллина и Великие Луки (присвоено решением Великолукского городского Совета депутатов от 8 мая 1965 года).

Ссылки

• [www.velikieluki.ru/doska/index2.php?per_year=1965 Почётные граждане города Великие Луки]
• [yashalta.narod.ru/history_06.htm История Яшалты]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь / Под общей редакцией В. П. Горемыкина. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 149—150. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9950-0457-8.

Отрывок, характеризующий Пэрн, Лембит Абрамович

Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.