Андреев, Леонид Николаевич

Леонид Николаевич Андреев
Псевдонимы:	James Lynch, Л.— ев
Дата рождения:	9 (21) августа 1871(1871-08-21)
Место рождения:	Орёл
Дата смерти:	12 сентября 1919(1919-09-12) (48 лет)
Место смерти:	Нейвола, волость Уусикиркко, Выборгская губерния, Финляндия
Гражданство:	Российская империя
Род деятельности:	прозаик
Направление:	Экспрессионизм
Жанр:	Многие произведения относятся к жанру фантастики и ужасов
Язык произведений:	русский
[az.lib.ru/a/andreew_l_n/ Произведения на сайте Lib.ru]

Запрос «Андреев, Леонид» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Леони́д Никола́евич Андре́ев (9 [21] августа 1871, Орёл, Российская Империя — 12 сентября 1919, Нейвола, Финляндия) — русский писатель. Представитель Серебряного века русской литературы. Считается родоначальником русского экспрессионизма.

Биография

Детство

Родился в Орле в семье землемера-таксатора Николая Ивановича Андреева (1847—1889) и Анастасии Николаевны Андреевой (урожд. Пацковской) (ум. 1920) — дочери польского помещика. Уже в детстве проявлял интерес к чтению. Учился в орловской классической гимназии (1882—1891). Увлекался творчеством Шопенгауэра и Гартмана.

Юность

Юношеская впечатлительность и развитое воображение несколько раз побуждали его на безрассудные поступки: в возрасте 17 лет решил испытать силу воли и лёг между рельсов перед приближающимся паровозом, но остался невредим.

Окончив гимназию, Андреев поступил на юридический факультет Петербургского университета; после смерти отца материальное положение его семьи ухудшилось, а сам Андреев начал злоупотреблять алкоголем. Одно время Андрееву приходилось даже голодать. В Петербурге пробовал писать свои первые рассказы, однако из редакции, как Андреев вспоминает в своих мемуарах, их вернули со смехом. Отчисленный за неуплату, он поступил на юридический факультет Московского университета. В Москве, по словам самого Андреева: «материально жилось лучше: помогали товарищи и комитет». В 1894 году, после любовной неудачи, Андреев пытался покончить жизнь самоубийством. Последствием неудачного выстрела было церковное покаяние и порок сердца, который и вызвал впоследствии смерть писателя. После этого случая Леонид Андреев опять был вынужден бедствовать: теперь ему необходимо было кормить мать, своих сестёр и братьев, перебравшихся в Москву. Перебивался случайными заработками, преподаванием и рисованием портретов на заказ. В политической деятельности не участвовал.

В 1897 году успешно сдал выпускные экзамены в университете, что открыло ему дорогу в адвокатуру, которой он занимался вплоть до 1902 года. В том же году начинает свою журналистскую деятельность в газетах «Московский вестник» и «Курьер». Свои фельетоны он подписывал псевдонимом James Lynch. В 1898 году в «Курьере» был напечатан его первый рассказ: «Баргамот и Гараська». По словам Андреева, рассказ был подражанием Диккенсу, однако молодого автора заметил Максим Горький, который и пригласил Андреева в книгоиздательное товарищество «Знание», объединяющее многих молодых писателей.

Первая русская революция и довоенные годы

Настоящая слава пришла к Андрееву после издания в 1901 году его рассказа «Жили-были» в журнале «Жизнь».

В 1902 году Андреев женится на А. М. Велигорской — внучатой племяннице Тараса Шевченко. За несколько дней до свадьбы Андреев подарил невесте первый сборник своих рассказов, написав в нём:

«Пустынею и кабаком была моя жизнь, и был я одинок, и в самом себе не имел я друга. Были дни, светлые и пустые, как чужой праздник, и были ночи, темные, жуткие, и по ночам я думал о жизни и смерти, и боялся жизни и смерти, и не знал, чего больше хотел - жизни или смерти. Безгранично велик был мир, и я был один - больное тоскующее сердце, мутящийся ум и злая, бессильная воля. <…> И я сжимался от ужаса жизни, одинокий среди ночи и людей, и в самом себе не имея друга. Печальна была моя жизнь, и страшно мне было жить. Я всегда любил солнце, но свет его страшен для одиноких, как свет фонаря над бездною. Чем ярче фонарь, тем глубже пропасть, и ужасно было мое одиночество перед ярким солнцем. <…> Уже близка была моя смерть. И я знаю, знаю всем дрожащим от воспоминаний телом, что та рука, которая водит сейчас пером, была бы в могиле - если бы не пришла твоя любовь, которой я так долго ждал, о которой так много, много мечтал и так горько плакал в своем безысходном одиночестве...».

— Андреев Вадим. Детство, с. 156-159

В том же году становится редактором «Курьера», вынужден был дать полиции подписку о невыезде из-за своей связи с революционно настроенным студенчеством. Благодаря помощи Максима Горького большим тиражом был выпущен первый том его сочинений. В эти годы обозначилась направленность творчества и его литературная манера.

В 1905 году приветствовал Первую русскую революцию; укрывал у себя дома скрывавшихся членов РСДРП, 10 февраля был посажен в Таганскую тюрьму за то, что накануне на его квартире прошло тайное собрание ЦК (25 февраля выпущен под залог, внесённый Саввой Морозовым). В этом же году он напишет рассказ «Губернатор», ставший откликом на убийство 17 февраля эсером И. Каляевым московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича.

В 1906 году писатель вынужден уехать в Германию, где у него рождается второй сын, Даниил, который впоследствии станет писателем (его перу принадлежит трактат «Роза Мира»). В декабре того же года от послеродовой горячки умирает его жена (похоронена в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря).

Андреев уезжает на Капри (Италия), где живёт у Горького (с декабря 1906 — до весны 1907 года). После начала реакции в 1907 году — Андреев разочаровывается в самой революции. Он отходит от революционно настроенного писательского окружения Горького.

В 1908 году Андреев женится на Анне Ильиничне Денисевич (Карницкой) и переезжает в собственный дом в Ваммельсу. На вилле «Аванс» (название было выбрано из-за того, что дом был построен на аванс от издателя) Леонид Андреев пишет свои первые драматические произведения.

С 1909 года активно сотрудничает с модернистскими альманахами издательства «Шиповник». Из заметки в «Московской газете», 1912 год: «Леонид Андреев отправляется на днях в путешествие по Африке. Путешествие продолжится около двух месяцев. Талантливый писатель чувствует себя здоровым и бодрым и занят теперь изучением разных путеводителей и книг об Африке».

Первая мировая война, революция 1917 года и смерть писателя

Начало Первой мировой войны Леонид Андреев встретил с воодушевлением:

«Победить Германию необходимо — это вопрос жизни и смерти не только для России — величайшего славянского государства, все возможности которого впереди, но и для европейских государств. <…> Разгром Германии будет разгромом Всеевропейской реакции и началом нового цикла европейских революций».

— Интервью газете «Нью-Йорк Таймс», сентябрь 1914 года

Во время войны Андреев публикует драму о военных событиях в Бельгии («Король, закон и свобода»). В 1914 году драма была экранизирована Акционерным обществом А. Ханжонкова. Впрочем, произведения писателя в то время посвящены, в основном, не войне, а мещанскому быту, теме «маленького человека».

После Февральской революции 1917 года входил в редакционный Совет реакционной газеты «Русская воля».

Октябрьскую революцию не принял. После отделения Финляндии от России оказался в эмиграции. Последние сочинения писателя проникнуты пессимизмом и ненавистью к большевистской власти («Дневник сатаны», «SOS»).

12 сентября 1919 года Леонид Андреев скоропостижно скончался от порока сердца в местечке Мустамяки, на даче у своего друга — врача и литератора Ф. Н. Фальковского. Был похоронен в Мариоках. В 1956 году перезахоронен в Ленинграде на Литераторских мостках на Волковом кладбище.

С 1956 года его избранные произведения часто переиздавались в СССР. В 1991 году в Орле, на родине писателя, открылся Дом-Музей Леонида Андреева.

Творчество, основные идеи

Первые произведения Леонида Андреева, во многом под воздействием бедственных условий, в которых тогда находился писатель, проникнуты критическим анализом современного мира («Баргамот и Гараська», «Город»). Однако ещё в раннем периоде творчества писателя проявились его основные мотивы: крайний скептицизм, неверие в человеческий разум («Стена», «Жизнь Василия Фивейского»), возникает увлечение спиритуализмом и религией («Иуда Искариот»). Рассказы «Губернатор», «Иван Иванович» и пьеса «К звёздам» отражают симпатию писателя к революции. Однако после начала реакции 1907 г. Леонид Андреев отказался от всяких революционных взглядов, считая, что бунт масс может привести лишь к большим жертвам и большим страданиям (см. «Рассказ о семи повешенных»). В своём рассказе «Красный смех» Андреев нарисовал картину ужасов современной войны (реакция на Русско-японскую войну). Недовольство его героев окружающим миром и порядками неизменно выливается в пассивность или анархический бунт. Предсмертные сочинения писателя проникнуты депрессией, идеей о торжестве иррациональных сил. В частности, в неоконченном романе «Дневник Сатаны» Андреев проводит идею, что современный человек стал злее и хитрее самого дьявола. Бедный Сатана у Андреева был облапошен людьми, которых он встретил в Риме, и оказался слабым неудачником.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Несмотря на патетический настрой произведений, литературный язык Андреева, напористый и экспрессивный, с подчёркнутым символизмом, встречал широкий отклик в художественной и интеллигентской среде дореволюционной России. Положительные отзывы об Андрееве оставили Максим Горький, Рерих, Репин, Блок, Чехов и многие другие. Произведения Андреева отличает резкость контрастов, неожиданные повороты сюжета, в сочетании со схематической простотой слога. Леонид Андреев признан ярким писателем Серебряного века русской литературы.

Произведения

Рассказы

1892 — В холоде и золоте 1898 — Баргамот и Гараська 1898 — Из жизни штабс-капитана Каблукова 1898 — Защита 1898 — Что видела галка 1898 — Алёша-дурачок 1899 — Ангелочек 1899 — Друг 1899 — Большой шлем 1899 — У окна 1899 — Петька на даче 1899 — В Сабурове 1899 — Молодёжь 1899 — Памятник 1900 — Молчание 1900 — Рассказ о Сергее Петровиче 1900 — В тёмную даль 1900 — Мельком 1900 — Валя 1900 — На реке 1900 — Первый гонорар

1900 — Праздник 1900 — Прекрасна жизнь для воскресших 1901 — Ложь 1901 — Жили-были 1901 — Бездна 1901 — Буяниха 1901 — Кусака 1901 — Случай 1901 — Стена 1901 — Иностранец 1901 — В подвале 1901 — В поезде 1901 — Гостинец 1901 — Книга 1901 — Набат 1901 — Смех 1902 — В тумане 1902 — Город 1902 — Предстояла кража 1902 — Мысль 1902 — Весной 1902 — Оригинальный человек 1903 — Весенние обещания 1903 — На станции 1904 — Вор

1904 — Нет прощения 1904 — Призраки 1905 — Губернатор 1905 — Христиане 1905 — Марсельеза 1905 — Бен-Товит 1905 — Так было 1906 — Елеазар 1907 — Из рассказа, который никогда не будет окончен 1907 — Тьма 1908 — Иван Иванович 1908 — Великан 1908 — Проклятие зверя 1908 — Мои записки 1909 — Сын человеческий 1910 — Рассказ змеи о том, как у неё появились ядовитые зубы 1910 — День гнева 1910 — Неосторожность 1911 — Правила добра 1911 — Ипатов 1911 — Покой 1911 — Смерть Гулливера 1911 — Цветок под ногою 1913 — Земля 1913 — Он (Рассказ неизвестного)

1913 — Полёт 1913 — Возврат 1913 — Негодяй 1913 — Орешек 1913 — Фальшивый рубль и добрый дядя 1913 — Храбрый волк 1914 — Герман и Марта 1914 — Воскресение всех мёртвых 1914 — Конец Джона-Проповедника 1914 — Три ночи (Сон) 1914 — Чёрт на свадьбе 1915 — Ослы 1915 — Мои анекдоты 1915 — Рогоносцы 1916 — Два письма 1916 — Жертва 1916 — Чемоданов 1916 — Таракашка

Пьесы

• 1906 — К звёздам
• 1907 — Жизнь человека
• 1907 — Савва
• 1908 — Царь Голод
• 1908 — Чёрные маски
• 1909 — Анатэма
• 1909 — Дни нашей жизни
• 1910 — Анфиса
• 1910 — Gaudeamus
• 1911 — Океан
• 1912 — Екатерина Ивановна
• 1912 — Профессор Сторицын
• 1913 — Прекрасные сабинянки
• 1913 — Не убий
• 1914 — Мысль
• 1914 — Самсон в оковах
• 1915 — Тот, кто получает пощёчины
• 1915 — Реквием
• 1917 — Милые призраки
• 1922 — Собачий вальс

Романы и повести

• 1903 — Жизнь Василия Фивейского
• 1904 — Красный смех
• 1907 — Иуда Искариот
• 1908 — Мои записки
• 1908 — Рассказ о семи повышенных
• 1911 — Сашка Жегулёв
• 1916 — Иго войны
• 1919 — Дневник Сатаны

Дети

• Вадим Леонидович (1902—1976) — поэт, обществ. деятель.
• Даниил Леонидович (1906—1959) — поэт, прозаик, философ-мистик.
• Савва Леонидович (1909—1970) — художник, артист балета.
• Вера Леонидовна (1910—1986) — прозаик, мемуарист.
• Валентин Леонидович (1912—1988) — художник, хореограф, литератор, переводчик.

Адрес в Орле

• 1871−1891 годы — родовой дом семьи Андреевых — 2-я Пушкарная ул., 41;

Адреса в Санкт-Петербурге — Петрограде

• 1907−1908 годы — доходный дом К. Х. Гельдаля, Каменноостровский проспект, 13.
• после 1907 — загородная дача «Белая ночь» (вилла «Аванс») в деревне Ваммелсу, на берегу Ваммельйоки (Чёрной речки). Построена по проекту архитектора Андрея Оля по собственным эскизам писателя, в 1924 году была продана на снос вместе с участком земли.
• 1914−1917 годы — доходный дом К. И. Розенштейна, Большой проспект Петроградской стороны, 75.
• до 1918 — дом в посёлке Вохнала.

Экранизации произведений

• 1912 — Анфиса (Андреев был также автором сценария фильма)
• 1914 — Дни нашей жизни
• 1915 — Екатерина Ивановна
• 1916 — Мысль
• 1916 — Тот, кто получает пощечины (Российская Империя)
• 1919 — Савва
• 1920 — Рассказ о семи повешенных (фильм не сохранился)
• 1921 — Голод
• 1924 — Тот, кто получает пощёчины (США)
• 1928 — Белый орёл (по повести «Губернатор»)
• 1968 — Баллада о семи повешенных
• 1987 — Христиане
• 1988 — Любовь к ближнему (по рассказам «Монумент» и «Любовь к ближнему»)
• 1988 — В одной знакомой улице… (по рассказу «Иван Иванович»)
• 1989 — Зверь ликующий (короткометражный, по мотивам рассказа «Бездна»)
• 1990 — Очищение
• 1991 — Ночь грешников (по рассказу «Тьма») (тж. под названием «Высшая истина бомбиста Алексея»)
• 1991 — Пустыня (по рассказам «Иуда Искариот» и «Елеазар») (СССР)
• 1997 — Ах, зачем эта ночь… (Россия, США)
• 2008 — Ангелочек (Россия)
• 2009 — Бездна (Россия)
• 2009 — Бездна (Россия, короткометражный)
• 2013 — Иуда (Россия, полнометражный, по повести «Иуда Искариот»)

Память

• 21 августа 1991 года, в день 120-летнего юбилея Леонида Андреева, в доме № 41 по 2-й Пушкарной улице в Орле открылся музей писателя.
• Имя Леонида Андреева носит улица в Калининграде.
• Имя Леонида Андреева носит улица в Орле.
• Филиал №5 централизованной библиотечной системы города Орла носит имя Леонида Андреева.
• В городе Орле установлен памятник Леониду Андрееву.
• В 2014 году в Москве был учреждён Московский Театр им. Леонида Андреева.
• Мемориальная доска на доме в Петербурге, где жил Леонид Андреев в 1907—1908 годах, установлена в 2003 году ( Каменноостровский пр., 13 / Дивенская ул., 2 )

Издания

• Леонид Андреев. Полное собрание сочинений., тт. I—VIII. СПб, изд. А. Ф. Маркса, 1913.
• Леонид Андреев. Повести и рассказы в двух томах. — М., ИХЛ, 1971. (Т.1: 1898—1906 гг. — 688 с. Т.2: 1907—1919 гг. — 432 с.), 50 000 экз.
• Андреев Л. Н. Драматические произведения. В 2-х томах / Сост., автор вступ. ст. и примеч. Ю. Н. Чирва. — Л.: Искусство, 1989. (Т. 1.: К звездам, Савва, Жизнь человека, Царь Голод, Анатэма, Океан; Т. 2.: Дни нашей жизни, Екатерина Ивановна, Каинова печать, Мысль, Самсон в оковах, Собачий вальс, Тот, кто получает пощечины, Реквием)
• Андреев Л. Н. Собрание сочинений: В 6 т. — М.: Книжный клуб Книговек, 2012.
• Андреев Л. Н. [teatr-lib.ru/Library/Andreev/T_6/ Статьи о литературе и искусстве] // Собрание сочинений: В 6 т. М.: Художественная литература, 1996. Т. 6. / Сост. и подгот. текста В. А. Александровой и В. Н. Чувакова, коммент. Ю. Н. Чирвы и В. Н. Чувакова. С. 389—714.
• Андреев Л. Н. Иуда Искариот и другие / Илл. А. Зыкиной. — СПб.: Вита Нова, 2009. — 592 с. — ISBN 978-5-93898-216-1.

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
• Нечаенко Д. А. Речевой самописец интеллигентской смуты» («чёрный ящик» снов Леонида Андреева) // История литературных сновидений XIX—XX веков: Фольклорные, мифологические и библейские архетипы в литературных сновидениях XIX-начала XX вв. — М. : Университетская книга, 2011. — С. 732—743. — ISBN 978-5-91304-151-7.</span>
• Рерих Н. К. [lib.roerich-museum.ru/node/586 Леонид Андреев] // Художники жизни. — М. : Международный Центр Рерихов, 1993. — 88 с.</span>
• Корней Чуковский [www.chukfamily.ru/Kornei/Critica/critica_new.php?id=53 О Леониде Андрееве]
• Лев Троцкий [www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl478.htm О Леониде Андрееве]
• Молодые годы Леонида Андреева / Николай Николаевич Фатов; [предисл. и подгот. текста О. В. Вологиной]. — Орёл: Изд. Александр Воробьёв: Дом-Музей Леонида Андреева, 2010. — 271 c. (переиздание [dlib.rsl.ru/viewer/01005406224#?page=1 книги 1924 г.]). ISBN 978-5-91468-059-3
• Леонид Андреев. Далёкие. Близкие. Сборник: [к 140-летию со дня рождения Л. Н. Андреева / составитель, авт. вступ. ст. и коммент. И. Г. Андреева] Москва: Минувшее, 2011. — 476 с. — ISBN 978-5-902073-86-4
• Леонид Андреев: материалы и исследования: [Сборник] / Рос. акад. наук. Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького; [Ред. В. А. Келдыш, М. В. Козьменко] — М.: Наследие, 2000. — 415 с. — ISBN 5-9208-0006-2
• Леонид Андреев и традиции русского реализма / В. Беззубов. — Таллин: Ээсти раамат, 1984. — 335 с.
• Сумерки русской литературы: Максим Горький. Леонид Андреев. Чириков. Юшкевич : Очерки / Бэн (Б. Назаревский). — Москва: т-во скоропечатни А. А. Левенсон, 1912. — 103 с.
• Патологическое творчество: (Леонид Андреев) / Д-р Ткачёв Т. Я. — Харьков: тип. «Мирный труд», 1913. — 32 с.
• О смысле жизни: Фёдор Сологуб, Леонид Андреев, Лев Шестов / Иванов-Разумник. — Санкт-Петербург: тип. М. М. Стасюлевича, 1908. — 312 с.
• Жизнь Леонида Андреева, рассказанная им самим и его современниками / Людмила Кен, Леонид Рогов. — Санкт-Петербург: Изд.-полиграфическая компания «КОСТА», 2010. — 432 с.
• Андреев В. Л. Детство. — М.: Советский писатель, 1966. — 276 с.

Ссылки

• Андреев, Леонид Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.leonidandreev.ru/ Леонид Андреев]
• [az.lib.ru/a/andreew_l_n/ Андреев, Леонид Николаевич] в библиотеке Максима Мошкова

Отрывок, характеризующий Андреев, Леонид Николаевич

– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
– В такую минуту? – укоризненно сказал Пьер.
– В такую минуту, – повторил князь Андрей, – для них это только такая минута, в которую можно подкопаться под врага и получить лишний крестик или ленточку. Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, и факт в том, что эти двести тысяч дерутся, и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!
– Вот, ваше сиятельство, правда, правда истинная, – проговорил Тимохин. – Что себя жалеть теперь! Солдаты в моем батальоне, поверите ли, не стали водку, пить: не такой день, говорят. – Все помолчали.
Офицеры поднялись. Князь Андрей вышел с ними за сарай, отдавая последние приказания адъютанту. Когда офицеры ушли, Пьер подошел к князю Андрею и только что хотел начать разговор, как по дороге недалеко от сарая застучали копыта трех лошадей, и, взглянув по этому направлению, князь Андрей узнал Вольцогена с Клаузевицем, сопутствуемых казаком. Они близко проехали, продолжая разговаривать, и Пьер с Андреем невольно услыхали следующие фразы:
– Der Krieg muss im Raum verlegt werden. Der Ansicht kann ich nicht genug Preis geben, [Война должна быть перенесена в пространство. Это воззрение я не могу достаточно восхвалить (нем.) ] – говорил один.
– O ja, – сказал другой голос, – da der Zweck ist nur den Feind zu schwachen, so kann man gewiss nicht den Verlust der Privatpersonen in Achtung nehmen. [О да, так как цель состоит в том, чтобы ослабить неприятеля, то нельзя принимать во внимание потери частных лиц (нем.) ]
– O ja, [О да (нем.) ] – подтвердил первый голос.
– Да, im Raum verlegen, [перенести в пространство (нем.) ] – повторил, злобно фыркая носом, князь Андрей, когда они проехали. – Im Raum то [В пространстве (нем.) ] у меня остался отец, и сын, и сестра в Лысых Горах. Ему это все равно. Вот оно то, что я тебе говорил, – эти господа немцы завтра не выиграют сражение, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что одно только и нужно на завтра, – то, что есть в Тимохине. Они всю Европу отдали ему и приехали нас учить – славные учители! – опять взвизгнул его голос.
– Так вы думаете, что завтрашнее сражение будет выиграно? – сказал Пьер.