MA-1

MA-1 (англ. MA-1 bomber/flight jacket) — лётная куртка, созданная для пилотов ВВС США. Первая нейлоновая куртка была разработана в 1944 году, её назвали пилотной курткой B-15 (MIL-J-6251), она имела воротник из стриженой овчины, трикотажные манжеты рукавов и предназначалась для пилотов высотных бомбардировщиков ВВС США. После нескольких лет выпуск B-15 был прекращен, и начато производство MA-1. Её производство было продиктовано изменением конструкции самолётов, увеличением скорости и высоты полёта, как следствие ужесточения погодных условий в кабине самолёта. Новые требования заключались в сохранении тепла тела пилота при температурах от -18° до +15° по Цельсию.

История и описание

Первая куртка MA-1 была выпущена в конце 1949 года. Условия её применения были расширены уже для пилотов военно-морского флота и лётных экипажей Военно-воздушных сил Соединенных Штатов. Небольшое количество было также выпущено для лётного состава армии. Куртка MA-1 сначала появилась вне США в очень небольших количествах в начале 1960-х годов, вероятно на чёрном рынке и при продажах правительственных излишков в Европе.

MA-1 была сконструирована Военно-воздушными силами для того чтобы стать промежуточной (облегченной) лётной курткой для круглогодичного использования. Это было выполнено путём изготовления MA-1 из высококачественного нейлона и полиэфира. Конструкция «легкого» нейлона позволила пилоту при теплой погоде носить расстёгнутую куртку и быть удобной; по входе в самолёт, пилот имел возможность быстро её застегнуть и быть подготовленным к холодным условиям, с которыми можно столкнуться в полёте.

У куртки MA-1 перестали использовать меховой воротник из стриженой овчины и заменили трикотажным воротником. Это было сделано, потому что воротник из меха мешал использованию парашюта, надевавшегося на пилотов. В более поздних моделях (J-8279D, около 1960 г.), куртка MA-1 стала двухсторонней, была добавлена яркая подкладка цвета Индийский Оранжевый. Если происходило аварийное приземление, и пилоту удавалось спастись, он мог надеть куртку оранжевой стороной наружу, подавая, таким образом, отчётливо видимый оптический сигнал команде спасателей. Некоторые модели были снабжены пояснительным текстом на языках азиатского региона в котором говорилось, что владелец куртки не говорит на местном языке, он американский лётчик и просит его сопроводить в американское посольство.

MA-1 и её родоначальница, B-15, изначально производились в 2 цветах: Шалфейный зелёный (Sage Green) и «полуночный» синий (Midnight Blue). Синий цвет первоначально использовался в войсках, но вскоре был заменен на шалфейный зелёный. Во время войны в Корее, (1950—1953) пилотная одежда была очень разнообразна от множества периодов и цветов. Вскоре был окончательно принят зелёный цвет, потому что он легко маскировал пилотов с окружающей средой на земле. Современные куртки MA-1 выпускаются как в классических, так и в новых цветовых решениях. Чёрный, красный, голубой, серебряный, серый, жёлтый и другие.

По мере того как куртка MA-1 не только хорошо держит тепло, но и очень удобна, она стала очень популярна в урбанистических пространствах холодной европейской зимы, и зимы в Австралии. В Америке носят более длинные шерстяные пальто, выполненные в стиле одежды трудовых слоёв общества в Европе и Австралии горячо приняли куртку MA-1 как удобную, недорогую и теплую форму одежды. Однако, популярную и известную в Европе как лётную куртку, известную так же как «бомбер», носят в Америке, на среднем, северном и южном Западе в зимние месяцы.

Куртку MA-1 производят несколько компаний: Alpha Industries из Теннеси, Propper International Inc., Mil Tec и другие.

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий MA-1

– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.