Московские высшие женские курсы

Московские высшие женские курсы (МВЖК)

Московские высшие женские курсы (МВЖК) — высшее учебное заведение для женщин в России. Существовало с 1872 по 1918 год (с перерывом в 1888—1900), после чего было переименовано во 2-й МГУ.

Исторические сведения

Первый период (1872—1888)

В мае 1872 года министр народного просвещения граф Д. А. Толстой дал согласие на открытие в Москве высших женских курсов как частного учебного заведения и утвердил «Положение о курсах».

1 ноября 1872 года на Волхонке в здании Первой мужской гимназии состоялось торжественное открытие Московских высших женских курсов (курсы профессора В. И. Герье).

Первоначально обучение было рассчитано на 2 года, а с 1879 года по новому Уставу — 3 года. Московские курсы имели историко-филологическую направленность, основными предметами считались русская и всеобщая история, русская и всемирная литература, история цивилизации и история искусств. Первоначально входившие в число обязательных предметов — физика, астрономия, математика, гигиена — с 1879 года были сокращены. Занятия были платными: 30 рублей в год за весь курс для студенток и 10 рублей в год за отдельный предмет для вольноопределяемых. В общем объёме поступавших финансовых средств плата за обучение составляла более 75%; часть средств составляли добровольные пожертвования; с 1875 по 1882 год Московская купеческая управа выделяла по 500 рублей в год на 10 стипендий.

Курсы работали в помещении на Волхонке в 1872—1873 годах, затем, в 1873—1876 годах, — в помещении Музея прикладных знаний на Пречистенке (д. 32) и в 1877—1888 годах — в здании, специально выстроенном для Политехнического музея.

Число слушательниц на курсах было по тем временам довольно высоким: в первый год по открытии курсов доходило до 70, затем до 1878 года оно колебалось между 103—107, а с 1879 года количество слушательниц, постепенно возросло в 1884 году до 213, в 1884—1885 учебном году — до 256.

В 1881 году была введена новая гуманитарная дисциплина — история философии.

Лекции на курсах читали известные профессора Московского университета (в Уставе было специально оговорено, что в качестве преподавателей будут приглашаться преимущественно профессора университета). Среди первых преподавателей были: профессор Ф. А. Бредихин (физика, астрономия), профессор А. Н. Веселовский (русская литература), профессор П. Г. Виноградов (история средних веков), профессор В. О. Ключевский (русская история), ректор Московского университета, профессор В. С. Соловьёв и Л. М. Лопатин (история философии), В. И. Герье (история), профессор Н. И. Стороженко (всеобщая литература), профессор Н. С. Тихонравов (древняя русская литература), Ф. И. Буслаев (история искусств). С 1877 года историю русского языка и древнерусскую литературу преподавал В. Ф. Миллер. Позже политэкономию преподавал А. И. Чупров, а физику — А. Г. Столетов; историю зарубежной литературы — профессор А. А. Шахов.

В попечительный комитет курсов входили (Е. К. Станкевич (в девичестве — Бодиско (1824—1904), жена А. В. Станкевича), К. Т. Солдатенков, Е. И. Герье.

За 16 лет курсы выдали 41 диплом, которые давали право на преподавание в высших классах женских гимназий, и 322 студентки сдали выпускные экзамены, что давало право преподавания в младших классах гимназий.

В 1882—1885 годах на курсах училась Мария Павловна Чехова и после окончания их 18 лет была преподавательницей истории и географии в частной московской женской гимназии Л. Ф. Ржевской.

Выпускницей Высших женских курсов была Зинаида Иванова (Н. Мирович), писательница.

В 1886 году Министерством народного просвещения был воспрещен приём на курсы, в 1888 году они закрылись.

Слабоумные люди, заправлявшие в 80-х годах, полагали, что одержали большой успех над революцией, запретив приём девиц на Высшие женские курсы. Но десять лет спустя сами убедились в своей ошибке и стали думать о восстановлении курсов.

— В. И. Герье. ОР РГБ. Ф. 70. К. 32. Д. 3. Л. 9 об. — 10

Второй период (1900—1918)

Новые курсы уже не были частным заведением, получая часть средств от Министерства народного просвещения.

Срок обучения в 1900 году увеличился до четырёх лет. На вновь открытых курсах было два отделения — историко-философское и физико-математическое. Позже историко-философское отделение стало именоваться историко-филологическим, а место отделений заняли факультеты. В дополнение к двум имевшимся, в 1906 году был открыт медицинский факультет (ныне Российский национальный исследовательский медицинский университет имени Н. И. Пирогова), что сделало структуру курсов близкой к структуре классического университета (до революции университеты в России состояли, как правило, из четырех факультетов: историко-филологического, физико-математического, медицинского и юридического).

До 1905 года директором курсов снова был В. И. Герье. В 1905 году, в отсутствие находившегося за границей В. И. Герье, директором был избран В. И. Вернадский. Но в связи с тем, что Вернадский одновременно стал помощником ректора Московского университета, он так и не приступил к исполнению своих обязанностей и в том же году на новых выборах директором курсов был избран С. А. Чаплыгин.

На курсах преподавали выдающиеся учёные — В. И. Вернадский (со своим учеником В. В. Карандеевым), С. А. Чаплыгин, С. С. Намёткин, Н. Д. Зелинский, А. А. Эйхенвальд, Б. К. Млодзиевский, А. Н. Реформатский, И. А. Ильин, А. В. Цингер, Б. А. Кистяковский и др. Одной из первых женщин-профессоров стала выпускница курсов О. Н. Цубербиллер (автор многократно переиздававшегося учебника по аналитической геометрии).

С 1910 года профессор Н. Д. Виноградов стал читать курс истории педагогических учений.

В 1905 году Московская городская управа приняла решение о бесплатном предоставлении курсам земельного участка на Девичьем поле; 3 июня 1907 года состоялась закладка зданий учебных корпусов (архитектор C. У. Соловьёв) на земельном участке по Малой Царицынской (ныне Малая Пироговская) улице; в 1908 году открываются корпуса физико-химического факультета и анатомического театра (архитектор А. Н. Соколов), а в 1913 году — Аудиторный корпус МВЖК (ныне главный корпус МПГУ).

1911 год стал этапным в жизни Московских высших женских курсов. В связи с разразившимся конфликтом между Московским университетом и министром народного просвещения Л. А. Кассо, Московский университет покинула большая группа преподавателей, большинство из которых приступили к работе на МВЖК. В целом к 1912 году на курсах работало 227 профессоров, преподавателей, лекторов и ассистентов, более трети которых имели учёные степени доктора или магистра, в том числе: бывший ректор Московского университета А. А. Мануйлов, астроном П. К. Штернберг, математик Н. А. Извольский, биологи М. А. Мензбир и Н. К. Кольцов, физиологи М. Н. Шатерников и Л. С. Минор, философы Л. М. Лопатин, П. И. Новгородцев, историки М. К. Любавский, Ю. В. Готье, И. В. Цветаев, А. А. Кизеветтер, социолог В. М. Хвостов, биолог Л. А. Тарасевич, А. В. Кубицкий.

В 1913 году была приобретена для курсов зоологическая коллекция А. Ф. Котса, которая положила начало Дарвиновскому музею.

В 1915—1916 учебном году Московским высшим женским курсам было предоставлено право проведения выпускных экзаменов и выдачи дипломов о высшем образовании. К 1918 году курсы насчитывали 8,3 тысячи учащихся и по численности уступали только МГУ.

За период 1900—1913 годы число курсисток увеличилось с 223 до 7155 человек. МВЖК стали одним из крупнейших вузов Российской империи.

В этот период закончила курсы Вера Степановна Нечаева, в будущем, известная исследовательница творчества Ф. М. Достоевского, автор самой полной научной биографии В. Г. Белинского. В 1907—1914 годах на курсах училась Белла Розенфельд, первая жена Марка Шагала.

В сентябре 1918 года МВЖК были преобразованы во 2-й Московский государственный университет.

См. также

• Второй Московский государственный университет
• Московский педагогический государственный университет
• Высшие женские курсы
• Московский государственный университет тонких химических технологий имени М. В. Ломоносова

Литература

• Цыганков Д.А. В. И. Герье и Московский университет его эпохи. — М.: ПСТГУ, 2008. — 256 с. — 1000 экз. — ISBN 978-5-7429-0347-5.
• Эвенчик С. Л. Высшие женские курсы в Москве // Опыт подготовки педагогических кадров в дореволюционной России и в СССР. — М., 1972.
• [rl-online.ru/articles/4-02/215.html Московскому педагогическому государственному университету — 130 лет] // Развитие личности. — 2002. — № 4. — С. 223—234.

Ссылки

• [encspb.ru/object/2804011750 Бестужевские курсы в Петербурге оспаривают право называться первым женским вузом России]

Отрывок, характеризующий Московские высшие женские курсы

«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.