МЛБ в сезоне 1967

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

МЛБ в сезоне 1967 — стал очередным сезоном, проводимым Главной лигой бейсбола. Победителем Мировой серии стала команда «Сент-Луис Кардиналс».





Регулярный сезон

В = Побед; П = Поражения; Н = Ничьи; П% = Процент выигранных матчей; ОН = Очков набрано; ОП = Очков пропущено

Национальная лига

# Команда В П Н П% ОН ОП
1 Сент-Луис Кардиналс (Детали) 101 60 0 62.73 695 557
2 Сан-Франциско Джайентс (Детали) 91 71 0 56.17 652 551
3 Чикаго Кабс (Детали) 87 74 1 53.70 702 624
4 Цинциннати Редс (Детали) 87 75 0 53.70 604 563
5 Филадельфия Филлис (Детали) 82 80 0 50.62 612 581
6 Питтсбург Пайрэтс (Детали) 81 81 1 49.69 679 693
7 Атланта Бравс (Детали) 77 85 0 47.53 631 640
8 Лос-Анджелес Доджерс (Детали) 73 89 0 45.06 519 595
9 Хьюстон Астрос (Детали) 69 93 0 42.59 626 742
10 Нью-Йорк Метс (Детали) 61 101 0 37.65 498 672

Американская лига

# Команда В П Н П% ОН ОП
1 Бостон Ред Сокс (Детали) 92 70 0 56.79 722 614
2 Детройт Тайгерс (Детали) 91 71 1 55.83 683 587
3 Миннесота Твинс (Детали) 91 71 2 55.49 671 590
4 Чикаго Уайт Сокс (Детали) 89 73 0 54.94 531 491
5 Калифорния Энджелс (Детали) 84 77 0 52.17 567 587
6 Балтимор Ориолс (Детали) 76 85 0 47.20 654 592
7 Вашингтон Сенаторз (Детали) 76 85 0 47.20 550 637
8 Кливленд Индианс (Детали) 75 87 0 46.30 559 613
9 Нью-Йорк Янкиз (Детали) 72 90 1 44.17 522 621
10 Канзас-Сити Атлетикс (Детали) 62 99 0 38.51 533 660

Мировая серия

Мировая серия 1967: Сент-Луис КардиналсБостон Ред Сокс 4-3

Напишите отзыв о статье "МЛБ в сезоне 1967"

Ссылки

  • [mlb.mlb.com Официальный сайт МЛБ]


Отрывок, характеризующий МЛБ в сезоне 1967

Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.