МТП-3

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Машина технической помощи МТП-3 с развернутой кран-стрелой
МТП-3
Классификация

Машина технической помощи

Боевая масса, т

32

Экипаж, чел.

6

История
Производитель

Годы производства

с 1973

Годы эксплуатации

с 1973

Основные операторы

Размеры
Длина корпуса, мм

6695

Ширина корпуса, мм

3275

Высота, мм

2490

База, мм

3840

Колея, мм

2640

Клиренс, мм

425

Бронирование
Лоб корпуса, мм/град.

100

Лоб корпуса (низ), мм/град.

80 / 55°

Борт корпуса, мм/град.

85 / 0°

Корма корпуса, мм/град.

45

Корма корпуса (верх), мм/град.

45 / 60°

Корма корпуса (середина), мм/град.

45 / 17°

Корма корпуса (низ), мм/град.

30 / 70°

Днище, мм

20

Крыша корпуса, мм

20

Лоб рубки, мм/град.

100 / 51°

Борт рубки, мм/град.

80 / 26°

Крыша рубки, мм/град.

20

Вооружение
Пулемёты

1 х 7,62-мм РПК

Подвижность
Тип двигателя
или
Мощность двигателя, л. с.

520

Скорость по шоссе, км/ч

30…35

Скорость по пересечённой местности, км/ч

20

Запас хода по шоссе, км

550

Запас хода по пересечённой местности, км

380

Преодолеваемый подъём, град.

30

Преодолеваемая стенка, м

0,8

Преодолеваемый ров, м

2,7

Преодолеваемый брод, м

1,4

МТП-3 (от Машина Технической Помощи) — советская машина технической помощи. Создана на базе САУ СУ-122-54.





Описание конструкции

Основным предназначением машины являлось материально-техническое обеспечение танковых батальонов, на вооружении которых имелись средние танки Т-54, Т-55, Т-62, а также основные боевые танки Т-64[1].

Машина была создана в результате переоборудования САУ СУ-122-54. Боевое отделение по сравнению с базовой машиной было изменено. Было установлено специальное оборудование, позволявшее буксировать неисправные и повреждённые танки, или для выполнения грузоподъёмных работ. Броневая защита экипажа была сохранена на уровне базовой машины. Вместо пушки на месте амбразуры приварен стальной лист[1].

Буксирование танков могло осуществляться либо на жёсткой сцепке, либо с помощью специального такелажного оборудования. По грунтовой дороге скорость буксировки танка на тросах составляла до 6—10 км/ч, а при жёсткой сцепке — 9—12 км/ч[1].

Двигатель и трансмиссия

В качестве силовой установки в машине мог использоваться либо дизельный двигатель В-54 с генератором Г-731, заимствованный с базовой машины. Также мог устанавливаться дизельный двигатель В-55 с генератором Г-5[1].

Напишите отзыв о статье "МТП-3"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [vadimvswar.narod.ru/ALL_OUT/TiVOut0809/T54/T54056.htm Танк Т-54 и машины на его базе]

Литература

  • М. Павлов, И. Павлов. Выпуск 1. СРЕДНИЙ ТАНК Т-54 И МАШИНЫ НА ЕГО БАЗЕ // [vadimvswar.narod.ru/ALL_OUT/TiVOut0809/T54/T54001.htm Бронетанковая серия].
  • М. В. Павлов, И. В. Павлов. Отечественные бронированные машины 1945—1965 гг. // Техника и вооружение: вчера, сегодня, завтра. — Москва: Техинформ, 2009. — № 8. — С. 56.

Отрывок, характеризующий МТП-3

Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.