Маади-Буто

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Маади-Буто
Додинастический Египет

Хлопушка — музыкальный инструмент из Маади
(кость гиппопотама, Лувр).
Географический регион

Нижний Египет

Локализация

дельта Нила (АРЕ)

Датировка

ок. 4000—3400 гг. до н. э.

Носители

протосемиты ? протоегиптяне ?

Исследователи

М. Амер, О. Менгин, д-р Ризкан, В. Г. Чайлд

Преемственность:
Меримде
Эль-Омари
Файюм А
Накада II
Накада III

Маади-Буто культура (Маади культура) — археологическая культура энеолита, следы которой обнаружены в ряде мест Нижнего Египта, существовала в додинастический период, предположительно около 4000—3400 гг. до н. э. Названа по месту раскопок одного из древних поселений в каирском пригороде Маади, а также древнему городу Буто, где были найдены родственные археологические памятники. Соответствовала по времени верхеегипетской культуре Накада — фазам с I по IIс/d, и вероятно, могла быть преемницей носителей культур Меримде, Эль-Омари и Файюм А. Постепенно сменилась культурой Накада II (герзейской) и окончательно вытеснена Накадой III (семайнийской).





Общее описание

Тура
Аль-Матария (Гелиополь)
Телль эль-Фара’ин (Буто)
Маади
Места находок поселений культуры Маади-Буто.

Культура Маади-Буто была распространена по всей дельте Нила, вряд ли представляя собой единое политическое образование. Также найдены некоторые антропологические различия среди её представителей. Охватывая Нижний Египет, Маади-Буто находилась на пересечении множества торговых путей и здесь велась активная меновая торговля. Предметы ввоза — базальт, для изготовления каменных сосудов (из Файюма или Аравийской пустыни), медь (из Синая), керамика (из Палестины, Верхнего Египта), раковины (с побережья Средиземного моря), также, возможно, часть товаров была предметами транзитной торговли. Люди этой культуры помимо присваивающей формы хозяйствования — охоты, рыболовства и собирательства, осваивали и производящие формы — мотыжное земледелие, разведение мясных пород скота[1]:125,126. Сами носители культуры вероятнее всего были близки населению Палестины (сходство с культурой Беер-Шевы), и могли относиться к семитским племенам, либо здесь проживали значительные колонии жителей Палестины. Помимо поселений найденных на территориях Маади и Буто (Телль эль-Фара’ин), к культуре Маади-Буто могут относиться обнаруженные следы деятельности людей этого периода в Абусир эль-Мелек, Миншат абу-Омар, Телль Ибрагим Авад, Телль эль-Фарха. Исследователь В. Г. Чайлд (1956) называет близкими к этой культуре ещё и находки поселений и могильников в Гелиополе (Аль-Матария) и Туре[1]:124 [2]. Небольшое число артефактов этой культуры связано как с малоизученностью дельты Нила, так и с тем, что они могут находиться на большой глубине, часто ниже уровня грунтовых вод.

Поселение в Маади

Собственно древнее поселение в южном пригороде Каира — Маади, первыми изучили в начале 30-х годов XX века египетский археолог М. Амер и австрийский учёный О. Менгин[3]. В 1932 году они опубликовали данные своих исследований, а в 1950 году, на III Международном конгрессе доисторических и протоисторических наук в Цюрихе, был прочитан доклад, на основании этих изысканий[1]:124.

Располагалось древнее поселение на террасе, возвышающейся над поймой Нила, между двумя вади — Дигла и Тих. На склоне, спускающемся к пойме, обнаружен могильник. Маадийцы помимо охоты, рыболовства и собирательства занимались мотыжным земледелием и разводили мясные породы скота, важное место занимало свиноводство[1]:125. Найдены кости домашних и диких животных, рыб, раковины, изделия из кости, а также бусы и гребни. Прядением изготавливались ткани — найдены пряслица от веретён. Помимо поселения раскопаны два кладбища, где жители хоронили своих покойных, кроме умерших детей, которых закапывали на территории поселения. Захоронения — неглубокие овальные ямы, трупоположение обычно головой на юг и на правом боку.

Жилища

Люди в поселении строили жилища разного типа — самыми простыми были овальной или подковообразной формы лёгкие хижины. Более просторные рылись в земле, на глубину от двух до трёх метров, и представляли собой продолговатые помещения, иногда близкие в плане к прямоугольнику. Стены в ямах-жилищах обычно завешивались циновками, и в единственном, стены облицованы камнями чередующимся с сырцовым кирпичом. Найдены толстые столбы вдоль одной из стен, вероятно, они поддерживали односкатную крышу, ещё одно из обнаруженных помещений было увеличено в длину за счёт низкой пристройки, туннелем уходившей в грунт. Также на территории поселения использовались различные хозяйственные ямы, включая ямы для зерна[1]:124,125.

Орудия

Орудия местных жителей сильно отличались от используемых в культуре Эль-Омари или в герзейской (Накада II). Здесь обнаружены несколько тысяч кремневых изделий, наиболее типичные — веерообразные скребки из слоистого кремня, и только два случайных артефакта (наконечники стрел) изготовлены с применением техники двухсторонней обработки. Каменные топоры в поселении отсутствуют, из медных орудий найдены только топор (или тесло) и несколько шильев. Однако находка одной незаконченной отливки из меди подтверждает, что на территории Маади занимались обработкой этого металла. Из оружия обнаружены дисковидные булавы[1]:125. Исследователь В. Г. Чайлд (1956), сам побывавший на месте раскопок, а также ссылающийся на М. Амера, О. Менгина и д-ра Ризкана, сообщает о зубьях для серпов, изготовляемых из кремневых ножевидных пластин, однако Д. Б. Прусаков, ссылаясь на Шеера (1988), Шмидта (1993) и того-же Ризкана, говорит об отсутствии признаков использования в повседневном быту серпа[1]:125 [4].

Сосуды и посуда

Керамические. Технологии, применяемые при ручной лепки керамики в Маади похожи на используемые в культуре Эль-Омари — поверхность сосудов снаружи покрывалась облицовкой и иногда полировалась. Керамика в основном изготовлялась из глины с примесью соломы, предпочтение отдавалось чёрному цвету. Типичны были большие сосуды для хранения пищи и горшки шаровидной или яйцевидной формы с отогнутыми краями. Их основания обычно представляют собой невысокие, расширяющиеся книзу поддоны, реже встречаются круглодонные и остродонные изделия. Найдена небольшая часть сосудов с прямыми шейками, одной-двумя ручками и черепки с нарезным «елочным» орнаментом — в этих артефактах прослеживается связь с подобными в Палестине или Сирии. Также найдены два черепка крашеной посуды, которые имеют сходство с раннепалестинской и герзейской (Накада II) керамикой.[1]:125,126.
Каменные. Исследователями найдено в Маади много чаш из базальта, который, возможно, сюда завозили из Аравийской пустыни или Файюма. Форма этих сосудов — приземистые кубки или яйцевидные чаши, подобные им были найдены в захоронениях амратской культуры (Накада I) и в руинах одного из храмов Урука (Шумер) позднеурукского периода (фаза Джемдет-Насра). Обнаруженные здесь сосуды другой формы — конические с широкими плоскими краями, имеют аналоги в Ливии — находки в Мерса-Матрух. Вероятно, ещё одним местным производством было изготовление ваз из кальцита[1]:126.

Поселение в Телль эль-Фара’ин

До появления здесь династического города Пер-Уаджит (др.-греч. Буто), на месте современного Телль эль-Фара’ин существовало три древних центра: город Пе (транслит. егип. P), Деп (транслит. егип. Dp) и храмовый комплекс. Возможно они восходят к носителям культуры Маади-Буто, но достоверно известно, только то, что после исчезновения следов этой культуры, центры Телль эль-Фара’ина остались существовать под властью носителей культуры Накада. Поселения располагались на нильских островах, так называемых сейчас «гезирах» (от араб. — остров). В конце 80-х годов Немецкий археологический институт начал изучать древние слои Телль эль-Фара’ина и к началу 1988 г. исследователи установили непрерывную стратиграфию из 11 культурных слоев (общая высота 5,5 м), датируемых периодом от эпохи Накада II. В 1988—1989 гг. благодаря установке насосов на этой территории стало возможным проведение раскопок ниже уровня грунтовых вод, что позволило изучить промежуточные уровни между додинастической культурой Верхнего Египта (Накада) и культурными слоями Нижнего Египта (Маади-Буто)[5].

Гипотезы

  • Отсутствуют находки каменных топоров в поселении Маади, но обнаруженные здесь качественно обтёсанные с концов деревянные столбы, согласно В. Г. Чайлду, позволяют предположить, что на смену каменным пришли клиновидные медные топоры[1]:125.
  • По В. Г. Чайлду, несколько найденных в Маади кувшинов со скобообразными ручками свидетельствуют о том, что применяемая здесь своеобразная форма ручек послужила образцом для палестинских и герзейских (Накада II) кувшинов с волнистыми ручками[1]:126.
  • Отсутствии признаков использования серпа в культуре Маади-Буто приводится Д. Б. Прусаковым как один из доводов в пользу того, что данные об организованной производственной деятельности протоегиптян преувеличены[4].

Напишите отзыв о статье "Маади-Буто"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Чайлд В. Г. Древнейший Восток в свете новых раскопок. — 1956.
  2. В. Г. Чайлд ссылается на описание археологических находок в Гелиополе по Debono. Chronique d’Egypte, 1950, 233—236; в Туре по Junker. Turah, Denkschr. d. k. Akad. in Wien, phil. — hist. Kl., LVI, 1912, 2ff; а также ср. Schmidt, Festschrift. 873—879.
  3. [bse.sci-lib.com/article072213.html Маади] // БСЭ. — 1969-78.
  4. 1 2 Прусаков Д. Б. О причине «позднего» перехода к неолиту и производящему хозяйству в Египте. — С. 95.
  5. T. Von der Way. Tell el-Fara’in/Buto in 1987—1989 // The Nile Delta in transition: 4th-3rd millenium BC. Tel-Aviv, 1992. P. 1-10.

Литература

  • Крол А. А. Культура Буто-Маади // Египет первых фараонов. — М.: «Изд-во Рудомино», 2005. — С. 137-139. — 213 с. — 1500 экз. — ISBN 5-7380-0210-5.
  • Чайлд В. Г. Азиаты и Африканцы на Ниле // Древнейший Восток в свете новых раскопок. — М.: «Издательство иностранной литературы», 1956. — С. 124-128. — 382 с.
  • Amer M., Menghin О. The Excavations of the Egyptian University at Maadi, Egyptian University Faculty of Arts, Publication, 19, 1932.
  • Jürgen Seeher. Maadi — eine prädynastische Kulturgruppe zwischen Oberägypten und Palästina. Praehistorische Zeitschrift 65 (1990). 123—156.
  • Jürgen Seeher. Ma’adi and Wadi Digla. in: Encyclopedia of the Archaeology of Ancient Egypt. Compiled and edited by Kathryn A. Bard. London/New York 1999, 455—458.
  • Menghin О., Amer M. The excavations of the Egyptian University in the neolithic Site at Maadi (First preliminary report). — Cairo, 1932.
  • Menghin О., Amer M. The excavations of the Egyptian University in the neolithic Site at Maadi (Second preliminary report). — Cairo, 1936.
  • Werner Kaiser. Zur Südausdehnung der vorgeschichtlichen Deltakulturen und zur frühen Entwicklung in Oberägypten. MDAIK 41 (1985). 61-87.
  • Werner Kaiser. Vier vorgeschichtliche Gefäß von Haraga. MDAIK 43 (1987). 121—122.
  • Rizkana I., Seeher J. Maadi II: The Lithic Industries of the Predynastic Settlement. Mainz am Rhein: Philipp von Zabern. 1988.

Ссылки

  • [bse.sci-lib.com/article072213.html Маади]. БСЭ. [www.webcitation.org/67erRYHls Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
  • [sopdet.org.ua/dod.htm Додинастический Египет]. Древний Египет и современность. [www.webcitation.org/67erSeIVo Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
  • [www.digitalegypt.ucl.ac.uk/neolithic/maadi.html Maadi]. Digital Egypt for Universities. [www.webcitation.org/67erTD1TH Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
  • [www.kilidavid.com/Ancient_Civ/Pages/Ancient_Egypt.htm Ancient Egypt]. kilidavid.com. [www.webcitation.org/67erTdyfg Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
  • [www.predynastic.co.uk/html/early_predynastic.html#Maadian Early Predynastic]. Prehistoric and Predynastic Egypt. [www.webcitation.org/67erU5eb3 Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Маади-Буто

Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.