Маалула
| Город
Маалула
араб. معلولا, Ma‘lūlā, арам. ܡܥܠܐ
|
Маалула (Маалюля, Маалюла, араб. معلولا, Maʕlūla, арам. ܡܥܠܐ maʕlā) — небольшой город в Сирии, жители которого являются христианами и мусульманами, до сих пор говорящими на одном из арамейских языков. Находится примерно в 55 километрах к северо-востоку от Дамаска, столицы Сирии. Расположена на южном склоне одноимённого хребта.
Согласно В. Арнольду зимой население деревни не превышает одной тысячи человек, зато в летний период оно может увеличиваться до пяти тысяч человек, так как многие выходцы из Маалулы постоянно проживают в крупных городах Сирии и Ливана (в частности в Дамаске и Бейруте) и проводят в родном городе лишь летние месяцы[1].
Население и язык
Разговорным языком большинства жителей Маалулы является маалульское наречие западного новоарамейского языка. Близкие наречия того же языка распространены в соседних деревнях Баха (Сарха) и Джуббадин, жители которых являются мусульманами. На близком языке также разговаривал Иисус Христос.
Около двух третей населения Маалулы составляют христиане (примерно поровну православные и греко-католики), около одной трети — мусульмане. Христианское богослужение в церквях ведётся на арамейском, греческом и арабском языках.
Изначально местные жители были язычниками, но обратились в христианство за шесть столетий до прихода арабов, еще во времена древних римлян.
Монастыри
Название переводится с арамейского языка как «высокое место». В Маалуле можно посетить женский монастырь Святой Феклы Равноапостольной (ученица Апостола Павла), с жизнью которой легенда связывает это поселение. В монастыре находится пещера с небольшой часовней византийского периода, в котором, как гласит местное предание, и похоронена сама святая. В сентябре и декабре 2013 года Маалуля захватывалась боевиками. Во время декабрьского захвата в монастыре святой Феклы был устроен погром и захвачены в заложники 13 монахинь и 3 послушницы вместе с игуменьей Пелагией (Сайяф).[2]
Монахини пробыли в плену у боевиков около 100 дней и при посредничестве ливанских спецслужб были обменены на родственников боевиков (преимущественно женщин). 9 марта 2014 года большое количество журналистов прибыло на сирийско-ливанскую границу для того, чтобы запечатлеть возвращение монахинь в Сирию. Ожидание, в итоге, продлилось около 11 часов, так как боевики до последнего пытались сорвать акцию по обмену заложниц[3]
На горе над деревней находится ещё одна достопримечательность — монастырь святых Сергия и Вакха. Во время сентябрьского захвата боевиками церковь святых мучеников Сергия и Вакха была повреждена, иконы похищены или уничтожены, а монахини нашли приют в монастыре Святой Равноапостольной Феклы.[4]
В январе 2014 года СМИ сообщили, что радикальная группировка «Джебхат-ан-Нусра» способствовала осквернению всех без исключения христианских святынь городка[5].
После освобождения
14 апреля 2014 года Маалюля была освобождена от боевиков сирийской регулярной армией.[6] Все жилые дома оказались разграблены, в большинстве домов были устроены поджоги. Со всех христианских храмов городка были сняты кресты. Во многих храмах отсутствовали колокола. Разграблена и уничтожена церковная утварь. Украдена находившаяся в монастыре св. Феклы статуя, изображавшая Иисуса (работа российского скульптора Рукавишникова). Практически уничтожен возвышавшийся над городом отель сети «Сафир», из которого армия была вынуждена выбивать снайперов боевиков.
Хотя с апреля 2014 года в Мааюле нет боевиков, из-за разрушений местные жители в большинстве не спешат возвращаться, сообщает на сайте Православие и мир Надежда Кеворкова, которая отмечает, что факт захвата Маалюли боевиками и бои за неё нередко считают элементом «некой большой религиозной войны мусульман против христиан», однако полагает такое толкование неправомерным[7]:
Всё же на Востоке идея религиозной войны не популярна и воспринимается как исключительно западная парадигма.
По её оценкам, «повреждения, разорения и пожар стали следствием перестрелок армии и повстанцев, а не показателем антихристианской ненависти боевиков», а кресты, как и всё прочее, пострадали «от боевых действий с обеих сторон, а не от религиозного фанатизма», указывая, что кресты сохранились в тех местах, куда не била артиллерия[7].
Галерея
- Maalula(js) 1.jpg
Вид
- Malloula 01.jpg
Панорама
- Маалюля соженные боевиками храмы.jpg
Вид храма в монастыре св. Феклы после освобождения поселка от боевиков
См. также
Напишите отзыв о статье "Маалула"
Примечания
- ↑ Коган Л. Е., Лёзов С. В. Маалулы язык // Языки мира: Семитские языки I. М.: 2009.
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/66366.htm Сирийские боевики захватили монахинь в Маалюле], Православие.Ру, 3 декабря 2013 г.
- ↑ [www.anhar.ru/osvobozhdenie-sirijjskikh-monakhin-iz-4-mesyachnogo-plena-reportazh-v-detalyakh/ Освобождение сирийских монахинь из 4-месячного плена], Анхар.Ру, 11 марта 2014 г.
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/64478.htm Боевики разрушили церковь св. мч. Сергия и Вакха в Маалюле], Православие.Ру, 29 сентября 2013 г.
- ↑ [www.pravoslavie.ru/news/67474.htm Все святыни Маалюли уничтожены или осквернены / Православие. Ru]
- ↑ [www.tourprom.ru/news/24654/ В Сирии освободили от боевиков одну из главных достопримечательностей — городок Маалюлю. Турпром.Ру, 14 апреля 2014 г.]
- ↑ 1 2 Надежда Кеворкова. [www.pravmir.ru/maalyulya/ Маалюля] // Православие и мир, 21 октября 2015 г.
Отрывок, характеризующий Маалула
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
