Де Фриз, Маартен Герритсен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Маартен Герритсен де Фриз»)
Перейти к: навигация, поиск
Маартен Герритсен Де Фриз
Maarten Gerritszoon de Vries
Род деятельности:

мореплаватель

Место смерти:

Тихий океан, недалеко от Манилы

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Маартен Герритсен Де Фриз (нидерл. Maarten Gerritszoon de Vries; 15 мая 1589 года — около 1647 года) — нидерландский мореплаватель, известный своими исследованиями Сахалина и Курильских островов, плавание к берегам которых Де Фриз совершил в 1643 году. Де Фриз и его спутники стали первыми европейцами, побывавшими на этих островах. Карта Де Фриза, составленная им на основе ошибочных представлений, более чем столетие вводила в заблуждение европейских географов[1][2].





Ранняя биография Де Фриза

Маартен Герритсен Де Фриз родился 15 мая 1589 года в нидерландском городе Харлинген в провинции Фрисланд. Род его занятий до 1622 года неизвестен. В 1622 году Де Фриз прибыл в Батавию в качестве матроса. В дальнейшем он поступил на службу в Голландскую Ост-Индскую компанию и первоначально исполнял обязанности картографа. В дальнейшем был повышен в чине до шкипера, а позднее до капитана. В 16401641 годах служил на острове Формоза и составил его карту, получившую высокие оценки современников. Кроме того, Де Фриз создал лоцию для плавания между Батавией и Японией. В 1642 году Де Фриз участвовал в захвате испанской крепости Квелонг на Формозе и был отмечен наградой.

Предыстория экспедиции Де Фриза

Стремление голландцев исследовать земли, лежащие к северо-востоку от Японии, были вызваны многочисленными и популярными легендами о «серебряных островах», которые якобы находятся восточнее Японских островов и очень богаты золотом и серебром. Эти сведения поступали от агентов Голландской Ост-Индской компании в Нагасаки, португальских и голландских моряков, а также от иезуитов, посещавших Китай и Японию. Голландской Ост-Индской компанией в 1636—1645 годах управлял Антони ван Димен, бывший крайне энергичным и склонным к новым предприятиям человеком. Изучив имеющиеся о «серебряных островах» сведения, он принял решение отыскать их силами компании. В 1639 году ван Димен отправил на эти поиски экспедицию во главе с Маттиасом Квастом. Кваст принял командование над кораблем «Энгел», кораблем «Графт» командовал Абел Тасман, ставший также штурманом экспедиции[3].

Экспедиция отплыла из Батавии 2 июня 1639 года, имея на борту двух своих кораблей 90 человек. Первоначально голландцы двигались на север, проводя исследования встречающихся на пути островов, затем, достигнув 37° северной широты у острова Хонсю, повернули на восток. Однако поиски новых земель оказались напрасными. На кораблях вспыхнула эпидемия, которая унесла жизни большей части команды. Экспедиция обогнула остров Кюсю и вернулась в Батавию через Восточно-Китайское и Южно-Китайское моря. На борту «Графта» к тому времени осталось в живых семь человек, включая Абела Тасмана[3].

Экспедиция Де Фриза к Сахалину и Курилам

Несмотря на неудачу, постигшую экспедицию Кваста и Тасмана, ван Димен не отказался от идеи найти новые богатые земли к востоку от Японии. В 1643 году он организовал новую экспедицию «для исследования неизвестного восточного побережья Татарии, королевства Китая и западного побережья Америки, а также островов восточнее Японии, богатых золотом и серебром»[4]. Поскольку Абел Тасман в это время исследовал Австралию, руководителем новой экспедиции был назначен Маартен Де Фриз[5]. Он получил под своё командование два корабля: флейт «Кастрикум» и яхту «Брескенс», которой командовал Хендрик Корнеллисен Схаап[4].

Экспедиция началась 3 февраля 1643 года, когда «Кастрикум» и «Брескенс» покинули Батавию и направились на север. Только 20 мая 1643 года они достигли островов Нампо. На следующий день, 21 мая 1643 года, сильный шторм привёл к тому, что корабли голландцев потеряли друг друга и дальше действовали поодиночке. О плавании «Кастрикума» сохранилось достаточно сведений благодаря сохранившемуся бортовому журналу корабля, который в течение всего плавания вёл первый помощник капитана Корнелис Янсен Кун. Де Фриз провел свой корабль вдоль восточного побережья Хонсю и 6 июня достиг мыса Эримо на острове Йессо (Хоккайдо), где вступил в контакт с айнами. Это была первая встреча голландцев с этим народом[6].

13 июня 1643 года «Кастрикум» приблизился к Малой Курильской гряде и встретил в море лодки айнов, поднявшихся на борт корабля и сообщивших голландцам, что те находятся у острова Такотекан (Шикотан). 14 июня 1643 года с борта «Кастрикума» увидели берега Кунашира, но не высаживались на этот остров. Де Фриз принял Кунашир за продолжение Хоккайдо. Продолжая плавание в северо-восточном направлении, 20 июня 1643 года голландцы обнаружили пролив между островами Итуруп и Уруп (в настоящее время пролив Фриза). В этом проливе экспедиция провела пять суток, неоднократно высаживаясь на берег. Де Фриз посчитал Итуруп северо-восточной оконечностью Хоккайдо и назвал его Островом Штатов. Уруп он счёл частью Америки и назвал его Землёй Компании[6]. Эта ошибка объяснялась доверием Де Фриза к утверждениям испанцев о том, что севернее Калифорнии побережье Северной Америки резко отклоняется в сторону Азии. 22 июня 1643 года голландцы обнаружили на Земле Компании руду, которая показалась им содержащей серебро[7]. 23 июня 1643 года де Фриз установил на плоской вершине высокой горы Компанейской земли деревянный крест и объявил эту территорию собственностью Голландской Ост-Индской компании[7].

27 июня 1643 года «Кастрикум» покинул пролив Фриза и отправился в Охотское море. 1 июля 1643 года голландцы увидели вулкан Тятя, названый Де Фризом пиком Антония, и вновь обнаружили берега Кунашира. В течение восьми дней голландцы стояли у северо-западной оконечности Кунашира, высаживались на берег и безуспешно пытались обследовать пролив Екатерины между Кунаширом и Итурупом, потерпев неудачу из-за сильного течения в проливе[6]. После этого Де Фриз направился на северо-восток, желая достичь берегов Татарии (Восточной Азии)[8].

14 июля 1643 года «Кастрикум» вошёл в Анивский залив. Голландцы видели берега Сахалина на северо-западе и северо-востоке и берега Хоккайдо на юго-востоке. Однако густой туман не позволил им обнаружить пролив Лаперуза, и Де Фриз счёл, что Сахалин является продолжением Хоккайдо[8][7]. 16 июля 1643 года корабль экспедиции подошёл к побережью Сахалина в северной части Анивского залива. Здесь участники экспедиции были дружелюбно встречены айнами, которые снабдили голландцев рыбой — лососем и сельдью. Серебряные украшения, увиденные у айнов, вызвали у Де Фриза большой интерес, и он отправил на берег своего помощника Куна с задачей выяснить происхождение серебра[9]. Дважды встретившись с айнами, Кун не смог выполнить поручения, но получил от айнов адекватные географические сведения, однако Де Фриз истолковал их неправильно[8].

20 июля 1643 года Де Фриз обогнул мыс мыс Анива и двинулся вдоль северо-восточного побережья Сахалина. 26 июля 1643 года он обнаружил большой залив и назвал его юго-восточную оконечность мысом Терпения. Впоследствии весь залив стали называть заливом Терпения. Моряки экспедиции видели вершины Камышового хребта, покрытые снегом. Кун с матросами дважды высаживался на берег в районе мыса Терпения[8]. 27 июля 1643 года голландцы в последний раз встретили айнов. 28 июля 1643 года экспедиция обнаружила небольшой остров, населённый множеством морских котиков и птиц. Де Фриз назвал его остров Тюлений[10]. Попытка пройти дальше к северу не имела успеха из-за сильного встречного ветра, и Де Фриз повернул назад. Двигаясь на юго-восток, «Кастрикум» достиг пролива Фриза и 5 августа вышел в Тихий океан[8].

Дальнейшая судьба Де Фриза

В 1646 году Де Фриз был назначен командующим голландскими силами, предназначенными для захвата Манилы. Возглавив вторжение на Филиппины, Де Фриз принял участие в серии сражений в Манильском заливе. Несмотря на значительное военное превосходство голландцев, испанским силам удалось отбить все атаки и нанести противнику тяжёлый урон. Кроме того, на голландских кораблях, маневрировавших у побережья Филиппин, вспыхнула эпидемия, в ходе которой умерло более 600 человек. В числе скончавшихся оказался и Маартен Де Фриз. Точная дата его смерти неизвестна, но предположительно это произошло в начале 1647 года. Маартен Герритсен Де Фриз был похоронен в море.

Напишите отзыв о статье "Де Фриз, Маартен Герритсен"

Примечания

Литература

  • Высоков М. С., Василевский А. А., Костанов А. И., Ищенко М. И. История Сахалина и Курильских островов. — Южно-Сахалинск: Сахалинское книжное издательство, 2008. — ISBN 978-5-88453-207-5.
  • Гришачёв С. В. Плавание Маартена де Фриса: история, картография, историография // История и культура традиционной Японии 3 / Отв. ред. А. Н. Мещеряков. — М.: Наталис, 2010. — С. 168—182. — 480 с. — (Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности; вып. XXXII). — ISBN 978-5-7281-1137-5.
  • Магидович И. П., Магидович В. И. Очерки по истории географических открытий. — М.: Просвещение, 1983. — Т. 2.

Ссылки

  • Высоков М. С. [www.kuriles-history.ru/book/chapter/10/#sub10_4 Экспедиция М. Г. Фриса у берегов Курильских островов] // История Курильских островов с древнейших времен до начала XXI столетия / под ред. А. А. Василевского. — Южно-Сахалинск: СахГУ, 2012.

Отрывок, характеризующий Де Фриз, Маартен Герритсен

Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.