Мавераннахр

Маверанна́хр (араб. ما وراء النهر‎, ма вара́’ ан-нахр — то, что за рекой или Заречье), известен также под названиями Трансоксания (Трансоксиана, лат. Transoxiana) и Фараруд (перс. فرارود‎ Farārud) — историческая область в Центральной Азии.

Название появилось во время арабского завоевания VII—VIII веков и означало первоначально области по правому берегу Амударьи. Мавераннахр является калькой с пехл. «Farārōd» — «заречье», которое восходит к др.-перс. «*pāra-» ‘(противоположный) берег’ + «rautah-» ‘река’. Согдийским эквивалентом пехл. «Farārōd» является «Pāryāp» от «*pāra-» + "«p» ‘вода, река’, то есть «противоположный берег реки». Город с согдийским названием Фараб существовал на месте городища Отрар, на правом, противоположном, по отношению к Согду, берегу Сырдарьи. Родом оттуда был философ Абу Наср Мухаммад ибн Мухаммад Фараби́. «Заречьем» правобережье Амударьи назвали жители левобережья, то есть Хорасана, так как соседствовали с Согдом и имели с согдийцами весьма тесные родственные, культурные, экономические, духовные и иные связи. Позднее этим термином стали обозначать регион между Амударьёй и Сырдарьёй.

В целом соответствует области Согд (Согдиана), но не включает Фергану и Памир. На территории Мавераннахра расположена большая часть Узбекистана, запад Таджикистана и Кыргызстана, восток Туркменистана и южные регионы Казахстана. Древнейшие и наиболее крупные города — Самарканд, Бухара, Худжанд, Хива, Туркестан и др.

История

Регион был одной из сатрапий государства Ахеменидов под именем Согдиана. Термин «Трансоксания» появился в западной географии после походов Александра Македонского в IV веке до нашей эры, которые принесли в этот край эллинистическую культуру; Мавераннахр был самой северо-восточной точкой эллинистического мира вплоть до арабского вторжения. Во время владычества Сасанидов регион часто называли Согдианой, по названию бывшей на этой территории ахеменидской провинции, используя это имя для того, чтобы отличить эти территории от земель соседней Бактрии.

Китайский исследователь Чжан Цянь, который посетил соседние Бактрию и Парфию наряду с Согдианой в 126 году до нашей эры, составил первое известное китайское описание региона. Чжан Цянь характеризует материальную культуру Парфянского царства как развитое урбанистическое общество, выращивающее зерновые и виноград, создающее серебряные монеты и изделия из кожи. Земли в междуречье Сырдарьи и Амударьи последовательно входили в состав государства Селевкидов, Греко-бактрийского царства, Парфянской и Кушанской империй до царствования династии Сасанидов.

В сасанидское время регион стал крупным культурным и научным центром за счёт эффективного царского управления и доходов, получаемых благодаря торговле на северном участке великого шёлкового пути. Сасанидское правление на этих землях было прервано вторжением эфталитов в конце V-го века и было возобновлено лишь к 565 году.

Крупнейшими городами и культурными центрами Трансоксианы в ту эпоху являлись Самарканд и Бухара. Оба находятся в южной части Мавераннахра, (но севернее Аму-Дарьи, в долине реки Зеравшан), на сухих, но плодородных равнинах. Оба города остались центрами персидской культуры и цивилизации после исламского завоевания Ирана, и сыграли решающую роль в возрождении персидской культуры с созданием государства Саманидов. Во многом это стало возможно потому, что часть персидских вельмож и помещиков бежали в эти земли после арабского вторжения.

Завоевание Средней Азии, предпринятое наместником халифов в Хорасане Кутейбой ибн Муслимом в период с 706 по 715 годы (Кутейба завоевал земли Балха и Пайкенда, Бухару, Шуман, Кеш и Нахшаб, после чего совершил поход к Кашгару (713), но был вынужден отступить), было заторможено после убийства Кутейбы и мятежей в Омейядском халифата до 738 года. Завоевание было продолжено Наср ибн Сейяром в 738—740 годах. В 740 году Наср ибн Сейяр объявил амнистию всем участникам прежних восстаний, даже отрёкшимся от ислама. Этот шаг закрепил арабское преобладание на западе Центральной Азии. Династия Тан контролировала восточную часть «земель за Рекой» до разразившейся гражданской войны.

Чингисхан вторгся в Мавераннахр в 1219 году во время монгольского завоевания государства Хорезмшахов. Перед своей смертью в 1227 году он передал западные земли Центральной Азии своему второму сыну Чагатаю, основавшему государство, известное под именем Чагатайского улуса. В 1370 году эмир Тимур, выходец из племени Барлас, был провозглашён верховным эмиром Турана, таким образом, дав начало новому государству на месте западного Чагатайского улуса. При Тимуре Мавераннахр, со столицей в Самарканде, в последний раз стал средоточием исламского могущества в Азии. Владения Тимура простирались от Гоби до Мраморного моря и от Иртыша до Ганга, а столица их — Самарканд — сделалась центром просвещения, промышленности, наук и искусств.

Литература

• [www.indostan.ru/biblioteka/3_3221_0.html Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история]. — Душанбе: Ирфон, 1989. — 371+379 с.
• [farhang-alshia.narod.ru/karbin/histoir3.html#16 История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века]. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1958. — 390 с.

Отрывок, характеризующий Мавераннахр

Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.