Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Мавзолей Ходжи Ахмеда Яссеви»)
Перейти к: навигация, поиск
Мавзолей
Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави
каз. Қожа Ахмет Ясауи кесенесі

Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави
Страна Казахстан
Южно-Казахстанская область Туркестан
Координаты 43°17′51″ с. ш. 68°16′15″ в. д. / 43.29750° с. ш. 68.27083° в. д. / 43.29750; 68.27083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=43.29750&mlon=68.27083&zoom=14 (O)] (Я)
Конфессия ислам
Епархия суннит 
Орденская принадлежность суфизм
Тип здания мавзолей
Автор проекта Тамерлан
Строительство 1385—недостроен годы
Известные насельники Казахские ханы
Реликвии и святыни Тай казан
Статус Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО, охраняется государством.

Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави (каз. Қожа Ахмет Ясауи кесенесі) — мавзолей на могиле поэта и проповедника Ходжи Ахмеда Ясави, расположенный в городе Туркестане в Южно-Казахстанской области Казахстана. Является центральным объектом на территории историко-культурного музея-заповедника «Хазрет-султан».





История строительства

Современный мавзолей был построен на месте погребения суфийского поэта Ходжи Ахмеда Ясави имевшего большой авторитет среди мусульман региона и оказавшего значительное влияние на ислам в Средней Азии. Он умер в 1166 (67) и был похоронен с большой честью в маленьком мавзолее[2].

Ныне существующий мавзолей был возведен спустя 233 года после его смерти по приказу Тамерлана. В 1395 году Тамерлан нанес поражение хану Тохтамышу, правителю Золотой Орды и сжёг столицу орды Сарай-Берке. В честь этой победы полководец решил построить новый, грандиозный мемориальный комплекс на месте старого мавзолея Ходжи Ахмеда Ясави, который к тому времени стал очень ветхим. В этом решении Тамерлан руководствовался как религиозными убеждениями, так и политическими целями. Возводя мавзолей на могиле уважаемого человека, он утверждал свою власть и укреплял свой авторитет среди кочевников степи. Некоторые историки считают, что Тамерлан сам принял личное участие в составлении проекта для будущего мавзолея и давал инструкции его строителям.

Тамерлан сам определил основные размеры здания, в частности, диаметр большого купола должен был равняться 30 гязам (единица меры длины, равная 60,6 см). Этим модулем (гязом) определялись размеры всех остальных частей сооружения. В указе Тамерлана содержались также рекомендации относительно некоторых декоративных деталей здания и его внутреннего убранства.

Ещё в 1385 году по приказу Тамерлана на месте могилы Ясави было заложен монастырь суфиев, последователей Ясави, но завершение строительства мечети прекратилось сразу после его смерти в 1405 году. После смерти Тамерлана недостроенным остался лишь входной портал.

При сооружении этого здания персидские зодчие применяли ряд новаторских архитектурных и строительных решений, которые были использованы при возведении Самарканда, столицы империи Тимуридов. Сегодня мавзолей является одним из самых значительных и хорошо сохранившихся сооружений той эпохи.

Во времена Казахского ханства, мавзолей был резиденцией казахских ханов.

Особенности мавзолейного комплекса

Мемориальный комплекс Азрет-султан помимо самого мавзолея Ходжи Ахмеда Ясави включает в себя множества других сооружений построенных рядом с ним в разные годы, а именно средневековую баню (монша), келья (хильвет) где жил Ясави после исполнения ему 63 лет, мавзолей правнучки Тамерлана и дочери астронома Улугбека Рабии — Султан Бегим, мавзолей казахского хана Есима, шильдехана и другие памятники старины, среди которых чудом сохранившийся подземный дом для размышлений Кумшик-ата. В целом весь комплекс объектов иногда именуется как «историко-культурная резервация».

Мавзолей Ясави состоит из огромного, прямоугольного здания (46,5x65,5 метров) с порталами и куполами. Высота арочного портала 37,5 метров, высота главного купола 44 метра, диаметр 22 метра. Толщина внешних стен — почти 2 метра, стены центрального зала — 3 метра толщиной. Здание имеет огромный входной портал и множество куполов. Вокруг центрального зала расположено более чем 35 помещений. Дверь усыпальницы украшена прекрасной резьбой по слоновой кости и дереву[3].

Мавзолей имеет один из самых больших кирпичных куполов в Центральной Азии. Купол для мусульман был символом единства и гостеприимства. Именно поэтому было уделено особое внимание размеру и внешности купола.

Комплекс дворцов и храмов является одним из самых больших, возведённых в эпоху Тимуридов. Над входом в здание хорошо сохранилась надпись которая гласит: «Это святое место сооружено по велению властелина, любимого Аллахом, Эмира Тимура гурагана… — да продлит Аллах его повеления на века!»

Надгробный камень святого был привезен из Тебриза.[4]

По своим масштабам мавзолей Ахмеда Ясави равен мечети Биби-Ханым в Самарканде (Узбекистан).

Помещения мавзолея

Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави состоит из восьми помещений различного характера, которые группируются вокруг центрального, самого большого в комплексе зала для тай казана (каз. қазандық): мавзолей, мечеть, большой и малый дворцовые залы (каз. ақсарай), библиотека (каз. кiтапхана) и хозяйственный комплекс, в который входят колодезная (каз. құдықхана), столовая (каз. асхана), жилые и другие помещения.

Казандык

Казандык — помещение для тай казана. Это парадное помещение комплекса, квадратное в плане со сторонами, равными 18,2 м, покрыто самым большим из сохранившихся в Средней Азии сфероконическим куполом с одинарной оболочкой. По осям стен помещения устроены высокие стрельчатые ниши, декорированные ганчевыми сталактитами. Пропорции помещения, его высота (39 м), белизна стен в тусклом освещении создают атмосферу покоя, благоговения и торжественности.

Усыпальница

Усыпальница (каз. кабырхана) Ходжи Ахмеда Ясави — это квадратное (7,5х7,5) купольное помещение, с неглубокими, но широкими, в половину длины каждой стены, арочными нишами. В центре помещения надгробие (3,25х2х2,2 м), облицованное бледно-зелёным орнаментом. Паломники, как правило, сюда не допускались. Они совершали молитву у входа в усыпальницу.

Малая мечеть

Малая мечеть (место для молитв) — одно из самых интересных помещений комплекса по конструкции и декору. Крестообразное в плане, оно увенчано совершенно необыкновенным куполом, будто вырезанным из перламутра и установленным на сравнительно высоком барабане, в котором имеются световые проемы.

Малый и большой дворцы

Дворцы, большой и малый, представляют собой двусветные залы. В XVIXVIII веках, когда в городе Туркестане находилась резиденция казахских ханов Старшего и Среднего жузов, они использовались как дворцовые помещения.

Малый дворец — помещение, где на протяжении шестисот лет хоронили самых уважаемых людей. Всего здесь 43 надгробных камня. Самое старое захоронение 1431 года, самое последнее — 1917 года.

Большой дворец — это уникальное дворцовое помещение первоначально предназначалось для сбора дервишей, собраний религиозных общин. В зале проводились дипломатические приёмы, военные переговоры, собрания феодальной знати. Здесь находятся ханское кресло и скипетр.

На входе в помещение большого дворца можно увидеть надгробный камень известного казахского правителя Абылай хана, умершего в 1781 году.

Библиотека

Библиотека (каз. кiтапхана) примыкает к главному залу с запада, как бы уравновешивая в плане примыкающий с востока малый дворец. В этом зале размещалась библиотека древних рукописных книг, печатных изданий. Также здесь переписывались книги и велось делопроизводство.

Столовая

Столовая (каз. асхана), название зала связано с приготовлением особого ритуального кушанья для паломников. Еда готовилась в течение суток, готовили еду из пшеницы и баранины. Тут сохранились старинные печи, котёл, деревянная посуда.

Колодезная

Колодезная (каз. құдықхана) — помещение с колодцем (каз. құдық), который, по одной версии был вырыт во время строительства комплекса, чтобы обеспечить строителей водой; по другой версии — во время сопротивления городского населения джунгарам, вторгшимся в пределы Казахского ханства в XVIII в. Воду из этого колодца считали священной, ею наполняли тай казан и раздавали паломникам в дни мусульманских праздников.

Реликвии

  • Одной из главных достопримечательностей этого мавзолея является тай казан — самая большая по всему восточному мусульманскому миру чаша для воды[5]. Она была, по преданиям, отлита из сплава семи металлов в селе Карнак, в 25 километрах от города Туркестана. Поверхность тайказана украшена тремя поясами рельефных надписей на фоне растительного орнамента. Верхняя гласит, что этот казан для воды — дар Тимура сооружению, воздвигнутому в память о Ходже Ахмеде Ясави. В средней слова: «Будь благословен», год изготовления казана — 1399 и имя мастера — Абдульгазиз ибн Шарафутдин из Тебриза. В нижней сказано: «Царство Аллаху». Ручки котла имеют вид цветков лотоса и чередуются с круглыми выступами. С 1934 года эта чаша экспонировалась в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург, Россия) в Государственном Эрмитаже. В 1988 году тай казан был возвращен в мавзолей.
  • В помещении «казандык» установлены светильники, некоторые из них до сих пор хранятся здесь, а два из них хранятся в Лувре и Эрмитаже. Среди них наибольшую художественную ценность представляет монументальный бронзовый светильник — также дар Тимура. Он украшен растительной орнаментацией, гравированными надписями и инкрустацией серебром и золотом. Надписи сообщают имя мастера — Изуддин ибн Таджундин и год изготовления — 1397.

Легенды связанные с мавзолеем

  • Как говорится в легенде, по распоряжению Тамерлана над могилой Ходжа Ахмеда Ясави началось строительство мечети (13381405). Все попытки возвести стены терпели неудачу, сильная буря сносила их, по другой версии появление зелёного быка, который все разрушал. Явившийся во сне Тимуру святой сказал, что сначала нужно построить мавзолей над могилой святого Арыстан-Баба, а затем над могилой Ходжи Ахмеда Ясави. Тимур так и сделал. Поэтому паломники первым посещают мавзолей Арыстан-Баба, а потом мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави[6].

Память

На монетах

На банкнотах тенге

В филателии

Фотогалерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави"

Примечания

  1. [www.k2x2.info/istorija/vechnye_sledy/p86.php ПОХОДЫ В. В. ВЕРЕЩАГИНА]
  2. [www.advantour.com/rus/kazakhstan/attractions/hodja-ahmed-yasavi-mausoleum.htm Мавзолей Ходжа Ахмеда Яссави]
  3. [www.madenimura.kz/ru/monuments/DocLib/Южно-Казахстанская%20область-%20Мавзолей%20Ходжа%20Ахмета%20Яссауи,%20XIV%20век.aspx Южно-Казахстанская область: Мавзолей Ходжа Ахмета Яссауи, XIV век ]
  4. История Казахстана в персидских источниках. Т.5. Алматы: Дайк-Пресс, 2007, с.87
  5. [seasontravel.kz/ru/about-region/turkestan.html Южный Казахстан, древний город Туркестан.]
  6. [www.madenimura.kz/ru/monuments/DocLib/Южно-Казахстанская%20область-%20Мавзолей%20Ходжа%20Ахмета%20Яссауи,%20XIV%20век.aspx Южно-Казахстанская область: Мавзолей Ходжа Ахмета Яссауи, XIV век]

Ссылки

  • [www.natcom.unesco.kz/turkestan/e10_mausoleum.htm Информация на сайте] Юнеско
  • [www.wdl.org/en/item/2468/ Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави на Всемирной цифровой библиотеки]

Отрывок, характеризующий Мавзолей Ходжи Ахмеда Ясави

– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.