Мавзолей Эрлангеров

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мавзолей
Мавзолей семьи Эрлангеров

Часовня над склепом (фото 2011 года)
Страна Россия
Город Москва, Введенское кладбище,
уч. 11
Координаты 55°46′08″ с. ш. 37°42′27″ в. д. / 55.768861° с. ш. 37.707611° в. д. / 55.768861; 37.707611 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.768861&mlon=37.707611&zoom=17 (O)] (Я)Координаты: 55°46′08″ с. ш. 37°42′27″ в. д. / 55.768861° с. ш. 37.707611° в. д. / 55.768861; 37.707611 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.768861&mlon=37.707611&zoom=17 (O)] (Я)
Тип здания мавзолей
Архитектурный стиль неоклассицизм
Автор проекта Ф. О. Шехтель
Строительство 19111914 годы
Статус  памятник архитектуры (федеральный)  Объект культурного наследия города Москвы [data.mos.ru/opendata/530/row/5829 № 5829]№ 5829
К:Википедия:Ссылка на Викисклад непосредственно в статье

Мавзолей семьи Эрла́нгеров — усыпальница семьи мукомольных заводчиков Эрлангеров на Введенском кладбище в Москве. Построен в 1914 (1911?) году по проекту архитектора Фёдора Шехтеля. Интерьер часовни над склепом оформлен мозаичным панно «Христос-Сеятель», выполненным мастерской Владимира Фролова по эскизу Кузьмы Петрова-Водкина. Мавзолей является объектом культурного наследия федерального значения.

С 1990-х годов — действующая православная часовня, приписанная к храму Петра и Павла в Лефортове.





История

В июне 1910 года скончался Антон Максимович Эрлангер — московский предприниматель немецкого происхождения, ещё при жизни прозванный «мукомольным королём» России. Эрлангер построил в Сокольниках первую в России паровую вальцевую мельницу, а к 1910 году возглавляемое им «Товарищество для устройства мукомольных мельниц Антон Эрлангер и К°» оборудовало по стране около 800 автоматических мельниц. На свои средства предприниматель основал первую в России школу мукомолов и первый отечественный профессиональный журнал по мукомольному делу и хлебной торговле «Мельник»[1].

Антон Максимович по вероисповеданию был католиком, а все члены его семьи — православными[1]. Его похоронили на фамильном участке Эрлангеров на Немецком иноверческом кладбище рядом с отцом, дирижёром и композитором Максимом Эрлангером, а над могилой возвели небольшую деревянную часовню в виде русского терема. Некоторое время спустя наследники предпринимателя решили построить неподалёку от фамильного захоронения новый мавзолей, где впоследствии намеривались хоронить умерших членов семьи и куда запланировали перенести прах Антона Эрлангера. Проект мавзолея Эрлангеры заказали архитектору Фёдору Шехтелю[2].

В литературе встречаются разные даты постройки мавзолея: 1911[3] и 1914 год[4][5]. Вторая дата, вероятно, является более точной, так как именно в 1914 году художник Кузьма Петров-Водкин получил от Шехтеля заказ на изготовление эскиза мозаики с изображением Иисуса Христа, которую архитектор хотел разместить внутри надсклепной часовни. Редкая тема мозаики — «Христос-Сеятель» — отражала сюжет рассказанной Иисусом «Притчи о сеятеле» и, одновременно, была явной художественной аллюзией к основному роду занятий Эрлангеров. Весной того же года Петров-Водкин выполнил эскиз на обозначенную тему, после чего мозаику набрали в санкт-петербургской мастерской Владимира Фролова, с которой Шехтель сотрудничал с 1898 года. К работам по отделке мавзолея архитектор привлёк и другого своего постоянного подрядчика — московскую «скульптурную, мраморную, бронзо-цинко-литейную» фирму «В. Л. Гладков и В. А. Козлов», владельцы которой были преемниками известной с 1872 года мастерской скульптора-орнаментиста А. С. Козлова[6][7].

Решение родными Антона Эрлангера вопроса о переносе его праха в новый мавзолей по каким-то причинам затягивалось, а с началом Первой мировой войны от этой идеи и вовсе отказались. В мавзолее похоронили его сына, Александра Эрлангера, покончившего с собой в октябре 1914 года. Александр стал первым и единственным представителем семьи Эрлангеров, похороненным в фамильной усыпальнице[2].

В советское время деревянная часовня на захоронении Эрлангеров сгорела, могилу Антона Эрлангера сравняли с землёй, а фамильный мавзолей пришёл в запустение[2][8][9]. В 1990 году по инициативе православной подвижницы Тамары Павловны Кронкаянц началось восстановление мавзолея. Кронкаянц поселилась возле него, соорудив нечто вроде шалаша, и стала очищать склеп и часовню от скопившегося мусора, а также собирать пожертвования на ремонт мавзолея. Восстановленную на собранные средства часовню приписали к православному храму Петра и Павла в Лефортове, расположенному неподалёку от кладбища на Солдатской улице. Со второй половины 1990-х годов клирики храма служат в надсклепной часовне Эрлангеров панихиды[6][8][9][10]. В 2001 году был снят документальный фильм «Прощёное воскресенье» (режиссёр Сергей Роженцев), в котором рассказана история подвижничества Т. П. Кронкаянц по восстановлению мавзолея Эрлангеров[7].

Ещё до восстановления мавзолея сложилось поверье о его чудодейственной силе, вылившееся в традицию писать просьбы и пожелания прямо на стенах надсклепной часовни. Эта традиция сохраняется и по сей день: белые стены сооружения быстро покрываются надписями, вследствие чего их приходится часто перекрашивать. Некоторые просьбы обращены к Богу, другие адресованы семье Эрлангеров, чьё имя написано над входом, «святой семье» и даже «святому Эрлангеру»[8][11][12].

Архитектура и оформление

Объёмно-пространственная композиция и внешний декор

Мавзолей Эрлангеров представляет собой прямоугольный в плане подземный склепкрипту, выступающая над поверхностью земли часть которого служит стилобатом для небольшой мемориальной часовни. По периметру стилобат отделан плитами тёмно-красного гранита, с уровня земли на него ведут две гранитные лестницы в три ступени каждая; одна лестница расположена по оси входа в часовню, другая — справа от него. Для освещения усыпальницы в углах площадки устроены четыре световых проёма[4][5]. Вход в склеп находится позади часовни (ныне он накрыт металлическим навесом). Небольшое квадратное в плане здание часовни выполнено в популярном в годы его постройки стиле неоклассицизма. Вытянутый по вертикали объём часовни завершён сильно вынесенным карнизом и увенчан полукруглым ребристым металлическим куполом на низком цилиндрическом барабане; на куполе установлен католический крест. Вытянутые вверх пропорции и постановка здания на высоком стилобате визуально выделяют его из ряда расположенных поблизости надгробных сооружений и памятников. Со стороны входа к объёму приставлен полуциркульный портик из двух колонн и двух пилястр ионического ордера и опирающегося на них мощного гладкого антаблемента. Выше портика на главном и боковых фасадах часовни расположены одинаковые арочные окна, закрытые фигурными бронзовыми решётками позднеампирного рисунка. Окно главного фасада снаружи обрамляет окрашенный под золото рельеф, контрастно выделяющийся на фоне гладких белых стен — два летящих навстречу друг другу ангела, поддерживающие лавровый венок с лентой. Эта декоративная деталь представляет собой переработанную тему летящих Слав — популярный после Отечественной войны 1812 года мотив оформления гражданских построек. Над входом, оформленным двустворчатыми дверями со стеклянным заполнением и забранным снаружи металлической решёткой, помещён контррельеф с надписью антиквой «Семья Эрлангеръ»[4][6][5].

Интерьер часовни. Панно «Христос-Сеятель»

Главным украшением интерьера является мозаичное панно «Христос-Сеятель» (2×1,5 м), расположенное в неглубокой нише с полукруглым завершением на торцевой (алтарной) стене часовни напротив входа[13]. В левом нижнем углу панно имеются выполненные краской поверх мозаики авторская подпись Петрова-Водкина «КПВ», дата — «1914» и буква «Ф» — знак мозаичной мастерской Фролова. Мозаика выполнена из смальты методом обратного набора и отшлифована, что придаёт ей гладкую, почти зеркальную поверхность, равномерно отражающую проникающий в часовню свет[14].

Христос изображён в полный рост в виде сеятеля, идущего по вспаханной земле и бросающего в неё зерна[14]. Фигура Христа дана в перспективном сокращении и кажется огромной в узком и вытянутом вверх помещении; это впечатление усиливается расположением мозаики — стопы сеятеля находятся примерно на уровне глаз смотрящего. Цветовая композиция панно основана на разрабатываемой в 1910-х годах Петровым-Водкиным собственной трёхцветной хроматической гамме: красный — синий — жёлтый. Контрастные сочетания этих основных цветов присутствуют как в изображении Христа (синий гиматий, красный хитон, охристые оттенки кожи и свечения вокруг головы), так и в пейзаже на заднем плане[15][5][14].

В остальном интерьер часовни весьма лаконичен. Стены выкрашены в белый цвет, декоративная роспись купола имитирует звёздное небо; по центру часовни подвешен светильник в форме одноярусного хороса. Вертикальное решение пространства подчёркивают плоские арки над оконными проёмами, поддерживающие купол[13][5].

Напишите отзыв о статье "Мавзолей Эрлангеров"

Примечания

  1. 1 2 Вострышев, М. И. Король русских мукомолов // Московские обыватели. — М.: Молодая гвардия, 2003. — С. 285—288. — 369 с. — (Жизнь замечательных людей: Серия биографий: Выпуск 854). — 5000 экз. — ISBN 5-235-02579-2.
  2. 1 2 3 Нечаев, Г. Мельник. Москва и Крым Антона Эрлангера // Крымский альбом 1999. — Феодоссия : Издательский дом «Коктебель», 2000. — Вып. 4. — С. 66—73. — 336 с.</span>
  3. Нащокина, М. В. Архитекторы московского модерна. Творческие портреты. — 3-е. — М.: Жираф, 2005. — С. 239-240. — 304 с. — ISBN 5-89832-043-1.
  4. 1 2 3 Кириченко, 2011, с. 467.
  5. 1 2 3 4 5 Памятники архитектуры, 1998, с. 386.
  6. 1 2 3 Шапиро, А. Истории о жизни и смерти. Рассказаны великим Шехтелем // Московское наследие. — 2015. — № 3. — С. 97—98.
  7. 1 2 Бородина, В. И. [radmuseumart.ru/projects/169/616/ К. С. Петров-Водкин и Ф. О. Шехтель. Пересечение судеб]. Новости Радищевского музея (17 ноября 2010). Проверено 5 декабря 2015.
  8. 1 2 3 Рябинин, Ю. В. Мистика московских кладбищ. — М.: Алгоритм, 2007. — С. 463—464. — 584 с. — ISBN 978-5-4320-0013-2.
  9. 1 2 Глушкова, В. Г. Православные святыни Москвы. — М.: Вече, 2007. — С. 455. — 544 с. — (Московский хронограф). — ISBN 978-5-9533-2273-7.
  10. [uv-vikariatstvo.ru/index.php/hramy/khram-arhangela-mihaila Храм святых апостолов Петра и Павла в Лефортово с крестильным храмом Архангела Михаила]. Юго-восточное московское викариатство.
  11. Фочкин, О. [vm.ru/news/sklep-ispolneniya-zhelanij1355339484.html?print=true&isajax=true Склеп исполнения желаний]. Вечерняя Москва (12 декабря 2012). Проверено 5 декабря 2015.
  12. Мороз, А., Петров, Н. [issuu.com/big_city/docs/bgmsk_299_pdf_all_small «Помоги выжить в этом мире»] // Большой город. — 2012. — № 10. — С. 22.
  13. 1 2 Кириченко, 2011, с. 468.
  14. 1 2 3 Алексеева-Штольдер, Н. [art.1september.ru/article.php?ID=200300102 Мозаика Петрова-Водкина] // Искусство. — 2003. — № 1. — С. 15.
  15. Степанова, С. [www.n-i-r.su/modules.php?name=Content&op=showpage&pid=497 Сеятель на ниве человеческого духа] // Наука и религия. — 2012. — № 7.
  16. </ol>

Литература

  • Кириченко Е. И. Фёдор Шехтель. — М.: Издательский дом Руденцовых, 2011. — С. 466—469. — 511 с. — (Архитектурное наследие России). — ISBN 978-5-902887-08-9.
  • Территория между Садовым кольцом и границами города XVIII века (от Земляного до Камер-Коллежского вала) / Макаревич Г. В., Альтшуллер Б. Г., Балдин В. И., Вавакин Л. В., Добровольская Э. Д., Кириченко Е. И. и др. — М.: Искусство, 1998. — С. 383—386. — 424 с. — (Памятники архитектуры Москвы). — 5000 экз. — ISBN 5-210-02548-9.

Отрывок, характеризующий Мавзолей Эрлангеров

– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.