Маврогенис, Апостолос
| Апостолос Маврогенис | |
| греч. Απόστολος Μαυρογένης | |
 | |
| Род деятельности: |
военный врач |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Отец: |
Яннис Маврогенис |
| Мать: |
Замбето Кондили |
Апостолос Маврогенис греч. Απόστολος Μαυρογένης (январь 1792 года Парос — 7 ноября 1906 года Афины[1]) — первый профессиональный военный врач в истории современной Греции.
Биография
Апостолос Маврогенис родился в январе 1792 года в знатной семье острова Парос. Греко-венецианский род Маврогенисов происходил с острова Крит. В силу своей образованности, многие представители рода Маврогенисов занимали высокие должности в Османской империи. Другие представители рода Маврогенисов внесли заметный вклад в Новогреческое просвещение.
Апостолос был третьим ребёнком (из десяти) в семье Янниса Маврогениса и Замбето Кондили.
Когда Апостолос был ещё ребёнком, по причине турецких преследований, семья Янниса Маврогениса покинула остров Парос и перебралась на остров Лесбос. Для бόльшей безопасности, Апостолос был отправлен к своему дяде, Стефаносу Маврогенису (1750—1821), который в тот период был османским послом в Вене. В дальнейшем и с началом Греческой революции, сам Стефанос Маврогенис был обезглавлен турками, в ходе массового террора, направленного против православного греческого населения.
Оказавшись в благоприятных условиях, Апостолос получил существенное образование. Завершил своё образование в итальянской Пизе, где учился медицине. Кроме греческого, Апостолос говорил на французском, арабском, турецком и итальянском. Греческая революция разразилась в 1821 году, когда Апостолос Маврогенис ещё находился в Италии. Без промедления, Апостолос оставил университет и, с 7 своими итальянскими товарищами, отправился добровольцем в восставшую Грецию. Здесь он примкнул к известному военачальнику Т. Колокотронису и принял участие в рагроме турецких сил при при Дервенакии.
В ходе Освободительной войны профессиональные медики в рядах восставших греков были чрезвычайно редки и в бοльшей части принадлежали к числу иностранцев филэллинов. Медицинская служба революционной Греции была недостаточной и, как правило, за тяжёлыми ранениями на поле боя неминуемо следовала смерть. В силу этого, лица владевшие даже минимальными знаниями и навыками медицины имели большой авторитет среди греческих повстанцев.
В этих условиях, вклад Маврогениса был настолько ценным и общепризнанным, что когда в Грецию прибыл Иоанн Каподистрия, Маврогенис был назначен первым военным врачом в первый военный госпиталь на строве Саламин. При назначении Маврогенису было определено жалование в 70 «фениксов» и «3 ежедневные порции хлеба».
Биографы Маврогениса пишут, что до своего назначения в госпиталь он был не только военным врачом, но и бойцом. Марогенис был отмечен командованием за проявленную храбрость в сражении при Дрампала в 1825 году против турецко-египетских сил Ибрагима.
После окончания войны и при короле баварце Оттоне, Маврогенису была назначена маленькая почётная пенсия. Маврогенис был награждён орденами как Оттоном, так и королём Георгом.
К концу века и несмотря на свой преклонный возраст, Маврогенис оставался в здравом уме и твёрдой памяти, но потерял своё зрение. Своё последнее интервью Апостолос Маврогенис дал в 1904 году журналисту и литерататору Захариасу Папантониу. Интервью было опубликовано в газете «Скрип»[2].
Апостолос Маврогенис умер в Афинах 7 ноября 1906 года, в возрасте 114 лет, последним из известных ветеранов Освободительной войны 1821—1829 годов[3].
Напишите отзыв о статье "Маврогенис, Апостолос"
Примечания
- ↑ [pandektis.ekt.gr/pandektis/handle/10442/68481 Πανδέκτης: Μαυρογένης Απόστολος]
- ↑ [www.logiosermis.net/2013/08/1821.html#.UsKpysCTs5s Απόστολος Μαυρογένης: Ο πρώτος στρατιωτικός ιατρός της επανάστασης του 1821 - Λόγιος Ερμής | Η γνώση ξεκινάει με την αναζήτηση]
- ↑ [mavrogeni.blogspot.gr/ mavrogeni]
Источники
- Απόστολος Μαυρογένης: ο πρώτος στρατιωτικός ιατρός, άρθρο στο Ιστορικό περιοδικό «Τότε» τεύχος 41
Отрывок, характеризующий Маврогенис, Апостолос
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.
В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
