Мавроматти, Олег Юрьевич
Поделись знанием:
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
| Олег Мавроматти | |
 Олег Мавроматти, 2009 г. | |
| Имя при рождении: |
Олег Юрьевич Мавроматти |
|---|---|
| Стиль: |
авангард, московский акционизм, московский концептуализм, артхаус, трэш, фильм ужасов |
| Влияние: | |
| Влияние на: | |
Оле́г Ю́рьевич Маврома́тти (род. 5 февраля 1965, Волгоград) — российский художник-акционист, режиссёр. Один из ярких представителей Московского акционизма[1].
Содержание
Биография
Родился 5 февраля 1965 года в Волгограде. В 1984 году окончил Волжское медицинское училище № 3. С 1986 по 1989 год являлся лидером волгоградской художественной группы «Танец жирафа». С 1987 по 1990 год редактировал панк-журнал «Будущего нет». С 1988 по 1990 год выступал лидером панк-групп «ЧМО» и «Комитет Манифест». В 1990—1991 годах участвовал в художественном движения «ЭТИ» (совместно с А. Осмоловским, Д. Пименовым, Г. Гусаровым). В 1993—1994 годах участвовал в программе «НЕЦЕЗИУДИК» (совместно с А. Бренером, А. Осмоловским, Д. Пименовым, А. Ревизоровым, А. Зубаржуком). В 1995 году организовал вместе с Фаридом Багдаловым арт-группу «Секта Абсолютной Любви». В группу вошли: Император ВАВА, Дмитрий Пименов, Михаил и Татьяна Никитины, Алена Мартынова. Также за годы существования, с 1995 по 2000, к акциям группы примыкали различные художники и активисты, такие как Владимир Еремеев, Константин Николаев, Юрий Звёздный. В 1995 году было создано кинообъединение «СУПЕРНОВА», просуществовавшее вплоть до 2000 года. В объединение вошли Сергей Сальников, Сергей Пахомов, Светлана Баскова, Александр Маслаев и др.
1 апреля 2000 года Олег Мавроматти провел на территории Института культурологии Минкульта РФ (Берсеневская набережная) акцию «Не верь глазам», в ходе которой сначала его привязали к кресту из досок, после чего ассистенты прибили его руки стомиллиметровыми гвоздями[2]. На обнажённой спине Мавроматти бритвой были вырезаны слова: «Я НЕ СЫН БОГА»[3]. В таком положении Мавроматти находился долго, пока боль не стала окончательно нестерпимой[4]. Пресса назвала эту акцию «распятием»[2]. Журналистам Мавроматти пояснил: «Я не знаю ни одного артиста в мировом кинематографе, который бы натурально сыграл боль. Эта сцена символизирует настоящее страдание, настоящую жертву, на которых давно спекулирует искусство»[5].
Вскоре после проведения акции в квартире Мавроматти был проведен обыск и изъяты его фильмы и исходные материалы к ним[2]. Позднее Мавроматти был вызван в Московскую городскую прокуратуру и допрошен как свидетель. Следователь намекал, что против него будет возбуждаться уголовное дело по ст. 282 УК («за разжигание национальной, расовой и религиозной вражды»)[2]. Однако Краснопресненская межрайонная прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления[2].
Тем не менее, чуть позже на Олега Мавроматти было заведено уголовное дело по обвинению в разжигании межнациональной и межрелигиозной розни (статья 282 УК РФ пункт б)[6][7].
В 2004 году создал группу «Ультрафутуро» (Олег Мавроматти, Боряна Росса, Катя Дамянова, Антон Терзиев, Мирослав Диметров, Станислав Ганчев)[8].
Живёт и работает в Нью-Йорке, США и в Болгарии[6].
Онлайн-шоу — публичная народная казнь «Свой/Чужой»
Летом 2010 года Олег Мавроматти обратился в российское консульство в Болгарии с целью продления загранпаспорта[6]. Консул проинформировал Мавроматти о том, что тот находится в федеральном розыске по подозрению в совершении преступления, предусмотренного пунктом «б» части 2 статьи 282 УК РФ («Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды»), по делу о художественной акции «Не верь глазам». И поэтому паспорт быть продлён не может[6]. В течение двух лет художник находился в Болгарии без документов[9] и только летом 2012 года смог вылететь в Нью-Йорк.
Отдавая себе отчёт в том, что за возвращением в Россию автоматически последует заключение в связи с возбужденным уголовным делом, Олег Мавроматти, не желая прибегать к самоубийству, решил провести онлайн-шоу (публичная народная казнь) под рабочим названием «Свой/Чужой»[6]. Неким подобием электрического стула управлял компьютер, подключенный к Интернету. Через Интернет 7 ноября 2010 года началось голосование[10]. Если бы подсчитанные голоса «За» его смерть в два раза превысили количество голосов «Против», компьютер выдал бы сигнал, который запустил бы электрический разряд, и Олег Мавроматти был бы убит[6][11]. 14 ноября было сообщено, что художник остался жив[12].
Олег Мавроматти заявил о планируемой акции: «Каким бы ни был результат, я жду от этого эксперимента глубокого мистического опыта. Жизнь показывает, что с метафизикой игра невозможна. Десять лет назад я нажал на кнопку, когда взошел на крест, и вот эхо этого события догнало меня спустя десять лет. И я готов платить по счетам своей собственной жизнью — как бы патетически это ни звучало в нашем циничном мире»[13].
Выступление Авдея Тер-Оганьяна в защиту Мавроматти
В сентябре 2010 года российский художник Авдей Тер-Оганьян, борясь за свои права в рамках подготовки к проведению в Лувре художественной выставки «Русский контрапункт», призвал участников выставки к бойкоту[14]. Основным требованием Тер-Оганьяна, помимо нарушения непосредственно своих гражданско-профессиональных прав, являлось решение паспортно-визовой проблемы Олега Мавроматти[15].
Инициативы в поддержку Мавроматти
- Евгений Лосик, берлинский художник белорусского происхождения, в знак поддержки Олега Мавроматти в сентябре 2010 года провёл перформанс, в ходе которого он был распят на флаге ООН[16].
- 20 сентября 2010 года в поддержку Олега Мавроматти московский художник Денис Мустафин провёл в Центре современной культуры «Гараж» во время проведения там выставки «100 лет перформансу» несанкционированную акцию «Вас оскорбляет цвет моей крови?»[17]. Критика отметила перформанс Мустафина как самый адекватный и своевременный жест этой выставки[18].
- В октябре 2010 года ряд американских политиков и представителей арт-сообщества обратились к иммиграционным властям Болгарии и в ООН с просьбой предоставить российскому художнику Олегу Мавроматти статус беженца[19][20]. Среди направивших письма — сенатор Кирстен Джиллибранд, директор Exit Art Жаннетт Ингберман, арт-дилер Рональд Фельдман и сын Марка Ротко Кристофер Ротко[21].
- 16 октября 2010 года берлинский театр «Panda» провёл акцию солидарности с художником Олегом Мавроматти.
- 16 октября 2010 года арт-группа «Аффинити» и группа «Верхотура и друзья» провели акцию солидарности с художником Олегом Мавроматти, собственной кровью написав письмо Николе Казакову, Президенту государственной службы Болгарии по делам беженцев, с просьбой предоставить Мавроматти политическое убежище.
- 21 октября 2010 года в Музее и общественном центре им. А. Д. Сахарова состоялся круглый стол «Искусство без экстремизма», посвящённый проблеме 282 статьи в арт-сообществе России. В ходе обсуждения затрагивались и проблемы Олега Мавроматти[22].[23] Участники круглого стола — Екатерина Деготь, Дмитрий Врубель, Андрей Ерофеев, Леонид Бажанов, Герман Виноградов, Хаим Сокол, Андрей Ковалев, Олег Мавроматти (онлайн-трансляция) и др.[22][24] Олег Мавроматти в начале своего виртуального выступления на круглом столе попросил не превращать эту встречу в обсуждение его ситуации, так как она является лишь частью общей картины[25].
- 3 ноября 2010 года в ГЦСИ состоялась презентация произведений художника Олега Мавроматти и группы «Ультрафутуро». Участники презентации — Олег Мавроматти (скайп), Боряна Росса (скайп), Леонид Бажанов, Людмила Бредихина, Ирина Горлова, Император ВАВА, Андрей Ковалев, Юрий Самодуров, Андрей Сильвестров, Авдей Тер-Оганьян (скайп)[26].
Призы, награды
- 2015 — Лучший документальный фильм на Национальном кинофестивале дебютов «Движение» (Омск).
- 2005 — Приз «The Most Sincere Film» Фестиваля радикального кино «Sтык» (Москва) за фильм «Бастардс» ("Выблядки")
- 2000 — Гран-при Международного фестиваля независимого кино и видеоарта «Дримкетчер» (Киев).
Цитаты
 |
Внимание! Данная страница или раздел содержит ненормативную лексику. |
- «Уголовное дело возникло после подачи заявления приходом Святого Николы, который располагается рядом, за оградой Института культурологии, на чьей территории и велась съемка эпизода. У храма Святого Николы были территориальные претензии к Институту культурологии. Они хотели отсудить эту территорию уже давно, и вот им показалось, что это очень удобный момент. Они подали иск — очевидно, чтобы дискредитировать людей из института и под это дело отсудить себе эту территорию. То есть все упирается в какие-то очень меркантильные вещи, а вовсе не в оскорбления, в какую-то сакральность — все это надумано»[27] — О. Мавроматти, Радио «Свобода».
- «Сравнение с фашистской Германией здесь уместно, как никогда. Действительно, у каждого голосующего теперь есть формальное оправдание: участие в художественной акции, борьба за свою веру, борьба с нарушителем общественного порядка, бунтарем и так далее. И все же, каждый голосующий остается наедине со своей совестью, понимая, как легко и безнаказанно он способствует реальной смерти. Слишком сложный выбор, слишком много вопросов. Помнится, на заре западной мысли, граждане Афин приняли подобное решение, чтобы не слышать сложных вопросов, чтобы не отвечать на них. Казнь Сократа, однако, послужила великим началом европейской философии. Как и древнегреческий философ, Мавроматти никуда не собирается бежать, ожидая справедливого суда над собой, оставаясь верным своим идеям»[3] — А. Ландихова, ART Ukraine.
- «Следует отметить и тот прискорбный момент, что подавляющее большинство его российских арт-коллег проявляют к его судьбе удивительное безразличие. Молчит „подельник“ по слову „хуй“ Осмоловский. Молчат другие, с которыми он когда-то делал общее дело. Как-то откликнувшихся совсем немного: Авдей Тер-Оганьян, Дмитрий Врубель, Герман Виноградов, Император ВАВА, Марина Перчихина, Анна Бражкина, некая толика критиков и искусствоведов. Понятное дело, среди них много молодых акционистов, для которых Мавроматти — легендарная личность. Подавляющее же большинство худ. сообщества молча и усердно кует бабло. Поскольку актуальное искусство нынче — это в значительной степени коммерческий проект. А одно из главнейших условий существования бизнеса „здесь и сейчас“ — лояльность»[28] — Владимир Тучков, «Шум».
- «Ну, хорошо, Мавромати по-честному перенес вбивание в себя больших гвоздей и простоял так довольно долго. А что он хотел сказать миру этим своим членовредительством? А то, что настоящее искусство — это боль и жертвенность. Для первого — боли — он был реально прибит и просто её, боль, испытывал. Для второго — жертвенности — ему и понадобилась эта довольно прозрачная отсылка к Христу. Ведь в истории нашего, христианского ареала нет большей жертвы, чем Его жертва. Про Зою-то Космодемьянскую, как выяснилось, все наврали»[29] — Андрей Корсаков, AdIndex.ru.
Напишите отзыв о статье "Мавроматти, Олег Юрьевич"
Ссылки
- [ultrafuturo.livejournal.com/profile Блог Олега Мавроматти]
- [article282.livejournal.com/ Блог Олега Мавроматти (посвящён статье УК 282)]
- [plucer.livejournal.com/86080.html Интервью Алексея Плуцера-Сарно с Олегом Мавроматти]
- [musicnihil.nokunst.com/manifest/mavromatti_int.html Интервью Вадима Климова с Олегом Мавроматти]
- [cinefantomclub.ru/?p=1342 Радикальные девяностые. Художники о времени, о себе и о творчестве Олега Мавроматти]
- [www.gzt.ru/topnews/culture/video/-oleg-mavromatti-objyasnyaet-smysl-svoego-proekta-/11684/?from=dopfromsingle Олег Мавроматти объясняет смысл своего проекта «Свой\Чужой»]
- [www.livestream.com/om282 Ток-шоу Олега Мавроматти]
- [www.youtube.com/user/ultrafuturo666 Ютуб-канал Олега Мавроматти]
- [igg.me/at/ledaboo/x/2775279 сбор средств на фильм Ножик Лидабу]
- [www.vk.com/id209133809 Страница Олега Мавроматти во «Вконакте»]
Источники
- ↑ Ковалев А. Российский акционизм 1990—2000. «World Art Музей» № 28/29. — М.: Книги WAM, 2007. — 416 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 Нехорошев Г. [www.ng.ru/events/2000-07-13/2_artist.html Кого обидел художник] // Независимая газета. — 2000. — 13 июля.
- ↑ 1 2 Ландихова А. [www.artukraine.com.ua/articles/84.html Казнить нельзя помиловать] // ART Ukraine. — 2010. — 4 окт.
- ↑ Горелик М. Голгофа на Берсеневке // Сегодня. — 2000. — 6 апр.
- ↑ Ворсобин Владимир Видишь, в центре Москвы возвышается крест? Повиси-ка на нем // Комсомольская Правда. — 2000. — 10 апр.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Дубровская Н. [www.rabkor.ru/interview/9141.html Олег Мавроматти: «Россия возвращается в абсолютное средневековье»] // Рабкор. Ру. — 2010. — 16 сент.
- ↑ Собств. корр. [os.colta.ru/news/details/17785/ Мавромати снова грозит тюрьма] // OpenSpace.Ru. — 2010. — 10 сент.
- ↑ Кук В. [drugoi-rusart.narod.ru/mavromatti.html Интервью с Олегом Мавроматти и Боряной Росса] // New Media Art Magazine. — 2005. — № 6.
- ↑ Романцова О. [web.archive.org/web/20101006010304/www.gzt.ru/topnews/culture/-skandal-s-rossiiskoi-vystavkoi-v-luvre-grozit-/327723.html Скандал с российской выставкой в Лувре грозит вылиться в публичные пытки] // Gzt.Ru. — 2010. — 1 окт.
- ↑ Ищенко Е. [www.trud.ru/article/08-11-2010/253586_pochemu_aktualnym_rossijskim_xudozhnikam_shjut_282-ju_statju.html Как стать экстремистом] // Труд. — 2010. — 8 ноября.
- ↑ Собств. корр. [os.colta.ru/news/details/18541/ Мавромати предлагает убить его через интернет] // OpenSpace.Ru. — 2010. — 5 ноября.
- ↑ Собств. корр. [www.lenta.ru/news/2010/11/14/mavromatti/ Российский художник выжил в ходе перформанса на электрическом стуле] // Lenta.Ru. — 2010. — 14 ноября.
- ↑ Пименов Д. [www.saltt.ru/node/4493 «Трансмутация произошла»] // Соль. — 2010. — 20 сент.
- ↑ Семендяева М. [www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1511789 На Лувр надвигается бойкот] // Коммерсантъ. — 2010. — 28 сент.
- ↑ Тер-Оганьян А. [teroganian.livejournal.com/277574.html Открытое заявление по поводу возможного вывоза моих работ на выставку в Лувр] // teroganian.livejournal.com. — 2010. — 1 окт.
- ↑ Пименов Д. [www.saltt.ru/node/4796 «Я выкурил кровь и ногти через трубку»] // Соль. — 2010. — 5 окт.
- ↑ astor-marya44i [astor-marya44i.livejournal.com/94703.html АНТИ 282...Денис Мустафин в Гараже...] // astor-marya44i.livejournal.com. — 2010. — 20 сент.
- ↑ Морозова Л. [os.colta.ru/art/projects/88/details/18436/?expand=yes#expand Седовласый певец насилия] // OpenSpace.Ru. — 2010. — 27 окт.
- ↑ Собств. корр. [www.gzt.ru/topnews/world/-v-ssha-politiki-i-lyudi-iskusstva-prosyat-/328149.html В США политики и люди искусства просят Болгарию спасти российского художника от преследования] // Gzt.Ru. — 2010. — 5 окт.
- ↑ Собств. корр. [www.chaskor.ru/article/ne_ver_glazam_-_novoe_tsenzurnoe_presledovanie_20293 «Не верь глазам»: новое цензурное преследование] // Частный Корреспондент. — 2010. — 5 окт.
- ↑ Казакина К. [www.inosmi.ru/social/20101006/163399914.html Новая цензура: Распявший себя художник сбежал из России и теперь боится Интерпола и тюрьмы] // inoСМИ.Ru. — 2010. — 6 окт.
- ↑ 1 2 Собств. корр. [www.rian.ru/culture/20101021/287712490.html Художники объединятся против 282 статьи УК РФ] // РИА «Новости». — 2010. — 21 окт.
- ↑ Собств. корр. [os.colta.ru/art/events/details/18528/ Должны ли художники быть судебно неприкосновенны?] // OpenSpace.Ru. — 2010. — 3 ноября.
- ↑ Козлов И. [saltt.ru/node/5114 «Это не политика даже, а какая-то беготня»] // Соль. — 2010. — 21 окт.
- ↑ Пыхова Н. [web.archive.org/web/20101025011609/www.gzt.ru/topnews/culture/-bezhavshii-iz-rossii-hudozhnik-posovetoval-/330906.html Бежавший из России художник посоветовал коллегам опасаться за жизнь] // Gzt.Ru. — 2010. — 22 окт.
- ↑ Собств. инф. [www.ncca.ru/events.text?filial=2&id=814&listid=20 Презентация произведений художника Олега Мавроматти и группы «Ультрафутуро»] // www.ncca.ru. —2010. — 2 ноября.
- ↑ Волчек Д. [www.svobodanews.ru/content/transcript/2159819.html Вертикаль для художников. Дела журнала «Артхроника» и видеоартиста Олега Мавроматти] // Радио «Свобода». — 2010. — 15 сент.
- ↑ Тучков В. [shuum.ru/column/111 Лечение электричеством] // Шум. — 2010. — 9 ноября.
- ↑ Корсаков А. [www.adindex.ru/publication/gallery/2011/07/8/68699.phtml Олег Мавромати. Больно, больно, больно!... а… хорошо…] // www.adindex.ru. — 2011. — 8 июля.
Отрывок, характеризующий Мавроматти, Олег Юрьевич
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
