Магелланово облако (роман)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Магелланово облако
Obłok Magellana
Жанр:

Научная фантастика

Автор:

Станислав Лем

Язык оригинала:

польский

Дата написания:

1955

Дата первой публикации:

1955

Издательство:

Iskry

Магелланово облако (польск. Obłok Magellana) — научно-фантастический роман польского писателя Станислава Лема. В 1954 году в еженедельнике «Przekrój» публиковались отрывки из романа, в следующем году он вышел полностью в издательстве «Iskry». Впервые был переведён на русский язык Л. Яковлевым и издан в 1960 году.





Содержание

Действие романа происходит в XXXII веке. На Земле претворены в жизнь идеалы коммунизма, в результате чего освободившееся от предрассудков общество идёт по пути научно-технического и культурного прогресса. Изменению подвергся даже климат Земли: главный герой родился в Гренландии, «недалеко от Полярного круга, в той части острова, где тропический климат сменяется умеренным, а пальмовые рощи уступают место высокоствольным лиственным лесам».

Однако освоение космоса пока что ограничено лишь Солнечной системой, поскольку учёным не удаётся преодолеть связанные с достижением необходимой для достаточно кратких межзвёздных перелётов скорости. Но, с появлением новых технологий, полёт и возвращение в течение одной человеческой жизни становятся возможным, и начинается подготовка к первой экспедиции — на Альфу Центавра. Главный герой мечтает об участии в полётах с детства. Благодаря своей целеустремлённости главный герой изучает кибернетику, звездоплавание, получает диплом по медицине, а также побеждает в Олимпийских играх[1]. В результате он попадает в состав экипажа космического корабля «Гея» из 227 человек.

В 3114 году состоялся запуск «Геи» к Альфе Центавра. На борту корабля возникают различные трудности: от появления случайно попавшего на борт человека до всеобщей депрессии экипажа. Специалисты ищут различные пути выхода из трудных ситуаций, стараясь сделать жизнь людей более разнообразной. У Проксимы Центавра «Гея» случайно обнаруживает боевую космическую станцию из далёкого прошлого. Она находилась на орбите Земли во время противостояния двух политических блоков на Земле (в них угадываются Организация Варшавского договора и НАТО) и несла ядерное оружие, но случайно сошла с орбиты и почти за тысячу лет достигла Проксимы Центавра. Экипаж «Геи» взрывает боевую станцию, чтобы уничтожить запасы ядерного и бактериологического оружия, обнаруженные на ней.

«Гея» сталкивается с сигналом, исходящим от одной из планет Альфы Центавра. «Гея» следует к планете, от которой исходит сигнал, и пытается установить связь с цивилизацией планеты. Все сигналы остаются без ответа, а при попытке высадки на планету десантные ракеты неожиданно подвергаются атаке, в результате которой погибает 10 астронавтов. Тем не менее, экипаж «Геи» не спешит наносить ответный удар, и звездолёт отдаляется от планеты. На экстренном совещании экипажа выдвигается предположение, что обитатели планеты ошибочно приняли мирную высадку за агрессию, и попытки установить контакт надо продолжать. Главный герой с напарником отправляется на один из близлежащих астероидов для постройки промежуточной космической базы. В результате метеоритного дождя они теряют связь с «Геей», и при попытке её наладить напарник получает смертельную дозу радиации. Не имея связи, главный герой лжёт умирающему, что контакт налажен и обнаружена высокоразвитая дружественная цивилизация. Роман заканчивается починкой связи и сообщением «Геи» об установлении контакта с цивилизацией Альфы Центавра. Главный герой спешит сообщить, что он не лгал, но напарник уже умер.

Экранизация

В 1963 году по мотивам романа в Чехословакии был снят фильм «Ikarie XB 1» режиссёра Индржиха Полака[2].

Отношение автора

В 1954 году вместе с публикуемыми отрывками в «Przekrój» был напечатан микрорассказ-автопародия «Около мегаломана»[3]. Впоследствии Лем весьма критически относился к этому своему раннему роману: «„Магелланово облако“ я считаю достаточно слабым произведением, в особенности в смысле языка… Я тогда находился под сильным влиянием Рильке, хоть моя стилистика и приходилась десятой водой на киселе этому поэту. Если это ещё и наложить на переслащенную фабулу, получим экстракт соцреалистических времен»[4]. Одним из следствий такого отношения был запрет перевода на другие языки. В частности, Лем запретил переводить «Магелланово облако» на японский язык, со следующей формулировкой: «Япония не знала коммунистического режима, и если мой роман обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду»[5][6]

Напишите отзыв о статье "Магелланово облако (роман)"

Примечания

  1. По Лему, Олимпийские игры проходили в 3114 году, однако, Летние Олимпийские игры должны проводиться в 3112 году
  2. Ikarie XB 1 (англ.) на сайте Internet Movie Database
  3. [fantlab.ru/work411468 «Около мегаломана»] в «Лаборатории фантастики»
  4. [solaris.lem.pl/ksiazki/beletrystyka/oblok-magellana Obłok Magellana на официальном сайте писателя] (польск.). Проверено 25 июня 2012.
  5. Станислав Лем. Интервью «Общей газете». — 20.01.2000.
  6. Станислав Лем. Мегабитовоя бомба. Примечание редактора к «Заклятию превидизма» // Молох = Bomba megabitowa. Pod klątwą prewidyzmu. — М.: «АСТ», 2005. — С. 373-381. — ISBN 5-17-025968-9.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Магелланово облако (роман)

Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.