Магнетик бэнд
| Магнетик бэнд | |
| Жанр |
джаз-рок, блюз, ритм-н-блюз, рок-н-ролл, хард-рок, хеви-метал |
|---|---|
| Годы | |
| Страна | |
| Город | |
| Другое название |
Группа Гуннара Грапса (1984—1991) |
«Магнетик бэнд» (эст. Magnetic Band) — советская (эстонская) рок-группа, получившая известность в СССР в начале 80-х. Группа завоевала известность благодаря выступлению на фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси-80».
Содержание
История
Магнетик бэнд
Группа была создана солистом и ударником Гуннаром Грапсом в декабре 1977 года и первоначально ориентировалась на джаз-рок. В состав группы также вошли Хейни Вайкмаа (гитара), Сулев Куузик (гитара, вокал), Мариус Сагади (бас-гитара) и Мати Валдар (саксофон).
В 1978 году группа начинает играть музыку в стиле ритм-н-блюз и выпускает одноимённый миньон, состоящий из двух песен — «Трубадур на магистрали» (с которой потом выступит на фестивале «Весенние ритмы. Тбилиси-80») и «Дела торговые». В 1980 году Вайкмаа был призван на службу в армию и на его место взяли гитариста Невила Блумберга, с которым они и выступили на «Весенних ритмах». Группа разделила первое место с «Машиной времени», а песни «Трубадур на магистрали» и «Леди Блюз» были включены в вышедший после фестиваля двойной альбом.
В 1981 году Невила Блумберга сменяет Айвар Оя (впоследствии — Мюзик Сейф). Вместо Грапса на ударных начал играть Яак Ахелик (впоследствии — Мюзик Сейф и Ultima Thule), уже чуть позже — Мати Амос, а на бас-гитаре вместо Сагади — Александр Сырцов.
В 1982 году группа записывает полноценный альбом «Roosid Papale» (Розы для папы), состоящий из фонограмм разных лет. Кроме джаз-рока и ритм-н-блюза, в альбоме было много композиций в стилях рок-н-ролл и блюз, а также были первые шаги в исполнении тяжёлого рока.
Летом 1983 года в очередной раз меняется состав коллектива — Айвар Оя уходит в «Мюзик Сейф», его сменяет Вячеслав Кобрин, ранее игравший с группой «Рок-Сентябрь». С приходом Кобрина «Магнетик бэнд» ориентируется на тяжёлый рок. В конце года в группе опять происходят перемены — ударником становится Рейн Салме, а бас-гитаристом — Хейки Тарка.
В декабре 1983 года во время концерта в Киеве разразился грандиозный скандал, в результате чего группу уволили из Таллинской филармонии и запретили гастролировать по СССР. Но состав коллектива оказался устойчивым, и с января по август 1984 года группа продолжает работать и выступает на рок-фестивале в Тарту под новым названием — Группа Гуннара Грапса. С этим названием группа вернулась в филармонию.
Группа Гуннара Грапса
Группа Гуннара Грапса (эст. Gunnar Grapsi Grupp, GGG) представляла собой реинкарацию «Магнетик бэнд» в новом названии и звучании и в новых «старых» лицах. Элементы блюза стали исчезать из музыки группы, их заменили элементы тяжёлого рока. Это стало причиной ухода из группы Вячеслава Кобрина (впоследствии — «Кобрин блюз бэнд» и «Ultima Thule») и Мати Валдара.
В 1986 г. - выступление на фестивале «Литуаника-86».
В 1987 году в группе окончательно поменялся состав. Теперь в группу входили Гуннар Грапс (вокал), Юрий Стиханов (экс-«Форвард», «Форум», впоследствии — «Август»; гитара), Андреас Аак (гитара), Юри Рооза (бас-гитара) и Тийт Альтосаар (ударные). Группа стала чаще появляться в Москве и других крупных городах СССР.
В 1988 году группа выпускает свой единственный альбом «Pōlemine» (Горение). Также была подготовлена и англоязычная версия альбома, которой так и не суждено было выйти в свет.
В период с 1989 года по 1991 год группа не гастролирует из-за эмиграции Грапса в США и ухода Стиханова. После распада СССР Грапс возвращается домой, но группа редко выезжает за пределы Эстонии.
Дискография
Альбомы группы «Магнетик бэнд» (1978—1984)
|
|
Альбомы Группы Гуннара Грапса (1984—1991)
|
Фильмография
- Не будь этой девчонки... (Рижская киностудия, 1981) — джаз-бэнд
Напишите отзыв о статье "Магнетик бэнд"
Отрывок, характеризующий Магнетик бэнд
10 го октября, в тот самый день, как Дохтуров прошел половину дороги до Фоминского и остановился в деревне Аристове, приготавливаясь в точности исполнить отданное приказание, все французское войско, в своем судорожном движении дойдя до позиции Мюрата, как казалось, для того, чтобы дать сражение, вдруг без причины повернуло влево на новую Калужскую дорогу и стало входить в Фоминское, в котором прежде стоял один Брусье. У Дохтурова под командою в это время были, кроме Дорохова, два небольших отряда Фигнера и Сеславина.Вечером 11 го октября Сеславин приехал в Аристово к начальству с пойманным пленным французским гвардейцем. Пленный говорил, что войска, вошедшие нынче в Фоминское, составляли авангард всей большой армии, что Наполеон был тут же, что армия вся уже пятый день вышла из Москвы. В тот же вечер дворовый человек, пришедший из Боровска, рассказал, как он видел вступление огромного войска в город. Казаки из отряда Дорохова доносили, что они видели французскую гвардию, шедшую по дороге к Боровску. Из всех этих известий стало очевидно, что там, где думали найти одну дивизию, теперь была вся армия французов, шедшая из Москвы по неожиданному направлению – по старой Калужской дороге. Дохтуров ничего не хотел предпринимать, так как ему не ясно было теперь, в чем состоит его обязанность. Ему велено было атаковать Фоминское. Но в Фоминском прежде был один Брусье, теперь была вся французская армия. Ермолов хотел поступить по своему усмотрению, но Дохтуров настаивал на том, что ему нужно иметь приказание от светлейшего. Решено было послать донесение в штаб.
Для этого избран толковый офицер, Болховитинов, который, кроме письменного донесения, должен был на словах рассказать все дело. В двенадцатом часу ночи Болховитинов, получив конверт и словесное приказание, поскакал, сопутствуемый казаком, с запасными лошадьми в главный штаб.
Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
