Магни

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Магни (Magni)
Мифология:	Германо-скандинавская мифология
Отец:	Тор
Мать:	Ярнсакса
Братья:	Моди
Сёстры:	Труд

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Магни — в германо-скандинавской мифологии сын бога Тора и великанши Ярнсаксы, которому в день Рагнарёка суждено овладеть молотом Тора.

Рождение Магни

В стране великанов, на пиру в дружеском доме Тор повстречал великаншу Ярнсаксу, которая приглянулась Богу Грозы. Он отвез её в Асгард, где она родила сына Магни.

Жена Одина Фригг предсказала мальчику большое будущее, а три вещие норны предрекли, что он во всем превзойдет отца, а в будущем будет носить молот Мьёлльнир.

Спасение отца

Уже когда Магни исполнилось три ночи от роду, он мог похвастаться недюжинной силой. После поединка Тора с Хрунгниром, когда нога великана придавила бога, мальчик с легкостью помог ему освободиться. Потом он (в возрасте трех ночей) попросил провидицу по имени Гроа помочь избавить Тора от кусочка точила в голове, оставшегося от битвы с великаном.

Введение в род

Так как Ярнсакса не была законной женой Тора, то мальчика необходимо было ввести в род, чтобы подтвердить его принадлежность к Асам. Пир происходил у Эгира, хозяина подводных чертогов. Локи пытался помешать этому, но был с позором изгнан с праздника. Магни был введён в род и с тех пор часто сопровождал Тора в его путешествиях.

Магни в день Рагнарёка

Возвращаясь из нижнего мира (Хель) боги увидели древний курган, в котором спала старая вёльва, провидица. Она рассказала богам о дне Рагнарёка. В этой битве Магни суждено потерять отца и унаследовать его молот, продолжая битву. После победы он, вместе с остальными молодыми богами, создаст новый мир с новыми порядками, который будет напоминать времена молодости ушедших богов, лучшее время старого мира.

Литература

• В. Н. Синельченко, М. Б. Петров. «В мире мифов и легенд».
• Мария Семёнова. «Девять миров»

Ссылки

• godsbay.ru/vikings/ - энциклопедия мифологии древнего мира
• www.fbit.ru/free/myth/ - сайт посвященный мифам и легендам Севера

Отрывок, характеризующий Магни

Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.