Магнисия

Магнисия Μαγνησία
Столица	Волос
Население	206 955 (2001 г.)
Площадь	2 636 км²
Плотность населения	78,5 чел./км²
Количество димов	22
Количество сообществ	4
Почтовые индексы	37 xxx, 38 xxx
Телефонные коды
Автомобильный код	BB, ΒΟ
ISO 3166-2:GR	GR-43
Сайт	[www.magnesia.gr www.magnesia.gr]
Номы периферии Фессалия
Кардица Лариса Магнисия Трикала

Магниси́я, Магнесия или Магнезия (греч. Μαγνησία) — ном в Греции, в Фессалии. Включает в себя материковую территорию и острова Скиатос, Скопелос и Алонисос. Столица — Волос, с населением 145 000 жителей.

Описание

Магнесия (Μαγνησία) — приморская часть Фессалии, где в древности обитало македонское племя магнетов, от названия которого и происходит её наименование (само же название «магнеты», в свою очередь, происходит от имени одного из прародителей — Магнета, сына Зевса и Фии). Считается, что именно жители Магнесии основали в Малой Азии одноимённые города Магнесия на Меандре и Магнесия у Сипила. В 1947 г. греческими властями была образована префектура Магнезия с центром в городе Волос. Знаменитые уроженцы древней Магнесии — Ясон, Пелей, в наше время — художник де Кирико и композитор Вангелис.

В древности этот регион был богат залежами минералов, известных под общим названием «камни из Магнесии» («магнесийские камни»). В их число входили: магнезит (карбонат магния, известный также в русском языке под названием «белая магнезия»), периклаз (оксид магния), и два чёрных минерала — магнетит и пиролюзит (диоксид марганца). При этом сами греки двух последних не разделяли и называли одним словом («magnes»), приписывая различия в свойствах разным началам — мужскому и женскому. Мужской минерал обладал способностью притягивать железо (магнетит); от него происходит современное «магнит». Женский — не обладал таким свойством и использовался при варке стекла для его осветления; позже он стал называться «чёрной магнезией». В шестнадцатом столетии в среде стекольщиков за последней закрепилось название «manganesum», вероятно, из-за искажения или из-за конкатенации двух слов, так как в то время алхимикам и стекольщикам приходилось иметь дело с двумя видами магнезии — чёрной (magnesia negra) и белой (magnesia alba) (оксид магния, не путать с русской «белой магнезией» — карбонатом магния; также применялась при изготовлении стекла). Например, итальянский врач Микель Меркати называл первую Manganesa. Отсюда произошло название содержавшегося в этой соли металла, выделенного в XVIII веке — марганца. Изначальное же «магнезия» стало использоваться исключительно для обозначения белой магнезии (magnesia alba) и впоследствии дало название другому элементу — магнию, выделенному в XIX веке (см. также эпсомит).

В районе города Велестино был обнаружен набор бронзовых фигурок (велестинская коллекция), которые предположительно датируются VI—VII веками и изображают славянских языческих богов (см. Фигурки из Велестино).

Отрывок, характеризующий Магнисия

Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»