Мадазимов, Рахмонберди

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Рахмонберди Мадазимович Мадазимов
узб. Мадазимов Раҳмонберди Муҳаммадаъзим аълам ўғли
Рахмонберди Мадазимов-основатель Ошского театра
Дата рождения:	1875(1875)
Место рождения:	Узген, Ферганская область
Дата смерти:	1933(1933)
Место смерти:	Узген, Киргизская АССР, РСФСР, СССР
Профессия:	актёр
Гражданство:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Годы активности:	1914-1932 годы
Амплуа:	Комический, трагический, драматический актёр
Театр:	Ошский Государственный академический узбекский музыкально-драматический театр имени Бабура
Спектакли:	М.Бехбудий «Падаркуш», М.Уйгур «Лекарь из Туркестана», Хамза «Отравленная жизнь», Г.Зафарий «Сирота», Хамза «Наказание клеветников», Комил Яшин «Лолахон», М.Рахмон «Рапорт с юга», К.Яшин и М.Музаффаров «Гулсара», К.Яшин «Два коммуниста», К.Яшин «Друзья», К.Яшин "Внутри", Г.Зафарий «Халима», К.Яшин «Ажи-ажи», У.Исмоилов «Истории на хлопковом поле», Н.В. Гоголь «Женитьба», М.Уйгур «Переводчик».

Рахмонберди Мадазимов - основатель и организатор театрального движения в Кыргызстане, основатель и первый художественный руководитель Ошского Государственного академического узбекского музыкально-драматического театра имени Бобура города Ош.

Биография

Мирзо Рахмонберди хаджи сын Мухаммадазима аълама (Мадазимов) родился в 1875 году в городе Узген. Он, как и его отец Мухаммадазим, был авторитетным муллой, совершившим паломничество Мекку; он молитвами лечил даже безнадёжных тяжелобольных. Мирзо Рахмонберди хаджи имел большой авторитет, даже проезжавшие мимо него всадники на лошадях, увидев его издали спускались с лошади и склоняли перед ним голову. Рахмонберди хаджи Мадазимов был писателем, в 1914—1915 годах в типографии при канцелярии генерал-губернатора Туркестанского края в городе Ташкенте были изданы его две книги «Ўшнинг тавсифи» («Характеристика Оша»), «Исмлар имлоси» («Словарь имён»).

В 1914 году под руководством Рахмонберди Мадазимова вместе с учителем русско-туземной школы города Ош Балтыходжой Султановым был основан театральный кружок.

В 1918 году под руководством Рахмонберди Мадазимова вместе с другими просвещёнными деятелями и учителями Ошского уезда Бекназаром Назаровым, Иброхимом Мусабоевым, Журахоном Зайнобиддиновым, Назирханом Камоловым, А.Саидовым, А.Эшонхоновым, Абдукодиром Исхоковым, Исроилжоном Исмоиловым, Жалилом Собитовым впервые в Кыргызстане был основан самодеятельный театральный кружок на базе концертной бригады при Реввоенсовете Туркестанского фронта из местных мусульманских актёров. Художественный руководитель театральной труппы Рахмонберди Мадазимов был первым основателем и организатором театрального движения в Кыргызстане. В 1919 году кружок сформировался в драматическую труппу. Эта труппа послужила не только развитию театрального искусства, но и развитию профессионального музыкального искусства на юге Киргизии. Так как в репертуаре труппы, кроме театральных постановок ставились многочисленные концертные программы, также осуществлялась обработка народных мелодий для музыкального сопровождения спектаклей, что стало особым этапом на пути становления музыкантов-профессионалов. В дальнейшем эта труппа стала основой для создания Ошского Государственного академического узбекского музыкально-драматического театра имени Бабура. Узбекский академический музыкально-драматический театр в городе Ош является вторым старейшим профессиональным театром в Центральной Азии, после Узбекского национального академического драматического театра имени Хамзы в городе Ташкент (основанного в 1913-27 февраля 1914 годах).

Рахмонберди Мадазимов в составе театра побывал во всех районах Ошского уезда, где ставил спектакли и боролся с басмачеством оружием искусства и культуры. Ставя спектакли в районах, знал, где были размещены басмачи и места хранения их оружия. Он совместно со своим родственником, основателем и первым начальником милиции города Ош Балтыходжой Султановым активно участвовал в обезвреживании басмачества. На своей телеге он вместе с реквизитом театра незаметно пряча перевозил оружие красных через районы, где орудовали банды басмачей и таким образом снабжал Красную армию оружием и боеприпасами.

Поставленная драматической труппой пьеса Маннона Уйгура «Лекарь из Туркестана» в своё время вызвало резкое недовольство реакционных религиозных деятелей. Так как в то время в составе труппы не было женщин актрис, то роль женщин великолепно исполнял Журахон Зайнобиддинов. Во время Гражданской войны прилегающие к Ошу районы превратились в поле боёв. По предложению начальника милиции города Ош Балтыходжа Султанова труппа стала участником этого фронта и агитатором партии большевиков. Труппа ставила спектакли и концерты в сёлах Ошского уезда, на базарах, площадях и других местах, где собиралось много народу, показывала недобрые намерения басмачей. Просвещённые революционные деятели Балтыходжа Султанов и Фазылбек Касымбеков помогали встать на ноги молодому коллективу театральной труппы. Свёкор Б.Султанова первый основатель и художественный руководитель Ошского узбекского театра Рахмонберди Мадазимов рассказывал: курбаши Мадаминбек разбойничал около Андижана, нападал на жителей. Начальник милиции города Ош Балтыходжа Султанов и Ошский гарнизон хотели помочь с обеспечением оружия Андижанскому военному гарнизону. Но как доставить туда оружие? Эту проблему решили артисты театра. Украсили карету, разложили оружие, сверху положили одеяла и тушаки. Артист Рахмонберди Мадазимов наложил грим и стал большим «ишаном»-религиозным проповедником. Ещё два актёра стали его «муридами»-учениками. Поставили около себя священную книгу Коран, читая его пустились в путь. Когда карета подъехала к Ходжаабаду послышалась стрельба. Десятки басмачей окружили карету. Тогда извозчик сделал рукой знак «тихо» басмачам и приоткрыл занавеску. Басмачи увидели «ишана» и его «учеников» поклонились. Потом с почестями довезли их до Андижана. Для обеспечения оружием такие «постановки» труппы повторялись неоднократно.

В соответствии с постановлением Совета народных комиссаров, в 1929 году театр начал свою деятельность на профессиональной основе и начиная с этого времени начал ставить на сцене большие пьесы, которые отражали злободневные вопросы того времени. Постановка на сцене музыкальной драмы Камила Яшина и Музаффара Мухамедова «Гулсара» стало большим событием. В 1929—1931 годы в театре были поставлены пьесы К.Яшина «Лолахон», «Ажи-ажи». Эти произведения сыграли большую роль в раскрытии чёрных замыслов идейных противников. Спектакль «Лолахон» много раз ставился для трудящихся Оша, Аравана, Узгена, Кара-Суу, Нооката, Ходжаабада. Реакционные элементы организовали ряд нападений в отношении театральных работников. Были подготовлены наёмники, которые должны были поймать и выколоть глаза Рахмонберди Мадазимову, Розияхон Муминовой, Тожихон Хасановой, Уринбою Рахмонову. Для безопасности артистов к ним были приставлены вооружённые охранники.

Несмотря на организационные трудности, театр расширял свой репертуар за счёт новых, идейных и высокохудожественных произведений. В этом театру оказывали большую практическую помощь народный артист СССР Рахим Пирмухамедов, народные артисты Узбекистана Хикмат Латипов и Кудрат Ходжаев. На сцене Ошского театра были поставлены пьесы «Два коммуниста», «Друзья», «Алишер Навои» и другие произведения.

Заслуги Рахмонберди Мадазимова как организатора и основателя театрального движения в Кыргызстане и первого основателя и организатора театральной труппы написаны на странице 110 Энциклопедии Ошской области изданная Академией наук Киргизской ССР в 1987 году, в этой же Энциклопедии на стр.110 размещена фотография его сына Журахона Рахмонова. В 5 томе Национальной Энциклопедии «Кыргызстан» изданного Центром Государственного языка и энциклопедии, Бишкек 2014 году и в книге Абдугани Абдугафурова «Ошский академический театр» изданная в феврале 2010 года посвящённая 90-летнему юбилею Ошского узбекского драматического театра имени Бабура отражены заслуги Рахмонберди Мадазимова в организации и деятельности Ошского театра.

Основатель Ошского узбекского драматического театра Рахмонберди хаджи Мадазимов в связи с выездом в город Узген в 1932 году ушёл из театра и умер в конце мая 1933 года в городе Узгене.

Двое сыновей Рахмонберди Мадазимова достойно продолжили дело своего отца служению искусству и культуры много лет работали на сцене театра имени Бабура города Ош. Уринбой и Журахон Рахмоновы были одними из основателей музыкально-драматического театра имени Бобура города Ош и внесли большой вклад в развитие искусства и культуры Киргизии, воспитали много молодых актёров. Их большой вклад и труд были высоко оценены руководством Киргизской ССР и они были награждены орденами, многочисленными медалями, почётными грамотами.

Работа в театре

• 1919 год — М.Бехбудий «Падаркуш», Маннон Уйгур «Лекарь из Туркестана».
• 1920 год — Хамза «Отравленная жизнь».
• 1921 год — Гулом Зафарий «Сирота».
• 1922 год — Хамза «Наказание клеветников».
• 1923 год — Комил Яшин «Лолахон».
• 1924 год — Махмуд Рахмон «Рапорт с юга».
• 1925 год — К.Яшин и М.Музаффаров «Гулсара».
• 1926 год — К.Яшин «Два коммуниста».
• 1927 год — К.Яшин «Друзья».
• 1928 год — К.Яшин «Внутри».
• 1929 год — Гулом Зафарий «Халима», К.Яшин «Ажи-ажи».
• 1930 год — Умаржон Исмоилов «Истории на хлопковом поле».
• 1931 год — Н. В. Гоголь «Женитьба».
• 1932 год — Маннон Уйгур «Переводчик».

Кроме того, он участвовал в многочисленных концертных программах.

Семья

Отец — Ибни Мухаммадаъзим аълам (умер в 1876 году), религиозный деятель. Мать — Биби Солиха (1850—1922), уроженка города Уратепа. Супруга — Бибихон (1884—1922), уроженка города Уратепа. Дети — Назокатхон (1902—1934), Хожинисо (1907—1932), Уринбой (1910—1980), Назирхон (1912—1917), Журахон (1917—1977).

Написанные книги

• «Ўшнинг тавсифи» (Характеристика Оша), 1914 год, типография при канцелярии генерал-губернатора Туркестанского края, город Ташкент.
• «Исмлар имлоси» (Словарь имён), 1915 год, типография при канцелярии генерал-губернатора Туркестанского края, город Ташкент.

Литература

• Энциклопедия Ошской области, Академия Наук Киргизской ССР. Раздел Театральная жизнь, стр.110, 1987 год, город Фрунзе.
• Национальная энциклопедия Узбекистана, Академия Наук Республики Узбекистан, г. Ташкент, 2000-2006 годы (буква Ў, стр.219), Государственное научное издательство "«Узбекская национальная энциклопедия», Ташкент.
• Национальная энциклопедия «Кыргызстан», 5 том, стр.763. Центр Государственного языка и энциклопедии, Бишкек 2014 год. («Кыргызстан» улуттук энциклопедиясы, 5-том. Башкы редактору Асанов Ү. А. К 97. Б. Мамлекеттик тил жана энциклопедия борбору, 2014 жыл).
• * А. Абдугафуров "Ошский узбекский музыкальный театр", Фрунзе, 1980 год. 58 с.; 21 см. Кирг 23/463
• А. Абдугафуров «Ошский академический театр», г. Ош, 2010 год.
• "Кто есть кто" Бишкек, 2016 год.

Ссылки

• [archive.ec/ZiH72 Они стояли у истоков]
• [archive.is/nTnwH Актёрская династия]
• [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386103932 Центразия Персоны]
• [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386247524 Центразия История]
• [portalus.ru/modules/biographies/rus_readme.php/rss.php?subaction=showfull&id=1422803501&archive=&start_from=&ucat=1&category=1 Биографии знаменитостей]
• Отрывок из книги «Исмлар имлоси» (на узбекском языке)
• [n.ziyouz.com/books/uzbekiston_milliy_ensiklopediyasi/O'zbekiston%20Milliy%20Ensiklopediyasi%20-%20O'%20harfi.pdf]
• [archive.is/wt2KH Реферат]
• [chabarman.kg/index.php/biografiyalar-m-r-bayandar/4175-madazimov-rakhmonberdi Рахмонберди Мадазимов на кыргызском языке]
• [tyup.net/page/madazimov-rahmonberdi Рахмонберди Мадазимов на кыргызском языке]
• [teatrbabur.kg/index.php/ru/istoriya-2 История театра]

Отрывок, характеризующий Мадазимов, Рахмонберди

Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.