Госпожа Бовари

Эта статья — о книге. О фильме см. Мадам Бовари (фильм, 1991).

Госпожа Бовари
Madame Bovary
Автор:	Гюстав Флобер
Жанр:	роман
Язык оригинала:	французский
Оригинал издан:	1856
[lib.ru/INPROZ/FLOBER/bovary.txt Электронная версия]

«Госпожа́ Бовари́», или «Мада́м Бовари́» (фр. Madame Bovary) — роман Гюстава Флобера, впервые напечатанный в 1856 году. Считается одним из шедевров мировой литературы.

Главная героиня романа — Эмма Бовари, жена врача, живущая не по средствам и заводящая внебрачные связи в надежде избавиться от пустоты и обыденности провинциальной жизни. Хотя сюжет романа довольно прост и даже банален, истинная ценность романа — в деталях и формах подачи сюжета. Флобер как писатель был известен своим стремлением довести каждое произведение до идеала, всегда стараясь подобрать верные слова.

Роман печатался в парижском литературном журнале «Ревю де Пари» с 1 октября по 15 декабря 1856 года. После опубликования романа автор (а также ещё двое издателей романа) был обвинён в оскорблении морали и вместе с редактором журнала привлечён к суду в январе 1857 года. Скандальная известность произведения сделала его популярным, а оправдательный приговор от 7 февраля 1857 года сделал возможным последовавшее в том же году опубликование романа отдельной книгой. В настоящее время он считается не только одним из ключевых произведений реализма, но и одним из произведений, оказавшим наибольшее влияние на литературу вообще. В романе присутствуют черты литературного натурализма. Скепсис Флобера по отношению к человеку проявился в отсутствии типичных для традиционного романа положительных героев. Тщательная прорисовка характеров обусловила и очень длинную экспозицию романа, позволяющую лучше понять характер главной героини и, соответственно, мотивацию её поступков (в отличие от волюнтаризма в действиях героев сентименталистской и романтической литературы). Жёсткий детерминизм в поступках героев стал обязательной чертой французского романа в первой половине XIX века. Тщательность изображения характеров, точная до беспощадности прорисовка деталей (в романе точно и натуралистично показана смерть от отравления мышьяком, хлопоты по приготовлению трупа к погребению, когда изо рта умершей Эммы выливается грязная жидкость, и т. п.) были отмечены критикой как особенность писательской манеры Флобера. Это отразилось и в карикатуре, где Флобер изображён в фартуке анатома, подвергающим вскрытию тело Эммы Бовари.

Согласно проведённому в 2007 году опросу современных популярных авторов, роман «Госпожа Бовари» является одним из двух величайших романов всех времён (сразу после романа Льва Толстого «Анна Каренина»). Тургенев в своё время отозвался об этом романе как о самом лучшем произведении «во всём литературном мире».

По словам литературного критика Алексея Машевского, в романе нет положительных персонажей: нет героя, который мог бы быть воспринят читателем именно как герой. Можно сказать, что «смерть героя», провозвестником которой стал одноименный роман Ричарда Олдингтона, наступила еще в XIX веке — в «Госпоже Бовари».

Сюжет

Шарль Бовари, закончив колледж, по решению матери начинает учиться медицине. Однако он оказывается не очень смышлён, и только природная старательность и помощь матери позволяют ему сдать экзамен и получить место врача в Тосте — провинциальном французском городке в Нормандии. Стараниями матери же он женится на местной вдове, малопривлекательной, но обеспеченной женщине, которой уже за сорок. Однажды, отправившись по вызову к местному фермеру, Шарль знакомится с дочерью фермера, Эммой Руо, симпатичной девушкой, к которой у него возникает влечение.

После смерти жены Шарль начинает общаться с Эммой и через какое-то время решается просить её руки. Её давно овдовевший отец даёт согласие и устраивает пышную свадьбу. Но когда молодые начинают жить вместе, Эмма очень быстро понимает, что больше не любит Шарля и что до этого она вообще не знала, что такое любовь. Однако он её любит без памяти и по-настоящему с ней счастлив. Она тяготится семейной жизнью в глухой провинции и в надежде что-то изменить настаивает на переезде в другой (также провинциальный) город Ионвиль. Это не помогает, и даже рождение ребёнка от Шарля не вызывает у неё трепетных чувств (сцена, когда она, унывающая от тягости жизни, в порыве негодования толкает дочку, а та ударяется, что не вызывает сожаления у матери).

В Ионвиле она встречает студента, помощника нотариуса Леона Дюпюи, с которым они подолгу разговаривают о прелестях столичной жизни на обедах в трактире, куда Эмма приходит с мужем. У них возникает обоюдное влечение. Но Леон мечтает о столичной жизни и через некоторое время уезжает в Париж продолжать обучение. Через некоторое время Эмма знакомится с Родольфом Буланже, состоятельным человеком и известным ловеласом. Он начинает за ней ухаживать, говоря слова о любви, которых ей так недоставало от Шарля, и они становятся любовниками в лесу, «под носом» у ничего не подозревающего влюбленного мужа, который сам купил Эмме лошадь, чтобы она совершала полезные прогулки на лошади с Родольфом в тот самый лес. Желая сделать Родольфу приятное и подарить ему дорогой хлыстик, она постепенно влезает в долги, подписывая векселя Лере, пронырливому лавочнику, и тратя деньги без разрешения мужа. Эмма и Родольф счастливы вместе, они часто тайно встречаются и начинают готовиться к побегу от мужа. Однако Родольф, человек холостой, не готов пойти на это и разрывает связь, написав письмо, прочитав которое Эмма заболевает и надолго слегает в постель.

Постепенно она поправляется, окончательно же отойти от подавленного состояния ей удаётся лишь тогда, когда в Руане, довольно крупном городе рядом с Ионвилем, она встречает вернувшегося из столицы Леона. Эмма и Леон впервые вступают в связь после посещения руанского собора (Эмма пытается отказать, не приходить в собор, но в конце концов не перебарывает себя и приходит) в нанятой ими карете, которая полдня носилась по Руану, составляя загадку для местных жителей. В дальнейшем отношения с новым любовником вынуждают её обманывать мужа, говорить, что по четвергам она берет занятия по фортепиано у женщины в Руане. Она запутывается в долгах, наделанных при помощи лавочника Лере. Обманом выудив у Шарля доверенность на распоряжение имуществом, Эмма тайно продаёт его приносившее небольшой доход поместье (это откроется Шарлю и его матери позже). Когда Лере, собрав векселя, подписанные Эммой, просит своего приятеля подать в суд, который постановляет изъять в счёт долга имущество супругов, Эмма, пытаясь найти выход, обращается к Леону (он отказывается рисковать ради своей любовницы, воруя несколько тысяч франков из конторы), к ионвильскому нотариусу (который хочет вступить с ней в связь, но ей отвратителен). В конце концов она приходит к бывшему любовнику Родольфу, который так жестоко поступил с ней, но тот требуемой суммы не имеет, а продавать вещицы (составляющие обстановку его интерьера) ради неё не намерен.

Отчаявшись, она тайком в аптеке господина Оме принимает мышьяк, после чего приходит домой. Вскоре ей становится плохо, она лежит в кровати. Ни муж, ни приглашённый знаменитый врач ничем не могут ей помочь, и Эмма умирает. После её смерти Шарлю открывается правда о количестве наделанных ею долгов, даже об изменах — но он продолжает страдать по ней, разрывает отношения с матерью, хранит её вещи. Он даже встречается с Родольфом (отправившись продать лошадь) и принимает приглашение Родольфа выпить с ним. Родольф видит, что Шарль знает об измене жены, и Шарль говорит, что не обижается, в результате чего Родольф признаёт в душе Шарля ничтожеством. На следующий день Шарль умирает у себя в саду, его застаёт там маленькая дочка, которую затем передают матери Шарля. Через год она умирает, и девочке приходится идти на прядильную фабрику, чтобы заработать на пропитание.

История создания

Идея романа была подана Флоберу в 1851 году. Он только что прочёл для друзей первый вариант другого своего произведения — «Искушение Святого Антония» — и был ими раскритикован. В связи с этим один из друзей писателя, Максим дю Кан, редактор «La Revue de Paris», предложил ему избавиться от поэтического и высокопарного слога. Для этого дю Кан посоветовал выбрать реалистичный и даже будничный сюжет, связанный с событиями в жизни обычных людей, современных Флоберу французских мещан. Сам же сюжет был подсказан писателю ещё одним другом, Луи Буйле (именно ему посвящён роман), который напомнил Флоберу о событиях, связанных с семьёй Деламар.

Эжен Деламар учился хирургии под руководством отца Флобера — Ахилла Клеофаса. Не обладая никакими талантами, он смог занять место врача лишь в глухой французской провинции, где женился на вдове, женщине старше его. После смерти жены он встретил молодую девушку по имени Дельфина Кутюрье, ставшую затем его второй женой. Романтическая натура Дельфины не вынесла, однако, скуки провинциальной мещанской жизни. Она начала тратить деньги мужа на дорогие наряды, а затем и изменять ему с многочисленными любовниками. Мужа предупреждали о возможных изменах жены, но он в это не поверил. В возрасте 27 лет, запутавшись в долгах и теряя внимание со стороны мужчин, она покончила с собой. После смерти Дельфины мужу открылись правда о её долгах и подробности измен. Он не смог этого вынести и через год также скончался.

Флоберу была знакома эта история — его мать поддерживала контакты с семьёй Деламар. Он ухватился за идею романа, изучил жизнь прототипа и в том же году принялся за работу, которая оказалась, однако, мучительно тяжёлой. Флобер писал роман почти пять лет, порой затрачивая на отдельные эпизоды целые недели и даже месяцы. Об этом остались письменные свидетельства самого писателя. Так, в январе 1853-го он писал Луизе Коле:

Я пять дней просидел над одной страницей…

В другом письме он фактически жалуется:

Я бьюсь над каждым предложением, а оно никак не складывается. Что за тяжёлое весло — моё перо!

Уже в процессе работы Флобер продолжал сбор материала. Он сам читал романы, которые любила читать Эмма Бовари, изучал симптомы и последствия отравления мышьяком. Широко известно, что он сам почувствовал себя плохо, описывая сцену отравления героини. Так он вспоминал об этом:

Когда я описывал сцену отравления Эммы Бовари, я так явственно ощущал вкус мышьяка и чувствовал себя настолько действительно отравленным, что перенёс два приступа тошноты, совершенно реальных, один за другим, и изверг из желудка весь обед.

В ходе работы Флобер неоднократно переделывал свой труд. Рукопись романа, которая в настоящее время хранится в муниципальной библиотеке Руана, составляет 1788 исправленных и переписанных страниц. Окончательный же вариант, хранящийся там же, содержит лишь 487 страниц.

Практически полная идентичность истории Дельфины Деламар и описанной Флобером истории Эммы Бовари давала повод считать, что в книге описана реальная история. Однако Флобер категорически это отрицал, утверждая даже, что у мадам Бовари нет прототипа. Однажды он заявил: «Госпожа Бовари — это я!» Тем не менее сейчас на могиле Дельфины Деламар, помимо её имени, имеется надпись «Мадам Бовари».

Экранизации

На основе и по мотивам романа снимали фильмы Жан Ренуар, Винсент Минелли, Александр Сокуров, Клод Шаброль и др. Главную роль исполняли Валентина Тесье, Пола Негри, Меча Ортис, Дженнифер Джонс, Изабель Юппер, Эдвиж Фенек, Сесиль Зервудаки, Фрэнсис О’Коннор.

Ссылки

• Оригинальный текст в Викитеке.  (фр.)
• [magazines.russ.ru/inostran/1997/11/master.html Владимир Набоков. Две лекции по литературе.]
• [slovo.ws/geroi/785.html Эмма Бовари — характеристика литературного героя]
• [www.passion.ru/stars/556.htm Реальная Эмма Бовари (Дельфина Кутюрье)]
• [old.russ.ru/krug/razbor/19991001-pr.html Это было в придворной карете…]
• А. Г. Достоевская. Дневник. 1867, с 214.
• [www.imdb.com/find?s=all&q=Bovary Перечень экранизаций на сайте IMDB]
• [bodlers.ru/GOSPOZhA-BOVARI.html Шарль Пьер Бодлер — «Госпожа Бовари» критика]

Отрывок, характеризующий Госпожа Бовари

Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.