Мадам де Севинье

Мадам де Севинье
фр. Madame de Sévigné
Мадам де Севинье. Портрет работы Клода Лефевра. Музей Карнавале, Париж
Дата рождения:	5 февраля 1626(1626-02-05)
Место рождения:	Париж, Франция
Дата смерти:	17 апреля 1696(1696-04-17) (70 лет)
Место смерти:	Гриньян, Франция
Гражданство:	Франция
Язык произведений:	французский

Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье́ (фр. Marie de Rabutin-Chantal, marquise de Sévigné; 5 февраля 1626, Париж — 17 апреля 1696, Гриньян, Прованс) — французская писательница, автор «Писем» — самого знаменитого в истории французской литературы эпистолярия. В её честь назван кратер Севинье на Венере.

Биография

Отец мадам де Севинье, Сельс-Бенинь де Рабютен-Шанталь, погиб в бою (1627). Воспитывалась дедом, а затем его братом. Благодаря своим учителям — Жану Шаплену и Жилю Менажу — прекрасно владела итальянским языком, в меньшей степени — латынью и испанским. В 1644 году вышла замуж за маркиза Анри де Севинье (1623—1651). Брак был несчастливым. Её супруг был неравнодушен к прекрасному полу и изменял ей направо и налево. В 1652 году он был убит на дуэли из-за любовницы, мадам де Гондрана, оставив молодую вдову с двумя детьми – сыном и дочерью. После гибели мужа мадам де Севинье посвятила себя воспитанию детей. Жила преимущественно в Париже, общалась с мадам де Лафайет, Франсуа де Ларошфуко, кардиналом де Рецем, мадемуазель де Монпансье. С 1677 года жила в парижском отеле Карнавале. Зимой 1695—1696 годов находилась в замке своей дочери мадам де Гриньян; здесь и скончалась. Похоронена в храме Гриньяна. Во время Великой французской революции могила была вскрыта, останки уничтожены. Её череп был распилен пополам с тем, чтобы сравнить его с анатомическими особенностями обычных людей, как будто думая, что её голова набита чернилами и бумагой.

«Письма»

Мадам де Севинье очень болезненно переносила разлуку с дочерью (та, выйдя замуж, перебралась в Прованс) и на протяжении почти тридцати лет вела с ней переписку (три-четыре письма в неделю). Кроме того, среди её адресатов — Менаж, её родственник Бюсси-Рабютен, её близкий друг Арно де Помпонн. Бюсси-Рабютен включил несколько её писем в собственные мемуары (1696). Первое отдельное издание писем вышло в 1726. В 1754 г. вышла большая подборка из 772 писем. На сегодняшний день известно 1120 писем мадам де Севинье, авторство части из которых сомнительно (оригиналы сохранились лишь в незначительной степени). В письмах проявилась высокая начитанность автора — мадам де Севинье знала произведения Рабле и Монтеня, Мадлен де Скюдери и Ла Кальпренеда, пьесы Корнеля и Расина, исторические сочинения Тацита, книги итальянских писателей (Ариосто и Тассо) и французских богословов.

Письма разнообразны по содержанию и интонации: иногда они напоминают светскую и, шире, газетную хронику; из них можно узнать о процессе Николя Фуке, о смерти Франсуа Вателя, о женитьбе герцога Лозена. Стиль писем временами связан с прециозностью и галантной традицией, но он отражает также влияние картезианства и янсенизма. Глубокий психологизм писем мадам де Севинье созвучен главному произведению её подруги мадам де Лафайет — «Принцессе Клевской».

По случаю 300-летия смерти мадам де Севинье в 1996 г. во Франции была учреждена Премия Севинье за лучшую публикацию ранее не изданных писем.

Интересные факты

Де Севинье является автором популярного в России афоризма. Перефразируя, его использовали также Генрих Гейне и Бернард Шоу

Чем больше я познаю людей, тем больше люблю собак

— мадам де Севинье

А также другие афоризмы:

День длится двенадцать часов, а ночь – больше пятидесяти.

Неверность могут простить, но не забыть.

Чтобы понять, как мы надоедливы, достаточно вспомнить, какими занудами бывают другие, когда говорят с нами.

Мы всегда готовы стоически переносить несчастья ближнего.

Долгие надежды ослабляют радость так же, как долгие болезни ослабляют боль.

Нет таких наслаждений и радостей, которые не теряли бы этого названия, когда они достаются легко и во множестве.

Я заметила, что человеку крайне редко хватает учтивости умереть, когда этого желают все.

Электронные ресурсы

• [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k70175k Письма мадам де Севинье в электронной библиотеке «Gallica»]
• [spintongues.msk.ru/sevigne1/sevigne1.htm Избранные письма в переводе на русский язык Элины Войцеховской и Юрия Белоцерковского]
• [anthropology.ru/ru/texts//zababurova/metatext_23.html Н. В. Забабурова. Письма мадам де Севинье: новый эпистолярный дискурс]
• [www.natapa.msk.ru/philology/issue5/zababurova.htm Н. В. Забабурова. Письма мадам де Севинье: феномен частной жизни]

Источники

• Дезен Н. А. Проблема жанра и традиции в письмах Мари де Севинье (о французском эпистолярном жанре XVII в.) // Вестник МГУ. Сер.9. Филология. 1988. № 3. С.69-75.
• [www.azbooka.ru/content/catalog/default.asp?shmode=3&idp=13359&idc=1 Мадам де Севинье. Письма. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. — 304 с. ISBN 978-5-389-02586-8].
• Duchêne R. Naissances d’un écrivain : Madame de Sévigné. — P.: 1996.
• Duchêne R. Chère Madame de Sévigné. — P.: 2004.

Отрывок, характеризующий Мадам де Севинье

Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.