Мадам (титул)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мадам (фр. Madame) — титул представительницы королевского дома Франции в период Старого Режима.

При Старом Режиме титул «Мадам» давался жене родного брата короля Франции, следующего за ним по старшинству и имевшего титул «Месье». Титул известен с XVII века. Впервые его получила Мария Бурбон-Монпасье, герцогиня Орлеанская — первая жена Гастона Орлеанского, брата Людовика XIII. Далее этот титул имела Генриетта Анна Стюарт, герцогиня Орлеанская — жена Месье Герцога Филиппа Орлеанского, младшего брата Людовика XIV.

После смерти Мадам Генриетты, в декабре 1671 Филипп Орлеанский вступил в брак с пфальцской принцессой Елизаветой Шарлоттой Пфальцской, которая получила титул Мадам Елизавета или Мадам Пфальцская, этот титул она сохраняла до своей смерти в 1722.

На протяжении более семидесяти лет, с 1701 по 1774, этот титул Мадам — жена брата короля, не носили представители королевского дома Франции, так как Людовик XV был младшим из сыновей герцога Людовика Бургундского, сына Великого дофина и внука Людовика XIV и на момент восхождения на трон не имел братьев, соответственно не было и жён братьев. Только с воцарением Людовика XVI, жена его брата графа Луи-Станисласа Прованского графиня Прованская получила титул Мадам. После казни Людовика XVI и смерти Людовика XVII, граф Прованский был провозглашен королём Людовиком XVIII, а его жена стала де-юре королевой Франции, а жена брата графа Шарля д’Артуа — графиня Мария-Тереза д’Артуа, стала де-юре Мадам.

Титул был официально восстановлен при Реставрации Бурбонов в 1814, но реально не использовался, так как титул Мадам должна была носить скончавшаяся еще в 1805 году графиня Мария-Тереза д’Артуа — жена Шарля Бурбона, графа д’Артуа, ставшего в 1824 королём Карлом X.



Принцессы, носившие титул Мадам

См. также


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Напишите отзыв о статье "Мадам (титул)"

Отрывок, характеризующий Мадам (титул)

Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.