Мадзини, Джузеппе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джузеппе Мадзини
Giuseppe Mazzini
итальянский политик, философ, писатель, патриот, революционер
Дата рождения:

22 июня 1805(1805-06-22)

Место рождения:

Генуя, Италия

Дата смерти:

10 марта 1872(1872-03-10) (66 лет)

Место смерти:

Пиза, Италия

Джузеппе Мадзини[1] (итал. Giuseppe Mazzini, 22 июня 1805, Генуя — 10 марта 1872, Пиза) — итальянский политик, патриот, писатель и философ, сыгравший важную роль в ходе первого этапа движения за национальное освобождение и либеральные реформы в XIX веке.





Биография

Пройдя курс домашнего воспитания, Джузеппе Мадзини поступает на юридический факультет Генуэзского университета.

По окончании университета в 1827 году Мадзини посвящает себя литературной деятельности. Он сотрудничает с генуэзскими, затем с ливорнскими газетами и литературными изданиями.

Вступает в тайное общество карбонариев. В 1830 году, по доносу, Мадзини был арестован и заключён в тюрьму старинной крепости Савоны.

Именно здесь он приходит к идее о создании новой организации, способной возглавить борьбу за национальное объединение Италии и освобождение её от австрийского господства.

Летом 1831 года во Франции Мадзини создал организацию, получившую название «Молодая Италия». В 1833 году Мадзини был главным организатором вторжения в Пьемонт, совершенного из Швейцарии под началом Раморино; сам Мадзини принял личное участие в походе. Экспедиция не удалась. Мадзини был выслан за пределы Франции и переселился в Женеву, а «Молодая Италия» вступила в полосу распада.

Поражением закончилась попытка возрождения, в 1834 году, «Молодой Италии» под новым названием «Молодой Европы», но с прежними целями и задачами.

В 1834 году Мадзини основал журнал «Молодая Швейцария» в Золотурне, но золотурнские власти арестовали, а потом выслали большинство сотрудников журнала, в том числе и Мадзини.

Разыскиваемый полицией, он был вынужден уехать в январе 1837 года из Швейцарии в Лондон.

В 18401841 годах в Лондоне им был основан (в рамках «Молодой Италии») «Союз итальянских рабочих», имевший отделения в ряде европейских стран.

В 1844 году он поддерживал экспедицию братьев Бандиера.

В 1846 году создал «Интернациональный союз народов».

В 1848 году, когда в Италии повсеместно началась революция, Мадзини немедленно поспешил на родину и основал в Милане газету «l’Italia del popolo» и общество Associazione nationale, имевшие целью борьбу за присоединение Ломбардии к Пьемонту. Перед падением Милана Мадзини вступил в отряд Гарибальди; затем он прибыл в Рим, где вместе с Саффи и Армеллини был избран членом триумвирата, и возглавил его.

Когда римское национальное собрание сочло невозможным дальнейшую оборону и предложило триумвирам вступить в переговоры с французским генералом Удино (сын маршала Франции Шарля-Николы Удино) о сдаче Рима, Мадзини вместе с товарищами сложил с себя полномочия и уехал в Лондон.

В 1853 году он организовал неудачное восстание в Милане, в 1857 году — экспедицию Пизакане.

Когда Гарибальди взял Неаполь, то Мадзини поспешил туда, чтобы убедить Гарибальди двинуться на Рим. Когда этот план стал рушиться, Мадзини уехал в Лондон, откуда поддерживал сбором денег и вербовкой волонтеров экспедиции Гарибальди на Рим в 1862 и 1867 годах.

Не пожелал воспользоваться амнистией 1866 года, несмотря на то, что многократно был выбираем в итальянский парламент.

В 1870 году на Сицилии началось республиканское движение. Сам Мадзини не верил в его успех, но отправился на остров. Схваченный в открытом море на пути в Сицилию он был отвезен в Гаэту, но через 2 месяца освобожден под условием, покинуть Италию. Мадзини поселился в Лугано (в Швейцарии), где основал газету «La Roma del Popolo».

В 1872 году он вернулся в Италию, но простудился, переезжая через Альпы, и умер в Пизе, в доме одного из своих друзей. На похороны его на кладбище Стальено в Генуе стеклось свыше 50 тысяч человек, и похоронная процессия явилась демонстрацией против правительства.

Идеи

Мадзини повсюду проповедовал свободу личности и национальное освобождение не только Италии, но и всей Европы. Его кредо было:
«Я люблю мою страну, потому что я люблю все страны».
Он полагал, что все европейские народы должны жить в равенстве и братстве внутри естественных границ, отведенных им Богом. Мадзини не считал, что национальное единство и независимость должны быть дарованы правителями или достигнуты с помощью дипломатических интриг. Он отвергал также французский «вождизм». По концепции Мадзини, цели национализма и либерализма даны Богом, и, следовательно, их достижение является неотъемлемым правом всех народов.

Представление Мадзини о новой Европе предусматривало разрушение монархического правления в Австро-Венгрии, России и Османской империи. Он желал объединения в федерации таких стран, как Германия, Италия и земли от Балтийского до Эгейского и Чёрного морей. России он хотел компенсировать её территориальные потери в Европе, за счёт Азии К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3701 день] . Мадзини полагал, что в XX веке национализм должен распространиться за пределы Европы.

Мадзини был великим мастером Великого востока Италии[2]. Когда он умер, в 1872 году, то на его похоронах в Риме, впервые были развешаны масонские флаги на улицах[3]. В июле 1949 года, по приглашению итальянского правительства, члены Великого востока Италии, были приглашены для участия в параде посвящённому открытию статуи Мадзини в Риме. На этом памятном событии присутствовали около трёх тысяч итальянских масонов[2].

Сочинения

Память

В 1882 году в Генуе в честь Мадзини был воздвигнут памятник. Статуя Мадзини стоит на высокой колонне из белого мрамора, на ступенях пьедестала сидит плачущая Италия, а возле неё юноша держит знамя с девизом «Dio е popolo».

C 1934 года существует Мадзинистский институт в Генуе (итал. l'Istituto Mazziniano)[4].

С 1942 года существует Национальная Мадзинистская ассоциация (итал. L'Associazione Mazziniana Italiana) — центральная организация по пропаганде взглядов Дж. Мадзини. Издаёт ежемесячную газету «Мадзинистская мысль»[5].

В 1952 году был основан Институт им. Дж. Мадзини в Пизе. Занимает дом, в котором умер Дж. Мадзини. В институте хранятся документы, отражающие жизнь и деятельность Мадзини.

В 1952 году создан Научный центр мадзинистских исследований в Неаполе.

См. также

Напишите отзыв о статье "Мадзини, Джузеппе"

Примечания

  1. По-итальянски фамилия [www.youtube.com/watch?v=I0Y_yyG_K7M&t=17s произносится через «цц»]; написание «Маццини» встречается в некоторых источниках на русском.
  2. 1 2 William R. Denslow, Harry S. Truman: 10,000 Famous Freemasons from K to Z, Part Two. Kessinger Publishing, ISBN 1-4179-7579-2.
  3. Robert A. Minder: Freimaurer Politiker Lexikon. studienverlag.at, ISBN 3-7065-1909-7.
  4. [www.istitutomazziniano.it/frameset.htm?www.istitutomazziniano.it/istituto.htm l’Istituto Mazziniano]  (итал.)
  5. [www.webandcad.it/AMI/italiano.htm L’Associazione Mazziniana Italiana] (недоступная ссылка с 21-05-2013 (3955 дней) — историякопия)  (итал.)

Библиография

  • Кирова К. Э. Жизнь Джузеппе Мадзини. М.: Наука, 1981.

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/articles/51/1005181/1005181a1.htm Джузеппе Мадзини. Энциклопедия «Кругосвет»] (недоступная ссылка с 21-05-2013 (3955 дней) — историякопия)
  • [www.sps.ru/?id=206905&cur_id=211419 Мария Федорова. Джузеппе Мадзини]
  • [www.c-cafe.ru/days/bio/6/091.php Биографии Дж. Мадзини]
  • [www.biografia.ru/cgi-bin/search.pl?oaction=show&id=785 Биография Джузеппе Мадзини] (недоступная ссылка с 21-05-2013 (3955 дней) — историякопия)

Отрывок, характеризующий Мадзини, Джузеппе


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.