Олбрайт, Мадлен

Мадлен Олбрайт Madeleine Albright<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
64-й Государственный секретарь США
23 января 1997 — 20 января 2001
Президент:	Билл Клинтон
Предшественник:	Уоррен Кристофер
Преемник:	Колин Лютер Пауэлл
Вероисповедание:	Епископальная церковь
Рождение:	15 мая 1937(1937-05-15) (86 лет) Прага, Чехословакия
Отец:	Josef Korbel
Мать:	Anna Spiegelova
Супруг:	Джозеф Олбрайт
Дети:	3 дочери — Анна, Алиса и Кэтрин
Образование:	Колледж Уэллсли Университет Джона Хопкинса Колумбийский университет
Автограф:
Награды:

Ма́длен Корбел О́лбрайт (англ. Madeleine Korbel Albright, имя при рождении Мария Яна Корбелова, чеш. Marie Jana Korbelová; 15 мая 1937, Прага) — первая женщина в должности государственного секретаря США (1997—2001).

Биография

Начало жизни

Родилась в Праге. Чешская еврейка. Имя Мадлен получила сначала как прозвище «Мадленка», которым её называла бабушка, которое затем закрепилось за ней, когда она училась в пансионе в Швейцарии. Отец Мадлен Йозеф Корбел был чехословацким дипломатом в Белграде. После оккупации Чехословакии (март 1939) Иосиф и его жена Анна, евреи, перешли из иудаизма в католицизм. Впоследствии Йозеф Корбел с семьёй эмигрировал в США, где преподавал в Университете Денвера. После окончания Второй мировой они вернулись в Чехословакию^{[когда?]}, где отец Мадлен снова находился на дипломатической службе, занимая, в частности, пост посла Чехословакии в Югославии.

Корбел был первым чешским послом в Югославии… Это был человек широкой культуры и убеждённый антикоммунист.

— Владимир Велебит)

Учёба

Училась в пансионе в Швейцарии^{[когда?]} и в школе Kent Denver в Денвере^{[когда?]}. В 1957 году она получила американское гражданство.

После окончания факультета политологии Веллеслейского университета штата Массачусетс в 1959 году со степенью бакалавра, Мадлен вышла замуж за журналиста Джозефа Медилла Паттерсона Олбрайта (англ. Joseph Medill Patterson Albright), с которым она познакомилась на временной работе в газете Denver Post. После этого Мадлен окончила факультет права Колумбийского университета, получив степень магистра.

Политическая деятельность

Политическую деятельность Олбрайт начала в качестве активиста Демократической партии США, в 1972 году вошла в команду сенатора Эдмунда Маски, в 1976—1978 гг. была его помощником по вопросам законодательства. В 1978 году она была назначена членом Совета национальной безопасности при президенте Картере, отвечала за связи с общественностью. После поражения демократов в борьбе за Белый дом Мадлен Олбрайт в 1982—1993 годах была профессором Джорджтаунского университета, вела семинар по политике СССР и стран Восточной Европы, руководила программой «Женщины во внешней политике», была президентом Центра за национальную политику.

В 1982 году произошёл развод Мадлен с её мужем, который заявил ей «Я смертельно устал от тебя, к тому же — люблю другую…»

Работа в ООН

В 1992 году Олбрайт стала советником Билла Клинтона и после его избрания на пост президента была назначена на пост постоянного представителя США при ООН. Во время работы в ООН она была в крайне натянутых взаимоотношениях с Генеральным секретарём ООН Бутросом Гали.

Олбрайт поддерживала санкции против Ирака. В 1996 году она дала крайне неоднозначный ответ в интервью с Лесли Шталь в телепрограмме CBS «60 минут». Когда Шталь спросила Олбрайт о последствиях санкций против Ирака: «Мы слышали, что погибло полмиллиона детей. Я имею в виду, это больше детей, чем погибло в Хиросиме. И, вы знаете, стоит ли это того?». Олбрайт ответила: «Я думаю, что это очень тяжёлый выбор, но цена — мы думаем, что она того стоила». Впоследствии она выразила сожаление об этих словах.

Государственный секретарь

В 1997 году была назначена на пост государственного секретаря в администрации президента Клинтона и стала первой женщиной на этом посту. Олбрайт была сторонницей жёсткого курса США в международных отношениях, выступала за усиление позиций США в НАТО, за всемерную защиту интересов США, не останавливаясь и перед применением военной силы, что и было продемонстрировано на Балканах. Во время её работы были взорваны посольства США в Кении и Танзании. В 2000 году она нанесла визит в Северную Корею и встретилась с Ким Чен Иром.

25 сентября 2007, вместе с несколькими другими госсекретарями США в отставке, подписала письмо, призывающее Конгресс США не принимать резолюцию 106 о геноциде армян.

Приписываемая фраза о Сибири

В России Мадлен Олбрайт часто приписывают утверждение, что единоличное обладание Россией Сибирью якобы «несправедливо» и Сибирь следует поставить под международный контроль. Эту цитату регулярно упоминают в своих интервью ряд российских государственных деятелей: директор ФСБ Николай Патрушев, вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин, председатель Комитета Государственной Думы РФ по международным делам Алексей Пушков и другие. Никаких ссылок на источник цитаты никто из упоминавших её никогда не даёт.

В октябре 2007 года на передаче Прямая линия с Владимиром Путиным 70-летний сотрудник новосибирского Института ядерной физики Александр Сиберт попросил президента России прокомментировать фразу Олбрайт, что «колоссальные естественные богатства Сибири несправедливо принадлежат одной России». Путин ответил: «Я не знаком с этим высказыванием госпожи Олбрайт, но знаю, что такие идеи в головах некоторых политиков бродят». В 2014 году Владимир Путин на своей пресс-конференции, объясняя экономические трудности страны после присоединения Крыма, вновь коснулся этой темы : «Нет, это не расплата за Крым. Это расплата, это плата, вернее, за наше естественное желание самосохраниться как нация, как цивилизация, как государство. […] Ведь мы же почти от официальных лиц слышали многократно, что несправедливо, что Сибирь с её неизмеримыми богатствами вся принадлежит России. Как несправедливо? А отхапать у Мексики Техас — это справедливо?».

Существует несколько первоисточников этой цитаты, опубликованных исключительно в российских СМИ:

• Наиболее раннее из обнаруженных упоминаний этой цитаты^{[неавторитетный источник? 3226 дней]} является интервью кинорежиссёра Никиты Михалкова газете «Аргументы и факты» 9 февраля 2005 года. В нём он возмущается этим высказыванием Олбрайт, не указывая источник цитаты.
• Первое упоминание этой фразы в интернете, которое удалось обнаружить журналистке «Новой газеты» Юлии Латыниной, относится к июню 2005 года. Местом её размещения стал forum.germany.ru, а автором — Nataly1001. По мнению журналистки, аккаунт мог принадлежать троллю.
• В 2006 году в интервью «Российской газете» бывшего генерал-майора ФСО Бориса Ратникова, который в 1990-х годах служил в охране президента Бориса Ельцина. По его словам, в 1999 году российские спецслужбы с помощью соответствующих методик используя фотографию политика, сканировали её мозг и обнаружили там «патологическую ненависть к славянам» и желание присвоить Сибирь.

Сама Олбрайт категорически отрицала приписываемую ей фразу, заявив: «Я не делала этого заявления, и при том я никогда не думала так».

Обвинение в ненависти к сербам

В октябре 2012 года, во время акции подписания своей новой книги «Пражская зима» в книжном магазине Neoluxor в Праге к Олбрайт подошла группа активистов из чешской организации «Друзья сербов в Косово» и предложила подписать фотографии, изображавшие сербов, погибших во время войны в Косово в 1999 году. Мадлен Олбрайт прогнала их возгласами «Мерзкие сербы, убирайтесь!». Протестующие были изгнаны, а на место акции прислана полиция. Видео инцидента было размещено на сайте YouTube. Позже протестующие подали на Олбрайт в суд, обвинив её в разжигании межнациональной розни и неуважении к жертвам войны .

В культуре и искусстве

• Образ 64-го Госсекретаря США послужил прототипом персонажа музыкального клипа «Anthem For The Year 2000» на одноименную композицию австралийской рок-группы «Silverchair».
• В Художественный музей Денвера, штата Колорадо, c 15 апреля по 17 июня показывалась личная коллекция Мадлен Олбрайт. Выставка называлась Read my Pins, что можно перевести как «Читайте мои заметки на полях». Имеется в виду, что свою коллекцию ювелирных изделий и прочих безделушек — 200 предметов — госсекретарь собрала без отрыва от профессиональной деятельности.
• Олбрайт снялась во второй серии 2-го сезона американского телесериала «Государственный секретарь» в роли самой себя (камео).

Награды

• Орден Белого льва (Чехия, 1997)

Книги

• Madam Secretary (2003) ISBN 0-7868-6843-0
• The Mighty and the Almighty: Reflections on America, God, and World Affairs (2006) ISBN 0-06-089257-9.

Отрывок, характеризующий Олбрайт, Мадлен

Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]