Мадура

МадураМадура

</tt>

</tt>

Мадура индон. Pulau Madura
Мадура входит в состав провинции Восточная Ява, подразделяется на четыре округа
Акватория	Тихий океан
Страна	Индонезия Индонезия
Регион	Восточная Ява
Площадь	4250 км²
Наивысшая точка	471 м
Население (2013 год)	3 739 614 чел.
Плотность населения	879,909 чел./км²

Острова

Маду́ра (индон. Pulau Madura) — остров в Малайском архипелаге в составе Индонезии. Расположен у северо-восточного берега острова Ява, отделён от него Мадурским проливом. Омывается Яванским морем и морем Бали Тихого океана. В 2009 году соединён с Явой мостом Сурамаду.

Площадь — 4250 км², максимальная высота над уровнем моря — 471 м. Население (по состоянию на 2013 год, с учётом населения близлежащих небольших островов) — более 3,7 миллионов человек, большую часть из которых составляют коренные жители — мадурцы.

Административно относится к провинции Восточная Ява. Наиболее крупные населённые пункты — Памекасан, Бангкалан, Сампанг, Суменеп — центры четырёх одноимённых округов (кабупатенов), на которые разделена территория острова.

Исторически основными занятиями островитян являются скотоводство и добыча соли. Наиболее известная этнокультурная достопримечательность острова — гонки на быках.

Физико-географическая характеристика

Географическое положение

Мадура расположена у северо-восточного берега более крупного острова Ява, относящегося к Большим Зондским островам Малайского архипелага. Омывается Яванским морем и морем Бали, которые относятся к бассейну Тихого океана. От Явы отделена Мадурским проливом, ширина которого в самом узком месте составляет около 4 км. В 2009 году два острова были соединены с помощью моста Сурамаду.

У юго-восточного побережья Мадуры, в Яванском море и Мадурском проливе, расположено множество более мелких островов — Камбинг, Сапуди, архипелаг Кангеан и др.

Площадь Мадуры составляет около 4250 км². Она вытянута почти строго с запада на восток и имеет достаточно правильную продолговатую форму. Береговая линия в основном ровная, относительно сильно изрезано только юго-восточное побережье. Максимальная длина острова — около 160 км, ширина — около 40 км.

Природные условия

Рельеф Мадуры преимущественно холмистый, на юго-западе имеется достаточно обширная низменность. Наиболее возвышенной является северо-восточная часть острова. Максимальная высота над уровнем моря — 471 м — холм Тембуку (индон. Gunung Tembuku). Остров сложен главным образом мергелями и известняками, широко распространены карстовые явления.

Климат острова экваториально-мусонный, несколько менее влажный в сравнении с соседней Явой, однако в целом типичный для основной части Индонезии. Сухой сезон, как и на большинстве островов Малайского архипелага, продолжается с мая по октябрь, влажный — с ноября по апрель, наибольшее количество осадков выпадает, как правило, в декабре—феврале. Среднее количество осадков — около 1500 мм в год. Температурные колебания весьма незначительны, среднегодовой показатель составляет около 27 °C.

Для южной части острова характерна растительность саванного типа. В центре и на востоке значительные площади заняты лиственными тропическими лесами.

История

Первые упоминания о Мадуре содержатся в яванской исторической поэме Нагаракертагама, датируемой 1365 годом. Там она фигурирует как территория, входящая в состав империи Маджапахит, а до того находившаяся под властью Кедири и Сингасари — государственных образований, существовавших, соответственно, в XI—XIII и в XIII веках. При этом, по сведениям автора поэмы, Ява и Мадура в древности якобы были единым островом, а разъединяющий их Мадурский пролив образовался лишь в 202 году в результате мощного землетрясения. Именно этим в Нагаракертагаме объясняются культурная общность яванцев и мадурцев и их позитивное отношение друг к другу.

После распада Маджапахита Мадура на какое-то время попала в зависимость от султаната Демак, а после прекращения его существования в 1548 году находилась в вассальных либо коалиционных отношениях с городом-государством Сурабая. В 1624 году остров после ожесточённого сражения был захвачен войсками государства Матарам, стремительно укреплявшего в этот период своё положение на Яве. Примечательно, что завоеванию Мадуры матарамский султан Агунг придавал особое значение в плане обеспечения своего регионального влияния: именно после успеха мадурской экспедиции он принял верховный титул сусухунана, отличавший его от всех сопредельных властителей — султанов. При этом, не будучи уверенным в возможности обеспечить повиновение со стороны достаточно многочисленного мадурского населения, Агунг распорядился переселить около 40 000 островитян на восточную Яву.

В 1705 году восточная часть Мадуры была захвачена Нидерландской Ост-Индской компанией (НОИК), которая в предшествовавшие десятилетия уже установила свой контроль над значительными территориями современной Индонезии. В начале 1740-х годов НОИК поддержала удельного князя западной части Мадуры Чакранинграта IV, поднявшего восстание проитив матарамского сусухунана, и в 1743 году добились от последнего признания своего суверенитета над всей территорией острова. Не располагая в тот период значительными людскими ресурсами и не усматривая в Мадуре с её неплодородными почвами существенной экономической ценности, голландцы далеко не сразу приступили к активному освоению острова. Долгое время фактически единственным способом его эксплуатации было принуждение местных жителей к переселению в другие районы колонии для работы на плантациях. Лишь во второй половине XIX века на Мадуре была налажена масштабная добыча соли — остров стал главным её источником для голландцев, монополизировавших право на торговлю этим продуктом в своих ост-индских владениях.

Мадура вошла в состав Индонезии практически сразу после провозглашения независимости этого государства в августе 1945 года. Индонезийский суверенитет над ней был подтверждён индонезийско-нидерландским Лингаджатским соглашением 1946 года, однако после возобновления боевых действий в 1947 году голландцы восстановили контроль над островом и в 1948 году создали на его этой территории марионеточное квази-независимое государство Мадура. В ноябре 1949 года последнее вошло в состав Соединённых Штатов Индонезии, созданных по итогам Конференции круглого стола. Однако среди жителей острова были весьма сильны настроения в пользу присоединения к Республике Индонезии, и под воздействием общественного давления в марте 1950 года руководство этого государственного образования было вынуждено принять соответствующее решение. В Республике Индонезии остров был включен в состав провинции Восточная Ява.

Население

Точный подсчёт жителей Мадуры весьма проблематичен, поскольку профильные государственные ведомства Индонезии проводят учёт населения не собственно острова, а четырёх мадурских округов, которые, помимо территории самой Мадуры, включают территорию десятков близлежащих небольших островов. По оценке Индонезийского статистического агентства, численность населения «административной» Мадуры на 2013 год составляла 3 739 614 человек. С учётом относительно небольшого населения близлежащих островков количество жителей собственно Мадуры оценивается примерно в 3,6 млн человек.

Более 90 % мадурского населения составляют коренные жители — мадурцы. На острове также проживают этнические яванцы и представители некоторых других коренных народностей Индонезии, а также незначительное количество лиц китайского и арабского происхождения.

Абсолютное большинство островитян исповедует ислам суннитского толка. Характерно, что мадурцы — в отличие от значительной части своих индонезийских единоверцев — пользуются репутацией весьма ревностных приверженцев ислама. Большую роль в их общественной и духовной жизни играют мусульманские богословы и традиционные религиозные школы — песантре́ны. Имеется незначительное количество христиан (как протестантов, так и католиков), буддистов и индуистов, причем к этим конфессиям принадлежат в основном некоренные жители острова, тогда как среди собственно мадурцев количество немусульман не превышает 0,3 %.

Большинство жителей острова свободно владеет индонезийским языком, однако в повседневной жизни широко используется мадурский язык, в рамках которого выделяется несколько диалектов.

Экономика

Мадура всегда была одним из беднейших регионов Восточной Явы в силу невысокой плодородности местных почв, затрудняющей развитие земледелия. Традиционное для большей части Индонезии рисоводство на острове распространено мало, основные культуры — кукуруза, табак, маниок, гвоздика — выращиваются в основном для внутреннего потребления. Основной отраслью сельского хозяйства здесь является разведение крупного рогатого скота: в течение нескольких столетий на Мадуре была выведена особая местная порода скота на основе гибридизации бантенга и зебу. Также выращиваются козы, лошади и птица, в том числе бойцовые породы кур.

Среди ремесел существенное значение имеют выделка кож, гончарное производство, изготовление батика, кузнечное дело, изготовление лодок и небольших судов. Промышленность развита достаточно слабо, главным образом на западной оконечности острова, в частности — в Бангкалане. По существу, единственным товаром, вывозимым за пределы острова, является соль, добыча которой здесь начата ещё в период голландской колонизации.

Низкий уровень жизни исторически служил причиной массового переезда населения Мадуры за пределы острова, в том числе в рамках масштабных трансмиграционных программ, осуществлявшихся как нидерландской колониальной администрацией, так и властями независимой Индонезии.

По замыслу индонезийского правительства, ускорению социально-экономического развития Мадуры должно способствовать сооружение моста Сурамаду, соединившего в июне 2009 года остров с Явой.

Культура

В культурном плане мадурцы достаточно близки восточным яванцам — имеют сходные с ними формы устного народного творчества, музыки (в частности, гамелан), танцев, театра теней ваянг.

В то же время, уникальной традицией островитян являются гонки на быках, в ходе которых быки особой местной породы запрягаются в лёгкие двухколёсные коляски и управляются возницами — как правило, юношами и подростками. Эти состязания являются своего рода «визитной карточкой» Мадуры, её главной туристической достопримечательностью. Заезды проходят ежегодно в августе-октябре в различных населённых пунктах, после чего их победители соревнуются в финальном туре, традиционно проводимом в Памекасане. К концу 1980-х годов популярность бычьих гонок выросла настолько, что победителю памекасанских соревнований стал вручаться переходящий приз от имени президента Индонезии, а сцена из гонок изображалась на реверсе монеты достоинством 100 индонезийских рупий, выпускавшейся в 1991—1998 годах.

Еще одной особой чертой островитян, отличающей их от жителей других районов Индонезии, является чарок — традиция убийства в качестве мести за оскорбление или решения бытового конфликта, которая, несмотря на противодействие властей, сохранилась до XXI века. Примечательно, что поводом для чарока иногда может стать вполне незначительная по обычным меркам обида, например, недостаточно вежливое обращение в общественном месте. Орудием мщения практически всегда становится челурит — традиционный местный серп, который является наиболее распространённым крестьянским орудием среди островитян. В каждом из четырех округов острова ежегодно происходит несколько десятков случаев подобных убийств или покушений на убийство.

Литература

• Большая советская энциклопедия. — 1969—1978.
• Бандиленко Г. Г., Гневушева Е. И., Деопик Д. В., Цыганов В. А. История Индонезии: В 2 ч. — М., 1992—1993.
• Народы мира. Энциклопедия. — М.: ОЛМА Медиагруп, 2007. — 640 p. — ISBN 978-5-373-01057-3.
• Народы и религии мира / В. А. Тишков (главный редактор). — М.: Большая Российская Энциклопедия, 1999. — ISBN 978-5-85270-155-6.
• Шауб А. К. «Нагаракертагама» как источник по истории раннего Маджапахита (1293—1365). — 1992.
• M. Th. Houtsma (ed). E.J. Brill's First Encyclopaedia of Islam, 1913-1936. — reprint. — Leiden, 1993. — 578 p. — ISBN 978-9004-09796-1.
• Ricklefs, Merle Calvin. A History of Modern Indonesia since c. 1200. — 3rd edition. — Stanford University Press, 2002. — 495 p. — ISBN 978-0804744805.
• Merle Calvin Ricklefs, Moh. Sidik Nugraha. Sejarah Indonesia Modern 1200–2008. — Penerbit Serambi, 2008. — 865 p. — ISBN 9789790241152.
• Huub de Jonge. Madura dalam Empat Zaman: Pedagang, Perkembangan Ekonomi dan Islam. Suatu Studi Antropologi Ekonomi. — KITLV; LIPI; PT Gramedia, 1989. — 316 p. — ISBN 9789794036013.
• Ooi Keat Gin. Southeast Asia: A Historical Encyclopedia, from Angkor Wat to Timor. — Santa Barbara: ABC-CLIO, 2004. — 1791 p. — ISBN 1-57607-770-5.
• Soemarsaid Moertono. State and Statecraft in Old Java: A Study of the Later Mataram Period, 16th to 19th Century. — Singapore: Equinox Publishing, 2009. — 170 p. — ISBN 978-602-8397-43-8.
• A. Latief Wiyata. Carok: Konflik Kekerasan Dan Harga Diri Orang Madura. — Yogyakarta: LKiS Pelangi Aksara, 2002. — 267 p. — ISBN 978-979-9492-678.
• Henry Arianto, Krishna [ejurnal.esaunggul.ac.id/index.php/Formil/article/viewFile/772/705 Tradisi Carok pada Masyarakat Adat Madura] (индон.) // Forum Ilmiah. — 2011. — Vol. 8, num. 2. — P. 146—155.
• Rifai, Mien A. Lintasan sejarah Madura. — 1993.
• Nugroho, Yayuk Sri Budi R. Selintas benda cagar budaya Madura. — 1997.

Ссылки

• [www.depdagri.go.id Официальный сайт министерства внутренних дел Республики Индонезии]
• [www.jatim.go.id Официальный сайт администрации провинции Восточная Ява]
• [jatim.bps.go.id Официальный сайт восточнояванского управления центрального статистического агентства Республики Индонезии]
• [www.bangkalankab.go.id Официальный сайт администрации округа Бангкалан]
• [www.pamekasan.go.id Официальный сайт администрации округа Памекасан]
• [www.sampang.go.id Официальный сайт администрации округа Сампанг]
• [www.sumenep.go.id Официальный сайт администрации округа Суменеп]

Отрывок, характеризующий Мадура

– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.