Майданек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Майда́нек (польск. Majdanek, нем. Konzentrationslager Lublin, Vernichtungslager Lublin, ивр.מיידנק‏‎) — лагерь смерти Третьего рейха на окраине польского города Люблин. В настоящее время является музейным учреждением, включённым в Государственный реестр музеев.





Создание лагеря

17 июля 1941 года Адольф Гитлер отдал Генриху Гиммлеру распоряжение о полицейском надзоре над захваченными Германией восточными территориями. В тот же день Гиммлер назначил руководителя СС и полиции Дистрикта Люблин Одило Глобочника своим уполномоченным по созданию структуры СС и концлагерей на территории Генерал-губернаторства (оккупированной Польши). В его задачу кроме создания сети концентрационных лагерей входило проведение в жизнь политики полной германизации восточной части Польши. Центром сети концлагерей на востоке Генерал-губернаторства должен был стать город Люблин и построенный рядом с ним руками заключённых крупный концентрационный лагерь.

Приказ о создании лагеря был отдан 20 июля 1941 года Г. Гиммлером О. Глобочнику во время его визита в Люблин. В распоряжении речь шла о создании концентрационного лагеря, рассчитанного на 25—50 тыс. заключённых, которым надлежало работать над постройкой зданий для СС и полиции. На самом деле лагерь строился под руководством начальника 2-го управления (строительство) Главного управления бюджета и строительства СС Ганса Каммлера. 22 сентября 1941 года Каммлер дал распоряжение о постройке части лагеря, рассчитанной на 5 тыс. заключённых. После захвата огромного числа советских военнопленных в окружении под Киевом, планы были изменены Каммлером 27 сентября 1941 года: «Согласно распоряжению из Берлина в Люблине и Аушвице нужно немедленно создать лагеря для военнопленных, рассчитанные на 50 тыс. каждый…»

Первоначально лагерь носил название концентрационного лагеря войск СС "Люблин" (KZ der Waffen SS Lüblin) и находился на окраине Люблина, рядом с кладбищем на Липовой улице. Однако в связи с протестами гражданских оккупационных властей О. Глобочнику пришлось в октябре 1941 года вывести лагерь за пределы города (он находился в 3 км от центра города; сегодня место, где располагался первоначальный лагерь, находится в черте города). Тогда же сюда прибыли первые заключённые[1].

В начале ноября Каммлер отдал приказ о расширении лагеря до 125 тыс., в декабре — до 150 тыс., а в марте 1942 года — до 250 тыс. мест для советских заключённых. Лишь часть планов Каммлера была реализована. В середине декабря 1941 года были построены бараки для 20 тыс. военнопленных. В невыносимых условиях постройкой лагеря занимались около 2 тысяч советских военнопленных. К середине ноября из них лишь 500 человек остались в живых, из которых 30 % были неработоспособны. С середины декабря к ним присоединились 150 евреев. В то же время там разразилась эпидемия тифа, после чего в январе — феврале все заключённые-строители лагеря умерли. В марте 1942 года начались массовые депортации в Майданек евреев из Словакии и Польши. В октябре того же года наряду с мужским начал действовать женский концлагерь.

Лагерь имел площадь 270 гектаров (около 90 гектаров используются ныне как территория музея). Был разделён на пять секций, одна из них предназначалась для женщин. Имелось множество различных зданий, а именно: 22 барака для заключённых, 2 административных барака, 227 заводских и производственных мастерских. У лагеря существовало 10 филиалов: Будзынь (под Красником), Грубешов, Люблин, Плашов (близ Кракова), Травники (под Вепшем) и т. д. Заключенные лагеря занимались принудительным трудом на собственных производствах, на фабрике по производству обмундирования и на оружейном заводе «Штейер-Даймлер-Пух».

Число заключённых

Длительное время была распространена статистика, согласно которой через Майданек прошло 1 500 000 заключённых[2], из них было уничтожено свыше 300 000 узников, в том числе около 200 000 евреев и около 100 000 поляков[3]. В настоящее время в литературе и в экспозиции Государственного музея Майданек приводятся уточненные данные: всего в лагере побывало около 150 000 узников, умерщвлено около 80 000, из них евреев 60 000[4].

Умерщвления узников лагеря

Массовое уничтожение людей в газовых камерах началось в 1942 году. В качестве отравляющего газа сначала применялся моноксид углерода (угарный газ), а с апреля 1942-го Циклон Б. Майданек — один из двух лагерей смерти Третьего рейха, где использовался этот газ (второй — Освенцим). Первый крематорий для сожжения тел замученных был запущен во второй половине 1942 года (на 2 печи), второй — в сентябре 1943 года (на 5 печей).

Операция «Эрнтефест»

3 и 4 ноября 1943 года на территории лагеря была проведена операция под кодовым названием «Эрнтефест» (Erntefest, нем. праздник сбора урожая). В ходе операции эсэсовцы уничтожили на территории лагерей Майданек, Понятова и Травники всех евреев из Люблинского района. В общей сложности, по разным оценкам, было убито от 40 000 до 43 000 человек (из них в Майданеке 18 000).

Начиная с ноября 1943 года в непосредственной близости от лагеря заключёнными были выкопаны рвы 100 метров длиной, 6 метров шириной и 3 метра глубиной. Утром 3 ноября всех евреев лагеря и близлежащих лагерей пригнали в Майданек. Их раздели и приказали лечь вдоль рва по «принципу черепицы»: то есть, каждый последующий заключённый ложился головой на спину предыдущего. Группа эсэсовцев из примерно 100 человек целенаправленно убивала людей выстрелом в затылок. После того, как первый «слой» заключённых был ликвидирован, эсэсовцы повторяли экзекуцию до тех пор, пока 3-метровая траншея не была полностью заполнена трупами людей. Во время расправы для заглушения выстрелов играла весёлая музыка[5]. После этого трупы людей были прикрыты небольшим слоем земли, а позднее кремированы.

Освобождение лагеря

Ликвидирован Красной армией 22 июля 1944 года.

Использование территории лагеря после освобождения

После прихода Красной армии лагерь некоторое время использовался НКВД для содержания немецких военнопленных и польских «врагов народа», в число последних входили бойцы из Армия Крайова (польского движения Сопротивления). Через него прошли тысячи членов польского Сопротивления.

Процессы над военными преступниками

Комендантами Майданека были: Карл Кох (с июля 1941 года по август 1942 года), Макс Кёгель (с августа 1942 года по октябрь 1942 года), Герман Флорштед (с октября 1942 года по ноябрь 1943 года), штурмбаннфюрер СС Мартин Вейсс (с ноября 1943 года по 1 мая 1944 года) и оберштурмбаннфюрер СС Артур Либехеншель19 мая по 15 августа 1944 года).

  • 1-й процесс проходил с 27 ноября по 2 декабря 1944 года в Люблине. Преступники, среди которых: гауптштурмфюрер СС Вильгельм Герстенмейер, оберштурмфюрер СС Антон Тернес, обершарфюрер СС Герман Фёшель, роттенфюрер СС Теодор Шёллен, Эдмунд Польман и Генрих Штальп приговорены к смертной казни. Роттенфюрер СС Теодор Шёллен был так называемым «выдирателем зубов», о котором писал Константин Симонов.
  • 2-й процесс проходил в Люблине с 1946 по 1948 год. Перед судом предстали 95 эсэсовцев, из которых лишь 7 были приговорены к смертной казни.
  • 3-й процесс проходил с 26 ноября 1975 года по 30 июня 1981 года в Дюссельдорфе (Германия). Перед судом предстали 15 сотрудников лагерной администрации и охраны. Четверо обвиняемых были оправданы, в ходе процесса двое признаны недееспособными и еще один (Алекс Орловски) умер, семеро были приговорены к тюремному заключению на сроки от 3,5 до 12 лет. К пожизненному заключению была приговорена надзирательница Гермина Браунштайнер.

Мемориал

Панорама Майданека и современного Люблина

В Майданеке был создан первый в истории памятник жертвам Холокоста. Он был открыт в мае 1943 года[6]. В настоящее время на территории лагеря Майданек действует мемориальный музей. Он был создан в ноябре 1944 года и стал первым музеем в Европе на месте бывшего гитлеровского концлагеря.

У входа на территорию лагеря в 1969 году был воздвигнут Памятник борьбы и мученичества (проект Виктора Толкина).

Возле крематория и расстрельных рвов сооружен мавзолей с бетонным куполом, под которым собран прах жертв.

Галерея

См. также

Напишите отзыв о статье "Майданек"

Примечания

  1. Залесский К. "СС. Охранные отряды НСДАП". М., 2004. С. 328-329.
  2. СС в действии: Документы о преступлениях СС / Пер. с немецкого. — Москва, 1969. — С.354.
  3. [www.eleven.co.il/?mode=article&id=12568&query= Краткая еврейская энциклопедия. — Том 5. — Иерусалим, 1990. — Кол. 29–30]
  4. [www.majdanek.eu/articles.php?acid=45 Данные официального сайта Государственного музея Майданек]
  5. mp3-pesnja.com/music/98f61a02715e3b9202815cde24e2fdf4.mp3
  6. Marcuse Harold. Holocaust Memorials: The Emergence of a Genre (англ.) // The American Historical Review. — University of Chicago Press, 2010. — Vol. 115. — P. 53-89. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0002-8762&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0002-8762]. — DOI:10.1086/ahr.115.1.53.

Литература

  • Залесский К. СС. Охранные отряды НСДАП. — М.: Эксмо, 2004. — С. 328-329. — 656 с. — ISBN 5-699-06944-5.
  • Кузьмин С.Т. Сроку давности не подлежит. — М.: Издательство политической литературы, 1985. — С. 106-112.

Ссылки

  • [majdanek.pl/ Официальный сайт государственного музея Майданек] (нем.) (англ.) (польск.)
  • hauster.de/data/simonovsu.pdf - факсимиле трех номеров газеты "Красная звезда" от 10-12 августа 1944 года, с очерком Константина Симонова "Лагерь уничтожения" - первая публикация о Майданеке, с фотографиями О.Кнорринга
  • [turbo.adygnet.ru/2005/xuvikov_gen/holokost/maydanek.htm История возникновения лагеря, свидетельства очевидцев]

Отрывок, характеризующий Майданек

Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.