Усадьба Майендорф
Координаты: 55°43′26″ с. ш. 37°16′21″ в. д. / 55.72389° с. ш. 37.27250° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.72389&mlon=37.27250&zoom=14 (O)] (Я)
Ма́йендорф или Подушкино — стилизованная под шато усадьба баронессы Мейендорф (Майендорф) в посёлке Барвиха Одинцовского района Московской области, на Подушкинском шоссе[1][2][3].
Содержание
До Октябрьской революции
По моде конца XIX века господский дом стилизован под французские шато начала XVI века. Архитектор и руководитель строительства по первоначальному проекту (1874—1885) — Пётр Самойлович Бойцов. Инициировала строительство Надежда, дочь генерала А. Б. Казакова. Её сестра Вера была тёщей генерала Маннергейма.
К 1885 году замок был построен, а через год Казакова вышла замуж за полковника Генерального штаба Е. А. Веригина. В 1891 году он умер, и в 1904 году Казакова-Веригина повторно вышла замуж за барона Михаила Феликсовича Мейендорфа, представителя старинного рода остзейского дворянства. В 1914 году Мейендорфы уехали на лечение за границу, где оставались всё время Первой мировой войны. Разразившаяся затем революция и Гражданская война положили конец их надеждам вернуться в своё имение[2].
Советский Союз
После Октябрьской революции в замке некоторое время жил и работал Владимир Ленин.
В 1935 году на территории бывшего дворянского имения был организован санаторий «Барвиха» Совета Министров СССР. Здесь в разное время лечились и отдыхали Михаил Булгаков, Сергей Королёв и Юрий Гагарин[1]. По состоянию на 2009 год, территории санатория и замка разделены металлическим забором.
В годы Великой Отечественной войны в замке располагался госпиталь. В парке обустроили мемориальное солдатское кладбище, где позднее была установлена скульптура народного художника СССР Е. В. Вучетича «Скорбящая мать» — авторская копия с мемориала «Сталинградская битва». 
Постсоветская история
В 2003—2004 годах была проведена капитальная реставрация замка по проекту архитектурного бюро «Дом-А» (Сергей Макушев, Мария Серебряная)
Замок принадлежит Управлению делами Президента Российской Федерации, в «Майендорфе» проводятся некоторые официальные встречи Президента России с главами иностранных государств, руководителями фракций Госдумы и другие мероприятия. Например, 2 ноября 2008 года здесь состоялось подписание Декларации Азербайджана, Армении и России по Нагорному Карабаху, получившей название Майендорфской декларации.
С ноября 2008 года официальный сайт Президента России употребляет в отношении этого объекта название «Госрезиденция „Барвиха“». Некоторые СМИ, в частности, государственное агентство «РИА Новости», радиостанция «Эхо Москвы» и другие, используют в своих репортажах его искажённое название — «Майндорф».
См. также
- Барвиха (санаторий)
- Усадьба Храповицкого в Муромцево
- Список официальных резиденций высших должностных лиц России
Напишите отзыв о статье "Усадьба Майендорф"
Примечания
Отрывок, характеризующий Усадьба Майендорф
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
