Майер, Иоганн Якоб (редактор)
| Иоганн Якоб Майер |
Иоганн Якоб Майер (нем. Johann Jakob Meyer; 30 декабря 1798, Цюрих − 11 апреля 1826, Месолонгион) — швейцарский филэллин, участник Освободительной войны Греции 1821—1829 годов, участник обороны и прорыва города Месолонгион (Третья осада Месолонгиона). Редактор (практически) первой газеты революционной Греции.
Содержание
Биография
Йоханн Яков Мейер родился в Цюрихе (Швейцария) в 1798 г. Будучи сыном медиков, он прожил беззаботную молодость, неоднократно вступал в конфликт с моральными концепциями своего окружения. Окончив свою учёбу на фармацевта, он поступил учиться на медицинский факультет в городе Фрайбург-в-Брайсгау, но вскоре бросил свою учебу. Это не помешало молодому человеку предстать перед Комитетом помощи Греции в городе Берн как «Йоханн Якоб Мейер, врач и хирург», что обеспечило ему его морской переезд в сражающуюся Грецию. По прибытии в Грецию Мейер принял участие в морском сражении в Патраском заливе 5 и 6 марта 1822 г. под командованием Андреаса-Вокоса Миаулиса. По окончании этого сражения он остался в городе Месолонгион, где женился на гречанке, принял православие и в короткий промежуток времени стал уважаемым жителем города. 30 ноября 1823 г. в Месолонгион прибыл английский филэллин полковник Лестер Стэнхоп, который привез с собой, кроме прочего, и 3 типографии. Познакомившись с Мейером, Стэнхоп восторженно писал о нем в своем письме от 13 декабря 1823 г: «Здесь обосновался швейцарец д-р Мейер. Ему присущи все положительные черты его соотечественников, к тому же он приспособился к греческому характеру. Я советую грекам держать всегда перед своими глазами швейцарские институты, а их вождям — Вашингтона»[1].
Эллиника Хроника
В газете Эллиника Хроника (Греческие Хроники), которую с 1 января 1824 г. начал печатать греческий типограф из Фессалоники Димитриос Местенеас, Стэнхоп доверил Мейеру редакцию. Первая газета революционной Греции была издана в городе Каламата Т. Фармакидисом в августе 1821 г, но вышло только три номера: 1, 5 и 20 августа. В силу этого в Греции принято считать, что первой газетой революции была именно Эллиника Хроника, выходившая с перерывами, по причине осады, с 1 января 1824 г. по 20 февраля 1826 г.
Хотя газета и Мейер часто становились орудиями интриг греческого политика Маврокордато против военачальников, Мейер через газету проводил свои демократические антимонархистские взгляды. Его газету можно по праву считать одним из ранних примеров свободы печати. Это создало напряженность в отношениях Мейера и лорда Байрона, который прибыл в Месолонгион 24 декабря 1823 г. Байрон считал, что откровенная демократическая и антимонархистская линия газеты может причинить только вред Греческой революции, к которой и без того были враждебно настроены монархии и консервативные круги Европы. В своем письме от 19 марта 1824 г. банкиру Сэмюэлу Барффу Байрон писал: «доктор Мейер, издатель с нерушимой свободой печати, признает только Свободу, которую он блюдет безгранично, согласно его желанию и удовольствию. Он автор статьи против монархии, от которой он, может, и получит выгоду и славу, но издатели получат проблемы, если они не предпримут меры. Из всех маленьких тиранов он самый маленький, как и большинство демагогов, что я знавал. Он швейцарец по рождению, но хочет быть эллином, женился на гречанке, поменял свою религиозную догму»[2].
Оборона и прорыв Месолонигона
К концу 1825 г. защитники города отбили все атаки османской армии. Многие, и Мейер в том числе, решили, что осада окончена. Мейер был первым, кто вернул свою семью с островка Каламос (Ионические острова), находившегося тогда под британским контролем, что вскоре стало роковым шагом для обороны города и самих семей. Когда к Месолонгиону подошла и египетская армия, осада возобновилась. Газета продолжала выходить с перерывами. Хотя Мейер наложил сам на себя военную цензуру, газету читали и командующие турецко-египетских армий, пытавшиеся любыми путями добыть её экземпляры. Героические зашитники города продолжали оборону, но голод вынудил их принять решение. Отказавшись от сдачи туркам, защитники и жители города пошли в ночь 11 апреля 1826 г. на прорыв. Мейер за несколько часов до своего конца написал другу (письмо сохранилось): «Я горжусь мыслью о том, что кровь швейцарца, внука Вильгельма Телля, смешается с кровью героев Эллады»[3]. Мейер и его семья шли в колонне гражданского населения. Ни Мейер, ни его жена и двое детей не вышли живыми из прорыва. В Парке Героев города Месолонгион установлен памятный барельеф в его честь.
Если в самой Швейцарии Мейер мало известен, то в Греции имя этого швейцарского филэллина помнят и чтят: как участника обороны Месолонгиона, отдавшего свою жизнь за свободу страны, как человека, стоявшего у истоков печати революционной Греции, и как раннего представителя свободы печати.
Напишите отзыв о статье "Майер, Иоганн Якоб (редактор)"
Ссылки
- ↑ [Απόστολος Ε. Βακαλοπούλος, Επίλεκτες Βασικές Ιστορικές Πηγές της Ελληνικής Επαναστάσεως, τ.Β, σ.550, Βάνιας, Θεσσαλονίκη 1990]
- ↑ [Απόστολος Ε. Βακαλοπούλος, Επίλεκτες Βασικές Ιστορικές Πηγές της Ελληνικής Επαναστάσεως, τ.Β, σ.564, Βάνιας, Θεσσαλονίκη 1990]
- ↑ [Pavlos Tzermias: NewGreek history, Tübingen 1999, S. 72]
Источники
- Δημήτρης Φωτιάδης, Ιστορία τού 21, ΜΕΛΙΣΣΑ, 1971, τ.Β, σ.370, τ.Γ, σ.150,180,218
- Emil Rothpletz: Der Schöfflisdorfer Philhellene Johann Jakob Meyer (1798—1826). Ein Beitrag zur Geschichte der Griechenbewegung in Europa während des griechischen Freiheitskrieges (1821—1829), Basel 1931
Напишите отзыв о статье "Майер, Иоганн Якоб (редактор)"
Ссылки
- [outis.info/meyer.htm Heinz Schmitz: Das abenteuerliche Leben des Schweizer Philhellenen Johann Jakob Meyer, Redaktor der ersten Zeitung in Griechenland (mit Photos der Denkmäler)]
- [hls-dhs-dss.ch/textes/d/D16425.php HLS über den Philhelenismus]
Отрывок, характеризующий Майер, Иоганн Якоб (редактор)
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
