Де Лука, Майкл
Майкл Де Лука | |
Michael De Luca | |
Имя при рождении: |
Michael De Luca |
---|---|
Место рождения: | |
Профессия: | |
Карьера: |
1988 — наст. время |
Майкл Де Лука (англ. Michael De Luca), 13 августа 1965, Бруклин, Нью-Йорк, США) — известный американский продюсер, сценарист и актёр.
Де Лука родился и вырос в Бруклине, Нью-Йорке. В возрасте 17 лет поступил в Нью-Йоркский университет. В 1984 года начал работать в качестве стажера на New Line Cinema, вскоре он поднялся по карьерной лестнице, во многом благодаря своему наставнику Роберту Шэю. В 1988 году Де Лука дебютировал в качестве ассоциированного продюсера в фильме «Кожаное лицо: Резня бензопилой по-техасски 3». Также в 1988 году выступил соавтором эпизода сериала «Кошмары Фредди». В 1991 году спродюсировал и написал сценарий для художественного фильма «Фредди мёртв. Последний кошмар». В 1995 году спродюсировал написал сценарий для фильма «В пасти безумия», снятый американским режиссёром Джоном Карпентором. Сценарий фильма основан на произведениях Говарда Филлипса Лавкрафта и Стивена Кинга. После ухода с New Line Cinema, Де Лука становится производственным директором в кинокомпании Dreamworks (2001—2004 годы). Позже Де Лука создал свою собственную продюсерскую компанию «Michael De Luca Productions».
Фильмография
Продюсер
Сценарист
- 1987 — «Косильщик лужаек» / The Lawnmower Man
- 1988-1990 — «Кошмары Фредди»(сериал) / Freddy’s Nightmares
- 1991 — «Фредди мёртв. Последний кошмар» / Freddy’s Dead: The Final Nightmare
- 1995 — «В пасти безумия» / In the Mouth of Madness
- 1995 — «Судья Дредд» / Judge Dredd
Актер
- 1999—2007 — «Клан Сопрано» / The Sopranos
- 2010 — «В поисках Теда Демми» / In Search of Ted Demme
Напишите отзыв о статье "Де Лука, Майкл"
Ссылки
- [www.imdb.com/name/nm0006894 Майкл Де Лука] (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий Де Лука, Майкл
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.