Майков, Леонид Николаевич

Майков Леонид Николаевич
Род деятельности:	историк русской литературы, библиограф, этнограф
Дата рождения:	28 марта (9 апреля) 1839(1839-04-09)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	7 (20) апреля 1900(1900-04-20) (61 год)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Отец:	Н. А. Майков
Мать:	Е. П. Майкова
Награды и премии:	Пушкинская премия Уваровская премия Иностранные:

Леони́д Никола́евич Ма́йков (28 марта (9 апреля) 1839, Санкт-Петербург — 7 (20) апреля 1900, Санкт-Петербург) — видный исследователь истории русской литературы, действительный член Петербургской Академии наук, президент РБО, тайный советник; сын живописца Николая Аполлоновича Майкова, младший брат Аполлона, Валериана и Владимира Майковых.

Биография

Родился 28 марта (9 апреля) 1839, учился в пансионе гр. Сюзора и 2-й петербургской гимназии, в 1860 окончил курс Санкт-Петербургского университета кандидатом историко-филологического факультета и некоторое время преподавал в гимназии Человеколюбивого общества. В том же году зачислен на службу в Департамент внешней торговли (набережная реки Мойки, 80).

В 1863 г. защитил диссертацию на степень магистра русской словесности: «О былинах Владимирова цикла», после защиты продолжил службу в Министерстве финансов. В 1864 г. перешел в Центральный статистический комитет и принимал деятельное участие в его работах, а также в международных статистических съездах. С 1868 — профессор Археологического института. В 1882 назначен помощником директора Императорской публичной библиотеки. В 1889 г. избран академиком, в 1893 г. назначен вице-президентом Академии наук. По званию вице-президента состоял председателем Фонда императора Николая II для вспомоществования писателям и учёным.

Член Русского географического общества (с 1864; в 1871 возглавил этнографический отдел, В 1872—1886 г. председатель этнографического отделения, редактировал несколько его изданий, в том числе пять томов «Записок по отделу этнографии»), член Археографической комиссии (с 1876; с 1885 — правитель дел, с 1899 — председатель), Московского археологического общества. В 1868—1882 г. был помощником редактора, в 1882—1890 г. — редактором «Журнала Министерства народного просвещения».

Литературную деятельность свою начал ещё студентом; поместил длинный ряд историко-литературных статей и рецензий в «Отечественных записках», «Заре», «Русском вестнике», «Древней и новой России», «Русской старине», «Русском Архиве», «Журнале Министерства народного просвещения», «Историческом вестнике», «Русском филологическом вестнике» и др.

Важнейшие из них посвящены Симеону Полоцкому, Ломоносову, Василию Майкову, Сумарокову, Крылову, истории русской журналистики, старинной русской повести, истории русских суеверий и собраны под названием «Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII в.» (СПб., 1889, 1893).

Отдельно изданы «Материалы и исследования по старинной русской литературе» (1890—1891).

В 1889 г. вышло (при содействии В. И. Саитова) редактированное Майковым с величайшей тщательностью собрание сочинений К. Н. Батюшкова; приложенная к нему биография поэта есть вместе с тем общий обзор литературной жизни Александровской эпохи.

В 1891 г. редактировал и снабдил характеристикой собрание критических опытов своего брата Валериана.

В своей магистерской диссертации Майков выказал значительную научную самостоятельность. В эпоху почти безраздельного господства мифологического объяснения народной поэзии он выдвинул историческую точку зрения на происхождение русских былин, с которой исследователи этого тёмного вопроса считаются до сих пор. По его мнению, русский эпос есть верный отзвук русской исторической жизни и, в частности, былины Владимирова цикла — киевского удельного периода. Многих героев былин — Добрыню, Алёшу Поповича, Садко, Илью Муромца — автор, сопоставляя летописные указания, считает лицами действительно существовавшими; в бытовых подробностях он указывает следы действительной исторической жизни X-XIII веков. Возникли былины, по его мнению, в среде дружинной.

Похоронен в Санкт-Петербурге на Новодевичьем кладбище.

Основные работы

• Майков Л. Н. Великорусские заклинания. — СПб.: тип. Майкова, 1869. 164 с.; 2-е изд., испр. и доп. — СПб.: Изд-во Европ. Дома, 1994.
• Майков Л. Н. Батюшков, его жизнь и сочинения. СПб.: тип. В. С. Балашева, 1887. [10], 360 с.; Изд. 2-е, вновь пересмотр. — СПб., 1896.
• Майков Л. Н. Батюшков К. Н. Сочинения: В 3 т. / Со ст. о жизни и соч. К. Н. Батюшкова, написанной Л. Н. Майковым, и примеч., составленными им же и В. И. Саитовым. — СПб.: П. Н. Батюшков, 1885—1887.
• Майков Л. Н. Очерки из истории русской литературы XVII и XVIII столетий. — СПб.: А. С. Суворин, 1889. VII.
• Майков Л. Н. Пушкин: Биографические материалы и историко-литературные очерки. — СПб.: Л. Ф. Пантелеев, 1899.
• Майков Л. Н. Пушкин. Сочинения / Приготовил и примечаниями снабдил Л. Майков. — СПб.: тип. Имп. Акад. наук, 1899. Т. I: Лирические стихотворения (1812—1817). XX, 296, 421 с.; Изд. 2-е. — СПб., 1900.
• Майков Л. Н. Материалы для академического издания сочинений А. С. Пушкина / Собрал Л. Н. Майков. — СПб.: тип. Имп. Акад. наук, 1902.

Статьи в журналах

• Майков Л. Н. [memoirs.ru/texts/MaikovKMK_RS97_1.htm Княжна Мария Кантемирова (часть 1)] // Русская старина, 1897. — Т. 89. — № 1. — С. 49-69.
• Майков Л. Н. [memoirs.ru/texts/MaikovKMK_RS97_3.htm Княжна Мария Кантемирова (часть 2)] // Русская старина, 1897. № 3. — С. 401—417.
• Майков Л. Н. [memoirs.ru/texts/MaikovKMK_RS97_6.htm Княжна Мария Кантемирова (часть 3)]. // Русская старина, 1897. — Т. 90. — № 6. — С. 425—451.
• Майков Л. Н. [memoirs.ru/texts/MaikovKMK_RS97_8.htm Княжна Мария Кантемирова (часть 3)]. // Русская старина, 1897. — Т. 91. — № 8. — С. 225—253.
• Майков Л. Н. [www.memoirs.ru/rarhtml/Maikov_LU_RA68.htm Лев Юрлов и его письмо к родственникам. (1743 года, сентября 11)] // Русский архив, 1868. — Изд. 2-е. — М., 1869. — Стб. 1058—1064.
• Майков Л. Н. [memoirs.ru/texts/Maikov_RA81K3V6.htm Любовное послание XVII века] // Русский архив, 1881. — Кн. 3. — Вып. 6. — С. 385—389.
• Майков Л. Н. [memoirs.ru/texts/MaikovSkur_RS97n88n11.htm Заметка о семействе Шкуриных] // Русская старина, 1896. — Т. 88. — № 11. — С. 421—422.

См. также

• Богатыри
• Былина

Литература

• [vivaldi.nlr.ru/ab000000744/view#page=578 Майков Леонид Николаевич] // Список гражданским чинам первых трех классов. Исправлен по 1-е октября 1894 года. — СПб.: Типография Правительствующего сената, 1894. — С. 536.

Ссылки

• С. Венгеров. Майков, Леонид Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Майков // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51193.ln-ru Профиль Леонида Николаевича Майкова] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Майков, Леонид Николаевич

– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.
Мари».


В середине лета, княжна Марья получила неожиданное письмо от князя Андрея из Швейцарии, в котором он сообщал ей странную и неожиданную новость. Князь Андрей объявлял о своей помолвке с Ростовой. Всё письмо его дышало любовной восторженностью к своей невесте и нежной дружбой и доверием к сестре. Он писал, что никогда не любил так, как любит теперь, и что теперь только понял и узнал жизнь; он просил сестру простить его за то, что в свой приезд в Лысые Горы он ничего не сказал ей об этом решении, хотя и говорил об этом с отцом. Он не сказал ей этого потому, что княжна Марья стала бы просить отца дать свое согласие, и не достигнув бы цели, раздражила бы отца, и на себе бы понесла всю тяжесть его неудовольствия. Впрочем, писал он, тогда еще дело не было так окончательно решено, как теперь. «Тогда отец назначил мне срок, год, и вот уже шесть месяцев, половина прошло из назначенного срока, и я остаюсь более, чем когда нибудь тверд в своем решении. Ежели бы доктора не задерживали меня здесь, на водах, я бы сам был в России, но теперь возвращение мое я должен отложить еще на три месяца. Ты знаешь меня и мои отношения с отцом. Мне ничего от него не нужно, я был и буду всегда независим, но сделать противное его воле, заслужить его гнев, когда может быть так недолго осталось ему быть с нами, разрушило бы наполовину мое счастие. Я пишу теперь ему письмо о том же и прошу тебя, выбрав добрую минуту, передать ему письмо и известить меня о том, как он смотрит на всё это и есть ли надежда на то, чтобы он согласился сократить срок на три месяца».