Майкопский десант

Майкопский десант
Основной конфликт: Великая Отечественная война Битва за Кавказ
Дата	24 октября 1942 года
Место	Майкоп, Северный Кавказ
Итог	Основная цель десанта была достигнута
Противники
СССР СССР Третий рейх Третий рейх
Командующие
Ермаченков В.В. Орлов М.А. Третий рейх Третий рейх В. фон Рихтгофен
Силы сторон
Десант: 37 человек; Партизаны-проводники; 21 самолёт Силы на аэродроме: Авиаполк Люфтваффе «Адольф Гитлер»: 39 самолётов, около роты пехоты
Потери
Потери убитыми: 16 десантников, 7 лётчиков, два партизана. Уничтожен 1 самолёт. Общие потери Свыше 60 человек убитыми 13 самолётов сожжены, 10 самолётов повреждены; также повреждёны три огневые точки, перерезаны 11 линий связи и повреждён кабель

Майкопский воздушный десант 24 октября 1942 года — диверсионная воздушно-десантная операция во время битвы за Кавказ в Великой Отечественной войне.

Планирование и подготовка операции

К середине октября 1942 года советским войскам удалось в целом остановить немецкое наступление на Северном Кавказе. Только на туапсинском направлении велись ожесточенные бои, в которых большую роль играла немецкая авиация. Захватив на этом участке фронта господство в воздухе, немецкая авиация не только эффективно поддерживала свои наземные войска, но и наносила урон советскому судоходству вдоль кавказского побережья, затрудняя снабжение войск. Одним из основным мест базирования немецкой авиации был аэродром в Майкопе. На нём постоянно находилось в среднем от 30 до 60 самолётов. Неоднократные попытки советских ВВС уничтожить его ударами с воздуха успеха не имели из-за сильной группировки прикрывавшей его противовоздушной обороны. Тогда возникла идея уничтожить немецкие самолёты на аэродроме силами парашютного десанта, выброску которого произвести ночью с транспортных самолётов непосредственно над аэродромом. Инициатива десанта и его осуществление принадлежали командованию ВВС Черноморского флота (командующий генерал-майор авиации В. В. Ермаченков).

Для десантирования была сформирована группа из 38 добровольцев парашютно-десантной роты разведотдела штаба Черноморского флота (командир капитан М. А. Орлов). Подготовка велась две недели, было отработано ночное десантирование, на одном из тыловых аэродромов отрабатывались действия штурмовых групп, тщательное изучение местности. Каждый десантник был вооружен автоматом, гранатами, бутылками с горючей смесью, имел топорики для прорубания топливных баков и специальные зажигательные устройства для воспламенения выливающегося топлива. Одновременно велись тренировки экипажей выделенных для операции самолётов.

Операция имела комбинированный характер: звено бомбардировщиков наносило удар по разведанным средствам ПВО аэродрома, затем истребители уничтожали выявленные при бомбежке прожектора, только затем производилась выброска десанта. Ещё одно звено бомбардировщиков наносило отвлекающие бомбовые удары по железнодорожной станции в Майкопе (пожары от зажигательных бомб должны были играть роль ориентира для самолётов выброски), а непосредственно перед десантированием барражировало в непосредственной близости от аэродрома, отвлекая на себя уцелевшие зенитные средства врага. Всего к операции привлечено 10 бомбардировщиков ДБ-3 и СБ, 2 истребителя И-15, высадка десанта производилась из самолёта ПС-84 (15 парашютистов) и бомбардировщика ТБ-3 (22 парашютиста), а также привлекались 5 самолётов группы разведки и контроля (два Пе-3 и три Як-1).

В день операции, по данным аэрофоторазведки, проведённой командиром звена 27-й отдельной разведэскадрильи старшим лейтенантом Лебедевым Д. М. в 17.00 23.10.1942 года на Майкопском аэродроме было установлено 39 самолётов: 28 истребителей Ме-109, 4 бомбардировщика Ю-88, 3 бомбардировщика Ю-52 и 4 самолёта связи.

Действия десанта

Клятва десантников

«Идя на выполнение боевого задания, мы, моряки-черноморцы, клянемся тебе, Родина, Вам, Великий Сталин, что с честью выполним порученное нам дело.

Клянёмся стойко и мужественно драться с ненавистным врагом, беспощадно уничтожать фашистских гадов и их технику. Каждый из нас горит благородным желанием мести. МЫ будем мстить за отцов, матерей, братьев, сестер, за сиротские слёзы, за поруганных жен и любимых девушек, за все злодеяния, учиненные гитлеровскими палачами. Никто из нас не дрогнет, как бы тяжело ни пришлось в бою. Будем драться до последнего, а последний — до последней капли крови, но задание выполним. Но если в наших рядах окажется трус, его уделом будет позорная смерть, всеобщая ненависть и презрение. Наше знамя — Сталин, и с Этим знаменем мы идём в бой. За Родину! За Сталина!»

— Хазретбий Сиджах. «Десант на Майкопский аэродром»

К 17 октября 1942 года все самолёты и лётный состав, участвующие в операции, были сосредоточены на аэродроме Бабушеры вблизи Сухуми. Истребители оставались на своём аэродроме в Лазаревском. Первоначально операция планировалась в ночь с 18 на 19 октября, но из-за погодных условий была перенесена на 23 октября. Операция началась в ночь на 24 октября 1942 года. Подавление зенитных средств аэродрома особого результата не принесло, их основная масса сохранилась, а их расчёты заняли огневые позиции. При этом на аэродроме был сожжен один немецкий самолёт. Из 8 прожекторов истребители уничтожили только 3 и ещё 2 вынудили погаснуть. Десант был выброшен с обоих самолётов точно в указанный срок. Первыми из ПС-84 и 18 десантников выпрыгнули 15 А шедший вторым ТБ-3 в момент выброски был подбит и загорелся в воздухе. У двоих выбросившихся из него десантников от огня загорелись парашюты в воздухе и они погибли. Экипаж продолжал удерживать горящий самолёт на курсе до полной выброски десанта, но сам покинуть самолёт уже не успел, машина рухнула на землю и в 23 часа 34 минуты взорвалась за пределами аэродрома.

Охрана аэродрома при виде десанта растерялась, возникла паника. Воспользовавшись обстановкой, часть десанта прорвалась к стоянкам самолётов и приступила к их уничтожению, остальные отсекали огнём от них охрану аэродрома. Бой носил стремительный и скоротечный характер. Из ближайшей немецкой воинской части на аэродром прибыло поднятое по тревоге подразделение на вооружённых пулемётами мотоциклах, с ходу прорвавшееся к самолётным стоянкам. Под угрозой уничтожения десантники отдельными группами стали прорываться с боем в близлежащий лес.

Бой на аэродроме продолжался не более 40 минут. Были уничтожены до 60 гитлеровцев и три огневые точки противника. Относительно уничтоженных самолётов в советской литературе называются различные цифры. По одним сведениям, сожжено 13 и повреждено 10 немецких самолетов, по другим (скорее всего, завышенным) — уничтожено 22 и повреждено 20, по третьим общее число уничтоженных и поврежденных самолётов не превышает 10.

Результаты и значение операции

Немцы активно преследовали и пытались уничтожить отходившие группы десантников. Однако с помощью ожидавших их в лесу проводников из числа местных партизан, основная масса парашютистов ушла от преследования. Через 9 суток на место сбора вышла группа из 12 человек, через 22 дня — группа из 9 парашютистов, на 25-й день вышел ещё один боец. Таким образом из 37 десантников выжили 21 (22-м стал один выживший член экипажа сбитого бомбардировщика). Погибли 16 (тела троих не найдены) десантников, 7 лётчиков и 2 партизана.

22 десантника были награждены орденом Красного Знамени, 2 — орденом Отечественной войны I степени, остальные — медалями.

В составе парашютистов в десанте участвовал краснофлотец Андрей Георгиевич Стрюков, впоследствии, в 1944 году, удостоенный звания Героя Советского Союза.

В целом операция показала, что при тщательной подготовке подобные дерзкие операции могут иметь успех и причинять значительный урон врагу. Но из-за высокого риска гибели десантов в будущем командование стремилось решать подобные задачи силами авиации.

Память

• 18 ноября 1944 года состоялось перезахоронение останков погибших десантников в братскую могилу на территории аэродрома, где высаживался десант.
• На Центральном Мемориале в Майкопе находится братская могила погибших воинов. На ней установлен монумент с именами погибших, ежегодно в день подвига проводятся торжественные мероприятия. Принимают присягу воины Майкопского гарнизона, курсанты полиции, спасатели МЧС и др.
• 20.05.1981 Исполнительный комитет Майкопского городского Совета народных депутатов принял решение увековечить фамилии членов экипажа самолета ТБ-З — семь человек — на надгробную доску, погибших 23 октября 1942 года при выполнении боевого задания:

КОСОЛАПОВ Сергей Александрович — 1914 г.р., штурман отряда, старший лейтенант; СУХИХ Федор Петрович — 1916 г.р., пилот, старший лейтенант; ГОНТАРЕВ Александр Тимофеевич — 1909 г.р., пом. бортмеханика, старший техник-лейтенант; ГОГИН Анатолий Григорьевич — 1914 г.р., бортмеханик, старший техник-лейтенант; ГЛУХОВ Михаил Тимофеевич — 1919 г.р., механик, авиационный сержант; РОМЕНСКИИ Петр Тимофеевич — 1915 г.р., радист, старший сержант; КОКУРОВ Алексей Кузьмич — 1918 г.р., стрелок, младший сержант.

• В 15-й школе Майкопа создан в 1964 году поисковый отряд «Эврика», который вёл поисковую работу, переписку с участниками десанта в том числе и с Орловым М. А., а также с Центральным военно-морским архивом (город Гатчина Ленинградской области).

• У памятника морякам-десантникам в Майкопе 01.JPG

  У памятника морякам-десантникам в Майкопе. Глава г. Майкоп Черниченко М. Н.(в центре), Председатель горсовета В. Николаев, ветераны М. М. Тхагапсов, А. Цикушев, А. А. Дорофеев, М. Н. Козырев

• У памятника морякам-десантникам в Майкопе 02.JPG

  У памятника морякам-десантникам в Майкопе В центре военный комиссар Республики Адыгея полковник А. И. Аверин, правее стоят Пред. ГС-(Х)РА А. Г. Иванов, генерал А. А. Дорофеев, Глава Майкопа М. Н. Черниченко, пред.горсовета В. В. Николаев, депутат Д. Р. Мирза, десантник В. Дедов.

• У могилы десантников-черноморцев генерал-майор Дорофеев А.А. и контр-адмирал Тхагапсов М.М.. Майкоп 2013..JPG

  У могилы десантников-черноморцев генерал-майор А. А. Дорофеев и контр-адмирал М. М. Тхагапсов, Майкоп, 2013.

Литература

• Минаков В. В. Фронт до самого неба.
• Сиджах Х. И. Десант на Майкопский аэродром (к 70-летию подвига моряков-черноморцев). Майкоп, ООО «Качество»: 2012. ISBN 978-5-9703-0367-2
• Иваненко И. В. Огненный десант. Документальная повесть. Краснодар Кн.изд-во, 1990. −176 с. ISBN 5-7561-0567-0

Ссылки

• [www.vesti.ru/doc.html?id=967408&cid=7 Огненный десант. Специальный репортаж А.Сладкова]
• [www.svastour.ru/kavkaz/voina.htm 8. Огненный десант.]

Отрывок, характеризующий Майкопский десант

А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.