Письмо майя

Письмо майя
Тип письма:	логосиллабическое
Языки:	майяские языки
Территория:	Месоамерика
Период:	III век до н. э. - XVI век н. э.
Направление письма:	в блоках: слева направо и сверху вниз
Знаков:	около 800 логограмм и 100 слоговых знаков
Происхождение:	Ольмекское письмо ?
Родственные:	Эпиольмекское письмо
ISO 15924:	Maya

Письменность майя (иероглифика майя) — словесно-слоговая (логосиллабическая) система письма, использовавшаяся майя — одной из крупнейших культур доколумбовой Месоамерики.

Самые ранние надписи относятся к III веку до н. э. Письмо непрерывно использовалось до прибытия в XVI веке н. э. испанских конкистадоров, а в некоторых изолированных районах, например, в Тайясале, некоторое время после этого.

Письменность майя представляла собой систему из словесных и слоговых знаков. Термин «иероглифы» в отношении письменности майя был применён европейскими исследователями XVIII и XIX столетия, которые, не понимая знаков, находили их похожими на египетскую иероглифику.

Языки

В настоящее время считается, что классические тексты майя были написаны на литературном варианте языка чольти — возможно, что элита майя использовала этот язык в качестве лингва-франка по всему майеязычному миру.

Существовали тексты, написанные на других майяских языках Петена и Юкатана, в особенности, на юкатекском (в частности, таковыми могут являться дошедшие до нас постклассические кодексы). Имеются некоторые свидетельства периодического использования письма для записи майяских языков Гватемальского нагорья. Однако, тексты на этих языках обычно записывались писцами, говорящими на чольти, и поэтому подверглись его влиянию.

Происхождение письма

До недавнего времени считалось, что майя могли заимствовать некоторые элементы, а возможно и основу своей письменности от ольмеков или эпиольмеков.

Однако, согласно новым данным, эпиольмекское письмо, считавшееся возможным прямым предком письма майя, на несколько веков младше, и, возможно, является его прямым потомком. Другие месоамериканские культуры того времени разработали собственные системы письма, имевшие много общих черт с ольмекской, в частности — двадцатеричную систему исчисления, обозначавшуюся системой точек и черт.

Структура письменности

Письменность майя представляет собой хорошо разработанную систему знаков, которые кропотливо вырисовывались на керамике и стенах, записывались в бумажных кодексах, вырезались в дереве или камне или выполнялись в технике штукового рельефа. Вырезанные или отлитые символы раскрашивались, однако краска в большинстве случаев не дошла до наших дней. Всего доступно около 7000 текстов.

Сегодня из около 800 известных знаков расшифровано примерно 75 %, что позволяет прочитать с той или иной степенью достоверности до 90 % надписей, а также провести полноценный анализ письменности.

Принцип

Письмо майя было словесно-слоговой (логосиллабической) системой. Отдельные знаки («иероглифы») могли представлять слово или слог.

На практике, тот же самый иероглиф часто мог использоваться для обеих целей. Например, календарный знак MANIK'(юк.) мог использоваться для обозначения слога chi (логограммы принято записывать прописными буквами, силлабограммы - строчными). Кроме того, некоторые логограммы могли быть использованы для записи более, чем одного слова. Существовала и другая неоднозначность: разные символы могли читаться одинаково. Например, более десяти, по всей видимости, не связанных между собой иероглифов использовались для записи часто встречающегося эргативного префикса-местоимения третьего лица единственного числа ʔu-.

Как правило, знаки имели форму слегка наклоненного квадрата со скруглёнными краями и представляли собой изображения, связанные с земледелием, изображающие растения, воду и дождь, головы животных, постройки, утварь, орудия труда, части человеческого тела. Некоторые знаки, особенно изображения животных, употреблялись исключительно в качестве логограмм. Существовали комбинации двух или даже большего числа знаков — один знак мог сливаться или вписываться в другой (образуя лигатуру).

Отдельные знаки группировались в иероглифические блоки от одного до пяти (как правило, два-четыре). Внутри блока знаки писались слева направо и сверху вниз (система, отдаленно напоминающая корейский хангыль). Каждый блок обычно являл собой часть фразы (например, ʔu-SAK-HUʔN, ʔusak huuʔn, «его белая повязка на голову»), либо целую фразу (TZUTZ-yi-ʔu-15-WINAAKHAAʔB', tzutzuuy ʔuhoʔlajuʔn winaakhaaʔb', "завершилось пятнадцатое двадцатилетие"). Вместо стандартной конфигурации блоков, майя иногда писали в один ряд, колонку, в виде «L», или «T» — такая форма записи чаще всего встречаются там, где она больше подходит поверхности, на которой написан текст либо иконографической композиции, которую он сопровождает.

Фонетическая запись

Как правило, иероглифы, использовавшиеся в качестве слоговых знаков происходят от логограмм, обозначавших односложные слова, оканчивавшиеся на гласный, слабый согласный (y, w, h) или гортанную смычку. К примеру, иероглиф «плавник» ([kah]) (имевший две формы — изображение рыбьего плавника или рыбы с выделяющимися плавниками), стал обозначать слог ka.

Логограммы

В письменности майя содержится большое количество логограмм - знаков, обозначающих отдельные слова. Ниже представлены некоторые из них.

Силлабограммы

Силлабограммы (слоговые знаки) - графемы, передающие на письме целый слог.

Правила фонетической записи

Фонетические подтверждения

В иероглифическом майя существовала развитая система фонетических подтверждений. Слоговые знаки часто использовались как фонетические подтверждения для различения логограмм, имевших более одного прочтения (как в египетской письменности). Например, слово b’ahlam («ягуар») могло записываться как логограмма B'ALAM, дополненная фонетически b'a-B'ALAM, B'ALAM-ma или b'a-B'ALAM-ma, или же писаться полностью силлабически — b'a-la-ma.

Фонетические знаки обозначали простые слоги типа согласный-гласный, или отдельный гласный. Однако большинство слов майя оканчивалось не на гласный, а на согласный, а кроме того, существовало много сочетаний двух согласных внутри слова, например, xolteʔ [ʃolteʔ] («скипетр», соответствует схеме CVCCVC).

При условной CV-CV, либо CVC-СV гласная последнего открытого слога, как правило, участвовала в образовании либо подтверждении гласной предыдущего слога, сама же она не читалась. Согласный звук фонетического подтверждения соответствовал согласному, к которому "прикреплялся", как видно на примерах.

В целом, можно выделить несколько правил иероглифической записи слов с помощью логограмм и слоговых знаков:

Правило сингармонии

1. Слог CVC писался как CV-CV, где гласные (V) были одинаковыми: k'u-hu, k'uh — «божество»; ch'o-ko, ch'ok — "молодой, юноша". Тот же принцип действовал в случае фонетического подтверждения логограммы - TZ'AK-ka, tz'ak — "упорядочивать, вставать по порядку".

Правила дисгармонии

1. Долгая гласная в слоге CVVC передавалась с помощью слога Ci (CV-Ci) для всех гласных, кроме, собственно, [i], долгая [i] передавалась с помощью слога Ca (Ci-Ca). Например: TUUN-ni [tuun] — "камень", ja-yi, jaay — "глиняный сосуд"; K'AWIIL-la, k'awiil — "Кавиль, 2) бог царской власти, 1) особая регалия царской власти".
2. Сложная гласная с глоттальной смычкой типа Vʔ в слоге CVʔC передавалась двумя способами в зависимости от самой гласной: 1) в случае гласных [a], [e], [i] следующий слог включал гласную [u]: chi-ku, chiʔk - "коати"; 2) В случае гласных [u], [o], [e] следующий слог включал гласную [a]: JOʔL-la, joʔl - "череп"; b'u-la, b'[u]uʔl -"боб"; HUʔN-na h[u]uʔn - "повязка на голову" (аналог царской короны, изготавливавшийся из белой бумаги).

Ещё один способ показания глоттальной смычки на письме: mo-ʔо, moʔ - "попугай ара"; ko-ʔo-ha-wa, koʔhaw - "шлем";

Таким образом, вырисовывается следующая схема записи односложных слов типа CVC в иероглифическом майя:

• b'a-ka [b'ak] (краткий гласный)
• b'a-ki [b'aak] (долгий гласный)
• b'a-ku [b'aʔk] (гласный с глоттальной смычкой)
• b'a-ʔa [b'aʔ] (глассный с глоттальной смычкой)
• b'a-ke [b'aakel] (опускается сонорный гласный l) (?)

Правила нерепрезентации

1. сложный гласный типа Vh, сопровожденный глоттальным [h] на письме никак специально не обозначается: b'a-la-ma, b'ahlam - "ягуар"; k'a-k'a, k'ahk' - "огонь"; b'u-ku, b'uhk - "одежда"; CHAAHK-ki/cha-ki, chaahk - "Чаак, бог дождя, бог-громовержец у майя"; MUWAAHN-ni, muwaahn - "ястреб", а также название одного из месяцев.
2. если в слоге присутствуют и долгота гласной, и её глоттализация (VVʔ), на письме в большинстве случаев показывается только глоттализация: HUʔN-na, huuʔn - "повязка".

Иероглифы-эмблемы

Одной из первых выявленных категорий знаков стали так называемые иероглифы-эмблемы (эмблемные иероглифы), обозначавшие титулы. Они содержали слово ʔajaw (в классическом майя - «владыка») — неясной этимологии (возможно, от ʔaj-ʔaw - тот, кто громко говорит (приказывает), ʔaj - агентивный префикс мужского рода), но хорошо засвидетельствованное в колониальных источниках, а также топоним, предварявший слово ʔajaw и функционировавший в качестве прилагательного. В большинстве случаев титул вводился прилагательным k’uhul («божественный», «священный», от сущ. k'uh - «божество»). В классическую эпоху запись, в основном, выглядела как K'UH-топоним-ʔAJAW, где суффикс -ul на письме опускался (полная запись - K'UH-[hu]-lu-топоним-ʔAJAW).

Иероглиф-эмблема мог писаться любым числом слоговых или логографических знаков, а для слов ʔajaw и k’uhul, составлявших основу титула, зарегистрировано несколько альтернативных написаний. Термин был введен в обращение Генрихом Берлином для обозначения повторяющихся структурных составляющих майяских текстов.

Число известных иероглифов

Одним из самых распространенных вопросов у эпиграфистов является число расшифрованных иероглифов. Ответ на него - более сложный, чем можно ожидать. Во-первых, мы должны рассмотреть то, что подразумевается под словом "расшифровали". Если бы мы рассчитали количество иероглифов с известным фонетиеским значением, их число составляло бы около 80 процентов. Но с другой стороны, если бы мы оценивали количество знаков, фонетическое значение и смысл которых нам полностью понятны, процент бы значительно сократился - около 60. Проблема заключается в том, что существует различное число иероглифов, смысл которых нам известен, а фонетическое значение - нет, либо наоборот.

Пример

Гробница К'инич Ханааб Пакаля, проход 2g: I4: ya-k’a-wa yak’aw

J4: ʔu?-K’UH-hu-lu ʔuk’uhul

I5: PIK pik

J5: 1-WINAAK-ki juʔn winaak

I6: pi-xo-ma pixoʔm

J6: ʔu-SAK-hu-na-la ʔusak hunal

I7: ʔu-ha ʔuʔh

J7: YAX-K’AHK’-K’UH? Yax K’ahk’ K’uh?

I8: ʔu-tu-pa ʔutuʔp

J8: K’UH?-? k’uh(ul)? ...l

I9: ʔu-KOʔHAW-wa ʔukoʔhaw

J9: ?[CHAAK] ...m Chaahk (‘GI’)

I10: SAK-BALUʔN Sak Baluʔn

Дословный перевод: “Он (К'инич Ханааб Пакаль) дал; божественные; одеяния; двадцать один; головные уборы;

Белая Лента; ожерелье; Первый Бог Огня; ушные украшения; божественный ‘Четырёхсторонний Значок’;

шлем; для Чака; Белые Девятка”.

Перевод: “К'инич Ханааб Пакаль дал божественную одежду Чаку, Белой Девятке.

А именно: двадцать один головной убор, ожерелье, ушные украшения бога Огня и

Четырёхсторонний шлем Значка”.

Рассуждение: В данном отрывке приведен список даров царя богам.

Во время окончания последнего двадцатилетия каждый бог триады Паленке получал лишь двадцать одно "одеяние", 

Теперь же каждый из них получил "божественные одеяния" и двадцать один "головной убор" - "пишом" и т. д.   

Морфология

Глагол

Несмотря на согласные, которые часто не выписывались, система залога глагола майя была достоверно обозначена. Ниже приведена парадигма переходного глагола с корнем CVC:

Залог	Транслитерация	Транскрипция	Значение
Действительный	u-tzutz-wa	utzutzu’w	"он/она закончил(а) это"
Страдательный	tzutz-tza-ja	tzu⟨h⟩tzaj	"это было закончено"
Медиострадательный	tzutz-yi	tzutzuuy	"оно было закончено"
Антистрадательный	tzutz-wi	tzutzuuw	"он/она, который(ая) закончил(а)"
Причастие	tzutz-li	tzutzuul	"законченный"

Существительное

Имя существительное - часть речи, обозначающая предмет.  В предложении может выполнять функции подлежащего, дополнения, сказуемого. 

Есть две группы существительных: производные - образованные от другой части речи ( например, глагола, прилагательного, другого существительного) и первичные - исконные существительные.  

Во многих языках, в том числе и майя бывает трудно провести различие между существительными и прилагательными. Загвоздка в том, что это различие не всегда-то и реализуется. Кроме того, существительные и прилагательные могут образовывать стативные предложения с абсолютивными местоимениями. В качестве наиболее общего местоимения (точнее, местоименного суффикса) используется местоимение третьего лица единственного числа ("он" или же "она") и на письме может часто опускаться. Все это обозначает, что слово ch'okможет быть как существительным, прилагательным, так и целым выражением:

1. ch'ok - ребёнок, юноша (существительное)

2. ch'ok - молодой (прилагательное)

3. ch'ok - (он) молодой; (он) ребёнок

Несомненно, трудно провести различие между существительными и прилагательными. Но их всё же можно различить по трём признакам:

• прилагательное не может принадлежать чему (кому)-либо;
• прилагательное не может выступать в качестве аргумента глагола (т. е. быть подлежащим или дополнением в глагольном предложении);
• прилагательное не может быть обособленным - либо оно следует за своим существительным (дом большой, девушка красивая), либо образует стативную конструкцию, как было показано выше.

В дополнение к сказанному о разделении существительных на производные и первичные можно добавить, что в языках майя существует различие между существительными, которые по своей сути принадлежат чему (кому) - то, и существительными, которые таковыми не являются. Помимо того, что любое существительное может принадлежать кому (чему)-либо, есть эргативное местоимение (аффикс - т. е. добавляется перед словом), ставящееся перед существительным. Такое можно наблюдать в терминах родства,  названий частей тела и в других словах, считающихся неотъемлемо принадлежащих к кому (чему) - либо. Если же существительные употребляются в форме, в которой они не принадлежат кому (чему) - либо, они имеют специальные суффиксы, указывающие на абсолютное состояние существительного.  

Абсолютивные суффиксы: 

1)  -Ø (суффикса нет)

2)-aj

3) -is

• -aj  используется c существительными, обозначающими исчисляемые предметы (вещи, одежду, украшения и т. д.); 
• -is используется с существительными, обозначающими исключительно части тела (нога, сердце и т. д.)
•  -Ø  используется во всех остальных случаях

КОРЕНЬ	АБСОЛЮТНАЯ ФОРМА	ФОРМА ПРИНАДЛЕЖНОСТИ
pakalщит	pakal-Ø щит	u-pakalего (её) щит
o[h]lсердце	o[h]l-is сердце	u-o[h]lего (её) сердце

Дешифровка письменности

Предыстория дешифровки

В раннюю колониальную эпоху ещё существовали люди, знавшие письменность майя. По некоторым сведениям, некоторые прибывшие на Юкатан испанские священники успели её изучить. Однако вскоре епископ Юкатана Диего де Ланда в рамках кампании по искоренению языческих обычаев, приказал собрать и уничтожить все тексты майя, что привело к утрате значительной части рукописей.

Только четыре кодекса майя пережили конкистадоров. Наиболее полные тексты были найдены в посуде в могилах майя, а также на монументах и стелах в городах, заброшенных или разрушенных после прибытия испанцев.

Знание письменности было окончательно утрачено к концу XVI века. Интерес к ней появился лишь в XIX веке, после публикации сообщений о разрушенных городах майя.

Алфавит де Ланды

Полагая, что использование миссионерами языка майя ускорит обращение индейцев в христианство, де Ланда решил изобрести свой собственный «алфавит майя» (так называемый «алфавит де Ланды»). При помощи двух знавших письменность индейцев, он составил список соответствий между майяскими иероглифами и испанскими буквами. По мнению Юрия Кнорозова, «консультантом» по иероглифике майя у Де Ланды был последний правитель Сотуны На Чи Коком, принявший христианство и именуемый доном Хуаном Кокомой. Де Ланда не знал, что письменность майя была не алфавитной, а логосиллабической, а помогавшие ему майя в некоторых случаях записывали не произношение испанских букв, а их название (например, be, hache, ka, cu). После того, как Ланда попросил написать какую-нибудь фразу, индеец вывел:

ma i- n ka- ti

ma in k'ati

Я не хочу

Результат был по возвращении в Испанию записан де Ландой в своем труде «Relacíon de las cosas de Yucatán» («Сообщение о делах в Юкатане»).

Всего де Ландой было записано 27 знаков (плюс 3 знака в примерах написания слов), которые, по его мнению, соответствовали буквам испанского алфавита. Де Ланда также принимал участие в создании латинской письменности для юкатекского языка — вероятно, первой латинской письменности для месоамериканских индейцев.

Необходимо отметить, что до середины XX века ряд крупнейших исследователей цивилизации майя считали «алфавит де Ланды» фальсификацией. Американский учёный Валентини в 1880 году написал целую книгу, которую так и озаглавил: «Алфавит Ланды — испанская фабрикация». В ней он доказывал, что в рукописях де Ланды приведены вовсе не знаки письма майя, а просто-напросто рисунки различных предметов.

Алфавит Диего де Ланды: Ниже приведена таблица с подробным анализом:

Знак Ланды	Буква над знаком	Название буквы (Испанский)	Восстановленное чтение	Знак Ланды	Буква над знаком	Название буквы (Испанский)	Восстановленное чтение
	a	a	a		u	u	u
	b	be	b'i		x	equis	XE?
	i	i	i		x	equis	?
	c	ce	se		z	zeta	sa
	e	e	e		a	a	a
	h	hache	che		l	ele	lu
	ku	-	k'u		a	a	a
	l	ele	le		t	te	te
	m	eme	me		cu	-	ku
	n	ene	ne		ka	-	k'a
	o	o	o		b	be	b'i
	p	pe	pe		o	o	o
	pp	-	?
	u	u	UH

Ранние исследования

В 1810 году Александр Гумбольдт опубликовал первый майяский текст — пять страниц «Дрезденского кодекса». В 1820 году было установлено, что он относится к цивилизации майя, а не ацтеков, как полагали ранее. В 1832—1833 годах учёный Константин Рафинеск выдвинул предположение, что комбинации точек и линий представляют собой цифры, а также настоял на необходимости изучения современных майяских языков для понимания древней письменности.

В 1864 году французский аббат Брассёр де Бурбур опубликовал рукопись Диего де Ланды, введя её в научное обращение.

К концу XIX века был в общем изучен календарь майя, составлены каталоги рисунков и фотографий, впоследствии активно использовавшихся учёными. Большой вклад в изучение календарной системы майя внес саксонский учёный Эрнст Форстеман.

Современный период

Исследователи XVIII века и начала XX века сумели расшифровать цифры майя и части текстов, связанные с астрономией и календарём майя, однако не смогли понять принцип письма и расшифровать его.

В 1875 г. Леон де Рони правильно определил знаки для сторон света и несколько других слоговых знаков, опираясь при этом на рукопись де Ланды, однако его исследования не получили продолжения.

В начале XX века конкурировали две гипотезы относительно сущности майяской письменности: американская школа во главе с Сайрусом Томасом считала её фонетической, а немецкая под руководством Эдварда Селера — идеографической.

Прорыв в расшифровке письменностей майя произошёл в середине XX века сразу в двух областях — было определено значение отдельных идеограмм и установлено звуковое значение символов.

Семантика

Иероглифы-эмблемы были расшифрованы в 1958 году Генрихом Берлином. Он заметил, что «иероглифы-эмблемы» состоят из больших главных знаков и двух меньших, сейчас читающихся как «K’uhul Ajaw». Меньшие элементы были относительно постоянными, а главный знак менялся от места к месту. Берлин предположил, что главный знак мог обозначать города, их правящие династии или контролируемые территории.

Было отмечено, что распределение таких иероглифов неравномерно. Некоторые, соответствовавшие крупнейшим центрам (Тикаль, Калакмуль) имели уникальный иероглиф-эмблему, часто встречавшийся в текстах. В текстах встречались символы для менее значимых городов. Города среднего размера также имели свои иероглифы, появлявшиеся, однако, только в самом городе. Небольшие города и деревни не имели собственных иероглифов. Впоследствии эта схема была связана с выявленными собственными именами, что привело к расшифровке иероглифов-эмблем.

Важную роль в понимании майяской письменности сыграла американская исследовательница русского происхождения Татьяна Проскурякова. В результате анализа иероглифов Пьедрас-Неграса (Гватемала) она предложила гипотезу, согласно которой надписи майя были посвящены событиям из жизни правителей, а не только мифологии, религии и астрономии, как считалось раньше. Кроме того, она идентифицировала многочисленные глаголы (умереть, родиться и т. д.) и другие иероглифы. Благодаря её исследованиям были получены сведения о династиях Яшчилана, Киригуа, Тикаля и других центров цивилизации майя.

Прорыв Юрия Кнорозова

Неточности алфавита де Ланды привели к тому, что он долгое время игнорировался научным сообществом, однако именно ему было суждено стать ключом к пониманию майяской письменности.

Решающую роль в расшифровке сыграл советский лингвист и историк Юрий Валентинович Кнорозов. В 1952 году он опубликовал статью «Древняя письменность Центральной Америки», в которой доказывал, что алфавит де Ланды в майяской части содержал слоговые символы, а не алфавит. Таким образом, он выступил против гипотезы в то время крупнейшего американского майяниста Эрика Томпсона, отвергавшего фонетическую составляющую письменности майя.
Дальнейшее усовершенствование методик расшифровки позволило Кнорозову опубликовать в 1975 году перевод рукописей майя (монография «Иероглифические рукописи майя»).
Прорыв, совершённый Юрием Кнорозовым, привёл к расшифровке в последующие годы значительной части символов, и пониманию содержания большинства майянских текстов.

Таблица слогов, для которых в настоящее время (на 2004 год) известен хотя бы один фонетический символ:

	(’)	b	ch	ch’	h	j	k	k’	l	m	n	p	s	p’	t	t’	tz	tz’	w	x	y
a	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•		•		•	•	•	•	•
e	•	•	•		•	•	•	•	•	•	•				•						•
i	•	•	•		•	•	•	•	•	•	•	•	•		•		•	•	•	•	•
o	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•	•		•				•	•	•
u	•	•	•		•	•	•	•	•	•	•	•	•		•	•	•	•			•

См. также

• Цифры майя

Литература

На русском языке

• Давлетшин, А. И. Палеография древних майя : Автореф. дис. … канд. ист. наук : 07.00.09 / Альберт Иршатович Давлетшин ; Мезоамерикан. учебно-науч. центр. — М., 2003. — 24 с.
• Евреинов, Э. В. [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=5ffc7969-3724-434e-bf51-f85d1710e36f Вычислительная техника в историко-филологических исследованиях] : Анализ древних рукописей майя с помощью электронной математической машины / Э. В. Евреинов, Ю. Г. Косарев, В. А. Устинова // Вестник Академии наук СССР. — 1962. — № 1. — С. 80–83.
• Евреинов, Э. В. Исследование древних рукописей майя с помощью электронной вычислительной машины : Предварительные результаты / Э. В. Евреинов, Ю. Г. Косарев, В. А. Устинов ; АН СССР, Сибирское отд-ние, Ин-т математики. — Новосибирск : Изд-во СО АН СССР, 1961. — 58 с. — (Труды Института математики СО АН СССР).
• Евреинов, Э. В. Исследование рукописей древних майя с помощью электронной вычислительной машины : Алгоритмы и программы / Э. В. Евреинов, Ю. Г. Косарев, В. А. Устинов // Доклады на Конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста. — Вып. 11 / АН СССР, Сибирское отд-ние, Ин-т математики, Ин-т науч. информации. — М., 1961. — С. 9.
• Евреинов, Э. В. Исследование рукописей древних майя с помощью электронной вычислительной машины : Методы исследования / Э. В. Евреинов, Ю. Г. Косарев, В. А. Устинов // Доклады на Конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста. — Вып. 11 / АН СССР, Сибирское отд-ние, Ин-т математики, Ин-т науч. информации. — М., 1961. — С. 11.
• Евреинов, Э. В. Применение электронных вычислительных машин в исследовании письменности древних майя : в 4 т. // Э. В. Евреинов, Ю. Г. Косарев, В. А. Устинов ; АН СССР, Сибирское отд-ние. — Новосибирск : Изд-во Сиб. отд-ния АН СССР, 1961.
  • Т. 1 : Мадридская рукопись. — 1961. — 372 с.
  • Т. 2 : Дрезденская рукопись. — 1961. — 362 с.
  • Т. 3 : Сводный систематизированный каталог иероглифических знаков. — 1961. — 342 с.
  • Т. 4 : Методы исследования письменности древних майя с помощью электронных вычислительных машин. — 1961. — 326 с.
• Ершова, Г. Г. Майя : Тайны древнего письма / Г. Г. Ершова. — М. : Алетея, 2004. — 296 с. — (Vita memoriae). — ISBN 5-89321-123-5.
• Кнорозов, Ю. В. Древняя письменность Центральной Америки / Ю. В. Кнорозов // Советская этнография. — 1952. — № 3. — С.100–118.
• Кнорозов, Ю. В. Иероглифические рукописи майя / Ю. В. Кнорозов ; АН СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — Л. : Наука, 1975. — 272 с.
• Кнорозов, Ю. В. Машинная дешифровка письма майя / Ю. В. Кнорозов // Вопросы языкознания. — 1962. — № 1. — С.91–99.
• Кнорозов, Ю. В. Письменность древних майя : Опыт расшифровки / Ю. В. Кнорозов // Советская этнография. — 1955. — № 1. — С.94–125.
• Кнорозов, Ю. В. Письменность индейцев майя / Ю. В. Кнорозов; Отв. ред. Д. А. Ольдерогге; АН СССР, Ин-т этнографии. — М.—Л. : Изд-во АН СССР, 1963. — 663 с.
• Кнорозов, Ю. В. Проблема изучения иероглифической письменности майя / Ю. В. Кнорозов // Вопросы языкознания. — 1957. — № 5. — С. 73–81.
• Кнорозов, Ю. В. Система письма древних майя : Опыт расшифровки / Ю. В. Кнорозов ; Отв. ред. С. А. Токарев; АН СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М. : Изд-во АН СССР, 1955. — 95 с.
• Кнорозов, Ю. В. «Сообщение о делах в Юкатане» Диэго де Ланда как историко-этнографический источник : Автореф. дис. … канд. ист. наук / Юрий Валентинович Кнорозов ; АН СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — Л., 1955. — 15 с.
• Ланда, Д. де Сообщение о делах в Юкатане : 1566 г. / Диего де Ланда ; Пер. со старо-исп., ввод. ст. и примеч. Ю. В. Кнорозова ; АН СССР, Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.—Л. : Изд-во АН СССР, 1955. — 274+XV с.
• Талах, В. Н. Америка первоначальная : Источники по истории майя, науа (астеков) и инков / В. Н. Талах, С. А. Куприенко ; Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко. — К. : Видавець Купрієнко С. А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.
• Устинов В. А. Исследование рукописей древних майя с помощью электронной вычислительной машины : Анализ письменности / В. А. Устинов // Доклады на Конференции по обработке информации, машинному переводу и автоматическому чтению текста. — Вып. 11 / АН СССР, Сибирское отд-ние, Ин-т математики, Ин-т науч. информации. — М., 1961.

На иностранных языках

• Coe, M. D. Breaking the Maya Code / Michael D. Coe. — L. : Thames & Hudson, 1992. — 304 p. — ISBN 0-500-05061-9.
• Houston, S. D. [www.mesoweb.com/bearc/cmr/RRAMW03.pdf Problematic Emblem Glyphs] : Examples from Altar de Sacrificios, El Chorro, Río Azul, and Xultun / Stephen D. Houston. — Wash. : Center for Maya Research, 1986. — 11 p.
• Houston, S. D. Hieroglyphs and History at DOS Pilas : Dynastic Politics of the Classic Maya / Stephen D. Houston. — Austin: University of Texas Press, 1993. — 181 p. — ISBN 0-292-73855-2.
• Kettunen, H. J. [www.mesoweb.com/resources/handbook/WH2010.pdf Introduction to Maya Hieroglyphs] / Harri J. Kettunen, Christophe G. B. Helmke. — Leiden : WAYEB ; Leiden University, 2005.
• Lacadena García-Gallo, A. Reflexiones sobre estructura política maya clásica / Alfonso Lacadena García-Gallo, Andrés Ciudad Ruiz // Anatomía de una Civilización : Aproximaciones Interdisciplinarias a la Cultura Maya / coord. por Andrés Ciudad Ruiz, María Yolanda Fernández Marquínez, José Miguel García Campillo [et al.]. — Madrid : Sociedad Española de Estudios Mayas, 1998. — P. 31–64. — 389 p. — ISBN 84-923545-0-X.
• Marcus, J. Emblem and State in the Classic Maya Lowlands : an Epigraphic Approach to Territorial Organization, Dumbarton Oaks Other Titles in Pre-Columbian Studies / Joyce Marcus. — Wash. : Dumbarton Oaks Research Library and Collection ; Harvard University Press, 1976. — 203 p. — ISBN 0-88402-066-5.
• Mathews, P. Classic Maya emblem glyphs / Peter Mathews // Classic Maya Political History : Hieroglyphic and Archaeological Evidence / Ed. by T. Patrick Culvert. — Cambridge-N. Y., Cambridge University Press, 1991. — P. 19–29. — 396 p. — (School of American Research Advanced Seminars). — ISBN 0-521-39210-1.
• Morley, S. G. An Introduction to the Study of the Maya Hieroglyphs / Sylvanus Griswold Morley. — Wash. : Government Printing Office, 1915. — 284 p. — (Bureau of American Ethnology, vol. 57).
• Rosny, L. de. Essai sur le Déchiffrement de l'écriture Hieratique de l'Amerique centrale / Léon de Rosny. — 2 éd. — P. : Bouchard-Huzard, 1884. — 243 p.
• Saturno, W. A. [www.sanbartolo.org/science.pdf Early Maya writing at San Bartolo, Guatemala] / William A. Saturno, David Stuart, Boris Beltrán // Science. — 2006. — № 11 (5765). — P. 1281–1283.
• Schele, L. A Forest of Kings : The Untold Story of the Ancient Maya / Linda Schele, David Friedel. — N. Y. : William Morrow, 1990. — 542 p. — ISBN 0-688-07456-1.
• Schele, L. Blood of Kings : Dynasty and Ritual in Maya Art / Linda Schele, Mary Ellen Miller ; Photographed by Justin Kerr. — N. Y. : G. Braziller, 1986. — 335 p. — ISBN 0-8076-1278-2.
• Soustelle, J. The Olmecs : The Oldest Civilization in Mexico // Jacques Soustelle. — N. Y. : Doubleday and Co., 1984. — 214 p. — ISBN 0-385-17249-4.
• Stuart, D. Classic Maya Place Names / David Stuart, Stephen D. Houston. — Wash. : Dumbarton Oaks Research Library and Collection, Harvard University Press, 1994. — 102 p. — (Dumbarton Oaks Pre-Columbian Art and Archaeology ; vol. 33). — ISBN 0-88402-209-9.
• Thomas, C. Central American hieroglyphic writing // Cyrus Thomas. — Wash. : Government Printing Office, 1904. — 721 p.
• Thompson, J. E. S. Maya hieroglyphic writing / John Eric Sidney Thompson. — 2 éd. — Norman : Carnegie Institution of Washington, 1960. — 347 p.
• Thompson, J. E. S. A catalog of Maya hieroglyphs / John Eric Sidney Thompson. — Norman : Carnegie Institution of Washington, 1962. — 458 p.
• Whorf, B. L. Decipherment of the linguistic portion of the Maya hieroglyphs / Benjamin Lee Whorf. — Wash. : Government Printing Office, 1942. — 24 p.
• Zimmermann, G. Die Hieroglyphen der Maya-Handschriften / Günter Zimmermann. — Hamb. : Walter de Gruyter, 1956. — 144 s.

Ссылки

По-русски

• [www.mesoamerica.ru/indians/maya/la_escritura.html Письменность и календарь майя на сайте mesoamerica.ru]
• [www.hist.msu.ru/Science/LMNS2002/49.htm Разбивка на блоки в иероглифической письменности майя — в поисках строгого определения феномена]
• [www.indiansworld.org/mesoart.html Кодексы индейцев Мезоамерики]
• [www.philology.ru/linguistics1/coe-01a.htm Содержание майяских текстов]
• [www.vostlit.info/Texts/rus10/Landa/pred2.phtml?id=783 Сообщение о делах в Юкатане — текст и предисловие, содержащее описание алфавита де Ланды]
• [www.rsuh.ru/article.html?id=3248 Юрий Кнорозов — биография гения]

По-украински

• Талах В.М. [kuprienko.info/v-m-talah-diccionario-corto-de-la-lengua-en-jeroglifico-maya/ Краткий словарь языка иероглифической письменности Майя (на украинском языке).]. www.kuprienko.info (12 октября 2009). Проверено 12 октября 2009. [www.webcitation.org/65cl8Mem0 Архивировано из первоисточника 21 февраля 2012].
• Талах В.М. [kuprienko.info/talakh-viktor-introduction-to-hieroglyphic-script-of-the-maya-manual-ukr-2010/ Введение в иероглифическую письменность Майя (на украинском языке).]. www.kuprienko.info (19 марта 2011). — учебник языка майя. Проверено 19 марта 2011. [www.webcitation.org/617wcGNua Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].

По-английски

• [www.mesoweb.com/resources/handbook/index.html Введение в иероглифику майя]
• [learningobjects.wesleyan.edu/palenque/glyphs/temple_inscriptions/ Частичный перевод, транслитерация и транскрипция текстов из Храма Надписей]
• [www.mesoweb.com/resources/vocabulary/Vocabulary.pdf Предварительный англо-майяский и майя-английский словарь иероглифов]
• [www.famsi.org/mayawriting/ Письменность майя на сайте FAMSI]
• [www.authenticmaya.com/maya_writing.htm Информация о письменности майя на сайте, посвященном древней Гватемале]
• [www.mayaweb.nl/ Mayaweb — сайт о культуре майя]

Отрывок, характеризующий Письмо майя

Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.