Майя (цивилизация)

Ма́йя — цивилизация Мезоамерики, известная благодаря своей письменности, искусству, архитектуре, математической и астрономической системам. Начало её формирования относят к предклассической эре (2000 год до н. э. — 250 год н. э.), большинство городов майя достигло пика своего развития в классический период (250—900 годы н. э.). К моменту прибытия конкистадоров была в глубоком упадке. Майя строили каменные города, многие из которых были покинуты задолго до прихода европейцев, другие были обитаемы и после. Календарь, разработанный майя, использовали и другие народы Центральной Америки. Применялась иероглифическая система письма, частично расшифрованная. Сохранились многочисленные надписи на памятниках. Создали эффективную систему земледелия, имели глубокие знания в области астрономии.

Потомками древних майя являются не только современные народы майя, сохранившие язык предков, но и часть испаноязычного населения южных штатов Мексики, Гватемалы, Гондураса. Некоторые города майя включены ЮНЕСКО в список объектов Всемирного наследия: Паленке, Чичен-Ица, Ушмаль в Мексике, Тикаль и Киригуа в Гватемале, Копан в Гондурасе, Хойя-де-Серен в Сальвадоре — небольшая деревня майя, которая была погребена под вулканическим пеплом и сейчас раскопана. Историю культуры этого народа принято делить на три периода. Первый период (с древности до 317 года) — время возникновения городов-государств, примитивного подсечного земледелия, изготовления хлопчатобумажных тканей и др. Второй период (317—987) — древнее царство, или классический период, — время роста городов (Паленке, Чичен-Ица, Тулума) и одновременно таинственного исхода из них населения в начале X века. Третий период (987 год — XVI век) — новое царство, или постклассический период, — время прихода европейских конкистадоров, принятия новых законов, стилей в жизни и искусстве, смешения культур, братоубийственных войн и т. д.

Территория

В настоящее время (2016 год) территория, на которой происходило развитие цивилизации майя, входит в состав государств: Мексика (штаты Чьяпас, Кампече, Юкатан, Кинтана-Роо), Гватемала, Белиз, Сальвадор, Гондурас (западная часть).

Найдено около 1000 городищ культуры майя (на начало 80-х годов XX века), но не все из них раскопаны или исследованы археологами. Также было найдено около 3000 посёлков.

История

См. также: Месоамериканская хронология и Города майя

Ранний доклассический период (около 2000—900 годов до н. э.)

На раннем доклассическом этапе развития майя появляются поселения и развивается земледелие в районах расселения. Первые отнесённые к цивилизации майя построения в Куэйо (Белиз) датированы приблизительно 2000 годом до н. э. Из этого места происходит расселение племён майя на север до Мексиканского залива. В Копане (Гондурас) охотники селятся около 1100 года до н. э. На раннем доклассическом этапе был основан город Ламанай (Белиз), относящийся к старейшим городам цивилизации майя. Приблизительно в 1000 году до н. э. основывается Кахаль Печ (Белиз), просуществовавший до VII века н. э.

Средний доклассический период (около 899—400 годов до н. э.)

В среднем доклассическом периоде развития происходит дальнейшее расселение майя, развивается торговля между городами. 7 веком до н. э. датируются следы поселений в области Тикаля (Гватемала). На побережье Мексиканского залива первые поселения и храмы появляются около 500 года до н. э. К первым крупным городам майя относятся Эль-Мирадор (с самой большой известной пирамидой майя, 72 м) и Накбе, находящиеся на территории современной Гватемалы. Около 700 года до н. э. в Месоамерике появляется письменность.

В искусстве майя этого периода заметно влияние ольмекской цивилизации, возникшей в Мексике на берегу залива и установившей торговые связи со всей Месоамерикой. Некоторые учёные считают, что созданием иерархического общества и царской власти древние майя обязаны ольмекскому присутствию в южных районах области майя с 900 по 400 год до н. э.

Поздний доклассический период (около 400 года до н. э. — 250 года н. э.)

Приблизительно 400 годом датируется изображение самого раннего солнечного календаря майя, высеченного на камне. Майя принимают идею иерархического общества, управляемого королями и лицами королевской крови. Основание города Теотиуакана относится также к позднему доклассическому периоду. Теотиуакан на протяжении нескольких столетий будет культурным, религиозным и торговым центром Месоамерики, оказывающим культурное влияние на регионы и всю цивилизацию майя.

Ранний классический период (около 250—600 годов н. э.)

Самая ранняя, датируемая 292 годом н. э. стела в Тикале изображает фигуру правителя Кинич-Эб-Шока. Около 500 года Тикаль становится «сверхдержавой», жители Теотиуакана поселяются в нём, неся с собою новые обычаи, ритуалы, в том числе сопровождаемые жертвоприношениями. В 562 году разражается война между городами Калакмуль и Тикаль, в результате которой правитель Калакмуль пленяет правителя Тикаля Яш-Эб-Шока II и приносит его в жертву.

Поздний классический период (около 600—900 годов н. э.)

Цивилизация майя классического периода представляет собой территорию городов-государств, каждый из которых имеет своего правителя. Распространившаяся на весь Юкатан культура майя переживает эпоху своего расцвета, в этот период были основаны города Чичен-Ица (ок. 700 года), Ушмаль и Коба. Города соединяют дорогами, так называемыми сакбе (sacbé). Города майя насчитывают более 10 000 жителей, что превосходит по численности населения существовавшие в то время среднеевропейские города.

Упадок цивилизации майя

Уже в IX веке н. э. в южных районах проживания майя происходит быстрое сокращение населения, которое распространяется впоследствии на весь центральный Юкатан. Жители покидают города, приходят в упадок системы водоснабжения. С середины X века н. э. больше не воздвигают каменные сооружения. До сих пор исчезновение цивилизации майя является предметом спора исследователей. При этом имеются две главные точки зрения насчёт исчезновения цивилизации майя — экологическая и неэкологическая гипотезы.

Экологическая гипотеза основана на балансе взаимоотношений человека и природы. Со временем баланс был нарушен: постоянно растущее население сталкивается с проблемой нехватки качественных почв, пригодных для земледелия, а также с нехваткой питьевой воды. Гипотеза экологического исчезновения майя была сформулирована в 1921 году О. Ф. Куком.

Неэкологическая гипотеза охватывает теории различного вида, начиная завоеванием и эпидемией и заканчивая изменением климата и прочими катастрофами. В пользу версии завоевания майя говорят археологические находки предметов, принадлежавших другому народу средневековой Центральной Америки — тольтекам. Однако большинство исследователей сомневаются в правильности данной версии.

Предположение о том, что причиной кризиса цивилизации майя стали климатические изменения, а в особенности засуха, высказывает геолог Геральд Хауг (Gerald Haug), занимающийся вопросами изменения климата. В феврале 2012 года ученые из Юкатана и Университета Саутгемптона опубликовали результаты сложного моделирования, согласно которым цивилизация майя могла погибнуть даже в результате небольшой засухи. Проведенные эксперименты показали, что недостаток пресной воды в этом регионе мог начаться уже при снижении уровня осадков на 25-40 %, что и наблюдалось между 800 и 950 годами нашей эры. Подобное снижение уровня осадков привело к тому, что воды стало испаряться больше, чем восполняли дожди, а это, в свою очередь привело к снижению количества доступной воды, нарушению привычных устоев жизни и к массовому опустошению городов. Также некоторые учёные связывают крах цивилизации майя с концом Теотиуакана в Центральной Мексике. Некоторые учёные полагают, что после того как Теотиуакан был покинут, образовав вакуум власти, имеющий воздействие и на Юкатан, майя не смогли восполнить этот вакуум, что привело в итоге к упадку цивилизации.

Пирамида майя в Тасумале, Сальвадор, на колонах

Постклассический период (около 900—1521 год)

Около 900 года жители покидают Тикаль. Города северного Юкатана продолжают развиваться, однако города на юге приходят в упадок. Около 1050 года происходит разрушение Чичен-Ицы. В 1263 году был основан Майяпан, который становится впоследствии главным центром Юкатана. Однако в 1441 году в городе происходит восстание, и в 1461 году жители покидают его.

После этого Юкатан снова представляет собой территорию городов, каждый из которых борется друг с другом. Так, в Летописи какчикелей детально описана история горных майя — какчикелей, их легендарный приход в Гватемалу, политическое устройство, столкновения с соседними майяскими народами, а также описывается их столица Ишимче, повальный мор от оспы в 1520 году и приход испанцев в 1524 году.

Колониальный период (1521—1821 годы)

В 1517 году на Юкатане под началом Эрнандеса де Кордобы появляются испанцы. Испанцы завозят из Старого Света болезни, ранее неизвестные майя, включая оспу, грипп и корь. В 1528 году колонисты под началом Франсиско де Монтехо начинают завоевание северного Юкатана. Однако ввиду географической и политической разобщённости испанцам потребуется около 170 лет, чтобы полностью подчинить себе регион. В 1697 году последний независимый город майя Тайясаль был подчинён Испании.

Постколониальный период

В 1821 году Мексика получает независимость от Испании. Обстановка в стране, однако, не стабилизируется. В 1847 году происходит восстание майя против авторитарности мексиканского правительства, известное как Война каст. Восстание было подавлено лишь к 1901 году.

Майя сегодня

На сегодняшний день на полуострове Юкатан, в том числе в Белизе, Гватемале и Гондурасе живут около 6,1 млн майя^{[нет в источнике]}К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). В Гватемале до 40 % населения относятся к майя, в Белизе — порядка 10 %. Сегодняшняя религия майя представляет собой смесь из христианства и традиционных верований майя. Каждая община майя имеет сегодня своего религиозного покровителя. В качестве пожертвований выступают домашняя птица, специи или свечи. Некоторые группы майя идентифицируют себя посредством особенных элементов в их традиционном одеянии, по которым они отличаются от других майя. Существует небольшой видео очерк, показывающий [www.youtube.com/watch?v=TTjtvhxfpo4 реальный быт индейцев майя] во всех странах Центральной Америки на сегодняшний день.

Как верная сохранившимся традиционным бытом известна группа лекандонских майя, проживающая в Чьяпасе (Мексика). Представители группы носят хлопковую одежду, украшенную традиционными сюжетами майя. Христианство оказало на представителей этой группы поверхностное влияние. Однако туризм и, в главную очередь, технический и экономический прогресс постепенно стирают самобытность группы. Всё больше и больше майя носят современную одежду, пользуются электричеством, радио и телевидением в своих домах, а зачастую и автомобилями. Некоторые майя живут между тем от доходов за счёт туризма, так как всё больше людей хотят познакомиться с миром и культурой древних майя.

Особая ситуация сложилась в контролируемых сапатистами деревнях в мексиканском штате Чьяпас. Эти деревни добились в недалёком прошлом автономии и самоуправления.

Искусство

Искусство древних майя достигло пика своего развития во время классического периода (около 250 года — 900 года н. э.). Настенные фрески в Паленке, Копане и Бонампаке считаются одними из самых красивых. Красота изображения людей на фресках позволяют сравнить эти памятники культуры с памятниками культуры античного мира, поэтому этот период развития цивилизации майя и принято считать классическим. К сожалению, многие из памятников культуры не дошли до наших дней, так как были уничтожены либо инквизицией, либо временем.

Одежда

Основным одеянием мужчин была набедренная повязка (эш); она представляла собой полосу ткани шириной в ладонь, которую несколько раз обёртывали вокруг талии, затем пропускали между ног так, чтобы концы свисали спереди и сзади. Набедренные повязки именитых персон «с великой заботливостью и красотой» украшались перьями или вышивкой. На плечи набрасывали пати — накидку из прямоугольного куска ткани, также украшенную сообразно общественному положению её владельца. Знатные люди добавляли к этому наряду ещё длинную рубаху и вторую набедренную повязку, похожую на запашную юбку. Их одежды были богато декорированы и выглядели, вероятно, очень красочно, насколько можно судить по сохранившимся изображениям. Правители и военачальники иногда носили вместо накидки шкуру ягуара или закрепляли её на поясе.

Одежда женщин состояла из двух основных предметов: длинного платья (куб), которое либо начиналось над грудью, оставляя плечи открытыми, либо (как, например, на Юкатане) представляло собой прямоугольный кусок материи с прорезями для рук и головы, и нижней юбки. Судя по сохранившимся изображениям, платье и юбка могли носиться как вместе, так и отдельно; в последнем случае грудь оставалась открытой (вероятно, тот или иной способ ношения определялся социальным статусом женщины или местными обычаями). Верхней одеждой, как и у мужчин, служила накидка, но более длинная. Все предметы одежды украшались многоцветными узорами.

Архитектура

Для искусства майя, нашедшего выражение в каменной скульптуре и барельефах, произведениях мелкой пластики, росписях на стенах и керамике, характерна религиозная и мифологическая тематика, воплощённая в стилизованных гротескных образах. Основные мотивы искусства майя — антропоморфные божества, змеи и маски; ему свойственны стилистическое изящество и изощрённость линий. Главным строительным материалом для майя служил камень, в первую очередь известняк. Типичными для архитектуры майя были ложные своды, устремлённые вверх фасады и крыши с гребнем. Эти массивные фасады и крыши, венчавшие дворцы и храмы, создавали впечатление высоты и величественности.

Торговля

Майя вели оживленную торговлю, они торговали как между собой, между разными государствами майя, так и с другими государствами, с ацтеками на севере, жителями современных Коста-Рики и Панамы на юге.

Письменность и исчисление времени

Исключительными интеллектуальными достижениями доколумбового Нового Света были созданные народом майя системы письма и исчисления времени. Иероглифы майя служили как для идеографического, так и для фонетического письма. Их вырезали на камне, рисовали на керамике, ими написаны складные книги на местной бумаге, именуемые кодексами. Эти кодексы являются важнейшим источником для исследования письменности майя. Впервые они были переведены немецким учёным Э. Фёрсманом в 1880-х годах. Фиксация времени стала возможна благодаря сочетанию письменности и основательных астрономических знаний. В дополнение к этому майя использовали «цолкин» или «тоналаматль» — системы счёта, основанные на числах 20 и 13. Система цолкин, распространённая в Центральной Америке, очень древняя и не обязательно была изобретена народом майя. У ольмеков и в культуре сапотеков формативной эпохи сходные и достаточно развитые системы счисления времени сложились даже раньше, чем у майя. Однако майя в усовершенствовании числовой системы и астрономических наблюдениях продвинулись гораздо дальше, чем любой другой коренной народ Центральной Америки.

Письменность

Первый открытый археологами на территории современного мексиканского штата Оахака монумент майя с высеченными на нём иероглифами относится приблизительно к 700 году.

Сразу после испанского завоевания письменность майя пытались расшифровать. Первыми исследователями письменности майя стали испанские монахи, которые пытались обратить майя в христианскую веру. Самым известным из них был Диего де Ланда, третий епископ Юкатана, который в 1566 году написал труд, названный «Сообщения о делах в Юкатане». По мнению де Ланды, иероглифы майя были сродни индоевропейским алфавитам. Он полагал, что каждый иероглиф представляет собой определённую букву.

Наибольшего успеха в расшифровке текстов майя добился советский учёный Юрий Кнорозов из ленинградского Института этнографии АН СССР, сделавший свои открытия в 1950-е годы. Кнорозов убедился, что список де Ланды не был алфавитом, но он не отверг его полностью по этой причине. Учёный предположил, что «алфавит» де Ланды в действительности являлся списком слогов. Каждый знак в нём соответствовал определённой комбинации одного согласного с одним гласным. Соединённые вместе знаки были фонетической записью слов. На Западе большой вклад в расшифровку иероглифов древних майя внесли Генрих Берлин и Татьяна Проскурякова.

В результате открытий XX века стало возможным систематизировать знания о письменности майя. Основными элементами системы письма служили знаки, которых известно около 800. Обычно знаки имеют вид квадрата или продолговатого овала; один или несколько знаков могут располагаться вместе, образуя так называемый иероглифический блок. Многие такие блоки расположены в определённом порядке в прямолинейной решётке, которая определяла пространственные рамки для большинства известных надписей. Внутри этой решётки иероглифические блоки образуют ряды и колонки, чтение которых подчинялось особым правилам. Также большой вес имеют пиктографические знаки, изображающие, зачастую детально, животных, людей, части тела и предметы быта.

Календарь

Майя имели сложную и довольно точную для своего времени систему календарей.

Система счёта

Система счёта у майя базировалась не на привычной десятичной системе, а на распространённой в месоамериканских культурах двадцатиричной. Истоки лежат в методе счёта, при котором применялись не только десять пальцев рук, но и десять пальцев ног. При этом существовала структура в виде четырёх блоков по пять цифр, что соответствовало пяти пальцам руки и ноги. Также интересным является тот факт, что у майя существовало обозначение нуля, который схематически был представлен в виде пустой раковины от устрицы или улитки. Обозначение нуля также применялось для обозначения бесконечности. Так как нуль необходим во многих математических операциях, но в то же время в античной Европе был неизвестен, учёные предполагают сегодня, что майя имели высокоразвитую культуру с хорошим уровнем образования.

Религия

Среди руин городов майя доминируют постройки религиозного характера. Как предполагается, религия вместе со служителями храмов играли в жизни майя ключевую роль. В период с 250 до 900 года н. э. (классический период развития майя) во главе городов-государств региона стояли правители, которые заключали в себе если не высшую, то по крайней мере очень важную религиозную функцию. Археологические раскопки позволяют говорить о том, что в религиозных ритуалах также принимали участие представители высших слоёв общества.

Время, космос, катаклизм Земли и новая эра

См. также: 21 декабря 2012 года

Как и другие народы, населявшие Центральную Америку того времени, майя верили в цикличный характер времени и астрологию. Они представляли себе Вселенную, разделённую на три уровня — подземный мир, земля и небо. Религиозные ритуалы и церемонии были тесно связаны с природными и астрономическими циклами. Повторяющиеся явления подвергались систематическим наблюдениям, после чего отображались в различного рода календарях. При этом задача религиозного лидера майя состояла в интерпретации этих циклов.

В частности, по астрологии и календарю майя, «время пятого Солнца» закончился 21—25 декабря 2012 года (зимнее солнцестояние). «Пятое Солнце» известно как «Солнце Движения», потому что, по представлениям индейцев, в эту эпоху должно было произойти движение Земли, от которого бы многие погибли.

Эта дата вызывала много панических лжепророчеств и эзотерических спекуляций. Особенно эта теория была популярна в движении «Новая эра», где смешалась с христианской антиязыческой идеей апокалипсиса.

Боги и жертвы

Как и у других народов Центральной Америки, человеческая кровь играла у майя особую роль. По дошедшим до наших дней различным предметам быта — сосудам, мелкой пластике и ритуальным инструментам — можно говорить о специфическом ритуале кровопускания. Основным видом ритуального кровопускания в классический период был ритуал, при котором протыкали язык, причём делали это как мужчины, так и женщины. После прокалывания органов (языка, губ, ладоней, пениса), через проделанные отверстия продевали шнурок или верёвку. По представлениям майя, в крови находились душа и жизненная энергия.

Религия майя была политеистической. При этом боги являлись аналогичными людям смертными существами. В пользу данной версии говорят предметы искусства майя, на которых изображены боги-младенцы, а также глубоко старые боги. В связи с этим человеческое жертвоприношение рассматривалось древними майя как акт, способствующий в определённой мере продлить жизнь богам.

Человеческие жертвоприношения были распространённым явлением у майя. В жертву человека приносили через повешение, утопление, отравление, избивание, а также посредством захоронения заживо. Наиболее жестоким видом жертвоприношения являлось, как и у ацтеков, вспарывание живота и вырывание из груди ещё бьющегося сердца. В жертву приносились как захваченные в ходе войн пленники из других племён, так и представители собственного народа, в том числе и члены высших слоёв общества. Выбор времени, очерёдности и способа жертвоприношения до сих пор не ясен. Точно установлено, что в жертву в огромных масштабах приносились захваченные во время войн представители других племён, в том числе члены высших слоёв противника. Однако до сих пор неясно, вели ли майя кровопролитные войны для получения большего количества военнопленных с целью принесения их в будущем в жертву, как это делали ацтеки.

В постклассических городах на севере Юкатана культура майя претерпевает изменения. Так, руины городов цивилизации периода захвата её испанцами позволяют говорить, что религия не играла для майя столь важную роль, как во время классического этапа развития.

Политическая и социальная структура общества

Майя были прежде всего сильно ориентированы внешнеполитически. Это было обусловлено тем фактом, что отдельные города-государства соперничали друг с другом, но в то же время должны были контролировать торговые пути для получения необходимых товаров. Политические структуры различались в зависимости от региона, времени и проживающего в городах народа. Наряду с наследными королями под руководством аява (правителя) имели место также олигархические и аристократические формы правления. У племени киче (Quiché или K’iche') имелись также благородные семьи, выполняющие различные задачи в государстве. Также демократические институты имели место как минимум в нижнем слое общества: существующая и по сей день процедура избрания каждые три года бургомистра, «майя-бургомистра», существует, надо полагать, довольно давно.

В социальной структуре общества любой член общества Майя, достигший 25 лет, мог бросить вызов вождю племени. В случае победы у племени появлялся новый вождь. Обычно это происходило в мелких населённых пунктах.

Военное дело

Междоусобицы и войны

Майя часто воевали друг с другом. Некоторые историки даже видят в этом главную причину упадка классической культуры майя. Войны в цивилизации древних майя велись по многим причинам, служившим политическим, экономическим или религиозным целям. Частой причиной войны служил контроль над конкурирующими городами-государствами, таким образом, войны велись с целью сместить с чужого трона конкурирующую династию, посадив на него подконтрольного правителя. В политическом смысле главной была репутация, заработанная в войне правителем-победителем. В экономическом смысле победа над противником давала выход к новым торговым путям, а также часть населения побеждённого города-государства порабощалась. Для религиозных целей победоносная война служила захватом новых людей, которые в будущем приносились на религиозных церемониях в жертву. Примечательно отметить, что войны классического периода не ставили своей задачей захват территории противника и присоединение завоёванных земель к городу-победителю. Таким образом, образования мощного единого государства майя в эпоху классического периода не произошло.

Вооружение

Воины майя использовали в битвах боевые дубины, духовые трубки, ножи, копья, топоры, маканы и прочее оружие. Также использовались стрелы и листья. Лист при этом скручивался в трубку, через которую в противника пускались стрелы, зачастую с заражёнными наконечниками. Шлемы использовались майя редко, однако майя использовали в бою щиты из древесины и кожи животных.

На вооружении майя также были деревянные мечи со вставленными в них кремнёвыми лезвиями и приспособления, напоминающие пращу. Интересные приспособления, как правило, кожаные жгуты, которые зажимались пальцами или надевались на запястье руки. Работали они как вспомогательная катапульта, для более дальних бросков коротких копий (дротиков), с использованием этих приспособлений дальность метания увеличивалась в два раза.

Майянские царства

Известны Баакульское, Мутульское, Канульское, Шукуупское царства, а также ещё несколько десятков более мелких царств.

Фильмография

• «Затерянное королевство майя» — научно-популярный фильм, снятый Национальным географическим обществом в 1993 г.
• Апокалипсис (Apocalypto) — художественный фильм Мела Гибсона
• Фонтан (The Fountain) — фантастический художественный фильм Даррена Аронофски
• 2012 — фантастический художественный фильм. Режиссёр: Роланд Эммерих
• «Загадки Майя» (англ. «Mystery of The Maya») — документальный фильм Барри Ховелла (англ. Barrie Howells) и Роберто Рочина (англ. Roberto Rochin), 1998 г.
• «Секрет властителей Майя» (англ. «Treasure Seekers. Code Of The Maya Kings») — документальный фильм, снятый National Geographic в 1999 г.
• «Шкала времени. Затерянные города Майя» (англ. «Time watch. Lost Cities of the Maya») — документальный фильм, снятый BBC в 2003 г.

Литература

• Веретенникова, А. М. [www.indiansworld.org/goroda-mayya-i-actekov.html Города майя и ацтеков] / А. М. Веретенникова. — М. : Вече, 2003. — 208 с. — ISBN 5-9533-0062-X.
• Галич Мануэль. История доколумбовых цивилизаций / Мануэль Галич ; Пер. с исп. М. М. Гурвиц, Г. Г. Ершовой. — М. : Мысль, 1990. — 408 с.: ил. — ISBN 5-244-00419-0.
• Галленкамп Чарльз. [www.indiansworld.org/maya_gallenkamp.html Майя] : Загадка исчезнувшей цивилизации / Чарльз Галленкамп ; Пер., комм. и послесл. В. И. Гуляева — М. : Наука, 1966. — 216 с.: ил.
• Гуляев В. И. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000009/ Древние майя : загадки погибшей цивилизации] / В. И. Гуляев. — М. : Знание, 1983. — 176 с.
• Гуляев В. И. [www.indiansworld.org/lost_maya_cities.html Забытые города майя] / В. И. Гуляев. — М. : Искусство, 1984. — 184 с.
• Гуляев В. И. [www.indiansworld.org/maya_cities.html Города-государства майя] / В. И. Гуляев. — М. : Наука, 1979. — 304 с.
• Джилберт Э. [bibliotekar.ru/maya/tindex.htm Тайны майя] / Э. Джилберт, М. Котрелл. — М. : Вече, 2000. — 161 с. — ISBN 5-7838-0508-4.
• Дрю Дэвид. Майя. Загадки великой цивилизации. — Смоленск: Русич, 2012. — 416 с.: ил. — (Серия «Историческая библиотека»). — ISBN 978-5-8138-1031-2
• Ершова, Г. Г. Древняя Америка : полёт во времени и пространстве : Мезоамерика / Г. Г. Ершова. — M. : Алетейя, 2002. — 392 с. — ISBN 5-89321-092-1.
• Ершова, Г. Г. Майя. Тайны древнего письма. — М.: Алетейя, 2004. — 296 с. — Серия «vita memoriae». — ISBN 978-5-89321-123-5
• Керам К. В. [lib.rin.ru/doc/i/17071p.html Первый американец] : Загадка индейцев доколумбовой эпохи / К. В. Керам. — М.: Прогресс, 1979. — 336 с.
• Кинжалов Р. В. Культура древних майя. — М.: Наука, 1971. — 364 с.
• Ко Майкл. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/ko/index.php Майя] : Исчезнувшая цивилизация: легенды и факты / Майкл Ко. — М. : Центрполиграф, 2007. — 237 с. — Серия «Загадки древних цивилизаций». — ISBN 978-5-9524-2806-5.
• Кузьмищев В. А. Тайна жрецов майя / В. А. Кузьмищев. — М. : Молодая Гвардия, 1968. — 368 с. — Серия «Эврика».
• Леон-Портилья М. Мифология древней Мексики / М. Леон-Портилья // Мифологии Древнего мира / Под. ред. И. М. Дьяконова. — М. : Наука, 1977.
• Рус Альберто. Народ майя. — М.: Мысль, 1986. — 256 с.
• Соди Деметрио. [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000013/ Великие культуры Месоамерики] / Пер. с исп. З. В. Ивановского. — М.: Знание, 1985. — 208 с. — Серия «Переводная научно-популярная литература».
• Спенс Льюис [www.indiansworld.org/mythspen.html Мифы инков и майя] / Пер. с англ. Л. А. Карповой. — М.: Центрполиграф, 2005. — ISBN 5-9524-2004-4.
• Милослав Стингл. [www.zaza.net.ua/forum/showthread.php?t=10073 Тайны индейских пирамид] / Пер. с чеш. О. М. Малевича. — М.: Прогресс, 1978 (2-е изд. — М., 1982). — 280 с.
• Стюфляев М. И. [www.indiansworld.org/ancient_maya_st.html#.U3Er6XYcZkg История царств майя.]
• Талах В. Н. Америка первоначальная : Источники по истории майя, науа (астеков) и инков / В. Н. Талах, С. А. Куприенко ; Ред. В. Н. Талах, С. А. Куприенко. — К. : Видавець Купрієнко С. А., 2013. — 370 с. — ISBN 978-617-7085-00-2.
• Талах В. М. [kuprienko.info/talakh-viktor-introduction-to-hieroglyphic-script-of-the-maya-manual-ukr-2010/ Введение в иероглифическую письменность Майя] (укр.). kuprienko.info (19 марта 2011). — учебник языка майя. Проверено 19 марта 2011. [www.webcitation.org/617wcGNua Архивировано из первоисточника 22 августа 2011].
• Таубе Карл. [www.indiansworld.org/myth_taube0.html Мифы ацтеков и майя] / Пер. с англ. К. Ткаченко. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2005. — 112 с.: ил., тираж 3000 экз.
• Тюрин Е. А., Зубарев В. Г., Бутовский А. Ю., [biblioclub.ru/index.php?page=book_view&book_id=210625 «История древней Центральной и Южной Америки» ]
• Энциклопедия «Исчезнувшие цивилизации» [www.indiansworld.org/lost_maya_world.html Затерянный мир майя] / Пер. с англ. Н. Усовой. — М.: ТЕРРА, 3-37 1997. — 168 с.: ил.

Литературные первоисточники

• [www.tula.net/tgpu/resources/history/lec1.html Источники по древней истории Центральной и Южной Америки]
• [www.vostlit.info/Texts/rus10/Landa/lit.phtml?id=785 Обзор важнейших литературных источников об индейцах майя]
• Диего де Ланда. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/L.phtml Сообщение о делах в Юкатане]
• Берналь Диас дель Кастильо. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/D.phtml История Индий]
• Лас Касас, Бартоломе де. [www.vostlit.info/haupt-Dateien/index-Dateien/L.phtml Кратчайшее сообщение о разрушении Индий]
• Диего Лопес Когольюдо. [kuprienko.info/diego-lopez-cogolludo-historia-de-yucatan-el-libro-cuatro-madrid-1688/ История Юкатана. Книга 4]. Мадрид, 1688 / пер. В. Талах. — Киев, 2008.
• [www.theosophy.ru/lib/popolvuh.htm Пополь-Вух]. Родословная владык Тотоникапана/Под ред. Р. В. Кинжалова. — М.;Л.: Изд-во АН СССР, 1959. — Серия «Литературные памятники» (переизд.: М.: Наука, Ладомир, 1993).
• Франсиско Эрнандес Арана Шахиль. [kuprienko.info/francisco-hernandez-arana-xahil-el-memorial-de-zolola-o-tecpan-atitlan-llamado-tambien-los-anales-de-los-cakchiqueles/ Памятная записка из Солола или Текпан-Атитлан, называемая также Летопись Какчикелей]. [archive.is/eTWk Архивировано из первоисточника 9 декабря 2012]. / пер. В. Талах. — Киев, 2009.
• [kuprienko.info/las-cronicas-de-los-senores-de-baakul/ Хроники баакульских владык]. [archive.is/s3RQ Архивировано из первоисточника 18 декабря 2012]. / пер. В. Талах. — Киев, 2009
• Талах В. М. (ред.). [kuprienko.info/talakh-v-m-cronica-de-chicxulub-chen-yucatan-mexico-xvi-siglo-al-ruso/ Хроника из Чик Шулуб Ч`ен (Юкатан, Мексика, XVI век).] (рус.). kuprienko.info (10 августа 2012). Проверено 10 августа 2012. [www.webcitation.org/69yoOIQRD Архивировано из первоисточника 17 августа 2012].
• Талах В. М. (ред.). [kuprienko.info/los-textos-paxbolon-maldonado-mexico-xvii-siglo/ Документы Пашболон-Мальдонадо (Кампече, Мексика, XVII век).] (рус.). kuprienko.info (26 июня 2012). Проверено 27 июня 2012. [www.webcitation.org/68ka1voYi Архивировано из первоисточника 28 июня 2012].
• [www.indiansworld.org/chilam.html Книги Чилам Балам из Чумайеля] — священная книга юкатекских майя

Ссылки

• [www.mezoamerica.ru/ Месоамерика глазами русских первопроходцев]
• [www.indiansworld.org Древняя Мезоамерика]
• [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000013/ Великие культуры Месоамерики]
• [www.vzmakh.ru/parabellum/n5_s2.shtml Оружие древних майя]
• [www.mezoamerica.ru/we/links.html Библиотека ссылок по истории, иероглифам, кодексам майя]
• [www.dca.gob.gt/nacional2.html Математические знания древних майя] (исп.) (недоступная ссылка с 19-02-2014 (3709 дней))
• [ginfor.ru/maya Южные территории майя] Публикация в журнале «Охотничий двор»
• [www.wayeb.org/ Сайт Европейской ассоциации майянистов]

Цивилизация майя   Археология   Индейцы

Отрывок, характеризующий Майя (цивилизация)

Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.
De retour en France, au sein de la patrie, grande, forte, magnifique, tranquille, glorieuse, j'eusse proclame ses limites immuables; toute guerre future, purement defensive; tout agrandissement nouveau antinational. J'eusse associe mon fils a l'Empire; ma dictature eut fini, et son regne constitutionnel eut commence…
Paris eut ete la capitale du monde, et les Francais l'envie des nations!..
Mes loisirs ensuite et mes vieux jours eussent ete consacres, en compagnie de l'imperatrice et durant l'apprentissage royal de mon fils, a visiter lentement et en vrai couple campagnard, avec nos propres chevaux, tous les recoins de l'Empire, recevant les plaintes, redressant les torts, semant de toutes parts et partout les monuments et les bienfaits.
Русская война должна бы была быть самая популярная в новейшие времена: это была война здравого смысла и настоящих выгод, война спокойствия и безопасности всех; она была чисто миролюбивая и консервативная.
Это было для великой цели, для конца случайностей и для начала спокойствия. Новый горизонт, новые труды открывались бы, полные благосостояния и благоденствия всех. Система европейская была бы основана, вопрос заключался бы уже только в ее учреждении.
Удовлетворенный в этих великих вопросах и везде спокойный, я бы тоже имел свой конгресс и свой священный союз. Это мысли, которые у меня украли. В этом собрании великих государей мы обсуживали бы наши интересы семейно и считались бы с народами, как писец с хозяином.
Европа действительно скоро составила бы таким образом один и тот же народ, и всякий, путешествуя где бы то ни было, находился бы всегда в общей родине.
Я бы выговорил, чтобы все реки были судоходны для всех, чтобы море было общее, чтобы постоянные, большие армии были уменьшены единственно до гвардии государей и т.д.
Возвратясь во Францию, на родину, великую, сильную, великолепную, спокойную, славную, я провозгласил бы границы ее неизменными; всякую будущую войну защитительной; всякое новое распространение – антинациональным; я присоединил бы своего сына к правлению империей; мое диктаторство кончилось бы, в началось бы его конституционное правление…
Париж был бы столицей мира и французы предметом зависти всех наций!..
Потом мои досуги и последние дни были бы посвящены, с помощью императрицы и во время царственного воспитывания моего сына, на то, чтобы мало помалу посещать, как настоящая деревенская чета, на собственных лошадях, все уголки государства, принимая жалобы, устраняя несправедливости, рассевая во все стороны и везде здания и благодеяния.]
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.


Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.



Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.