Макаллистер, Гари

Гари Макаллистер
Общая информация
Прозвище	Макка
Родился	25 декабря 1964(1964-12-25) (59 лет) Мотеруэлл, Шотландия
Гражданство	Шотландия
Рост	185 см
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	без клуба
Карьера
Молодёжные клубы
	Мотеруэлл
Клубная карьера*
1981—1985	Мотеруэлл	59 (6)
1985—1990	Лестер Сити	201 (47)
1990—1996	Лидс Юнайтед	231 (31)
1996—2000	Ковентри Сити	119 (20)
2000—2002	Ливерпуль	55 (5)
2002—2003	Ковентри Сити	55 (10)
Национальная сборная**
1987—1990	Шотландия (B)	2 (1)
1989	Шотландия (до 21)	1 (0)
1990—1998	Шотландия	57 (5)
Тренерская карьера
2002—2003	Ковентри Сити
2008	Лидс Юнайтед
2010—2011	Астон Вилла	ассистент
2015	Ливерпуль	тренер
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Га́ри Мака́ллистер (англ. Gary McAllister; 25 декабря 1964) — шотландский футболист, полузащитник, более всего известный своими выступлениями за «Ливерпуль» и сборную Шотландии, член ордена Британской империи.

1980-е

Футбольная карьера Гари началась в его родном городе Мотеруэлле, где он выступал за одноимённый футбольный клуб. Он провёл там несколько отличных сезонов, пока в 1985 году его отличное выступление в полуфинале Кубка Шотландии против «Селтика» не привлекло внимание менеджера «Лестер Сити» Гордона Милна. Вскоре трансфер Макаллистера и его партнёра по клубу Элли Моухлена был выкуплен англичанами за общую сумму 250 тысяч фунтов.

1990-е

1990 год стал переломным для карьеры Гари Макаллистера — он не только сменил «Лестер» на более серьёзный «Лидс», но и стал, наконец, регулярно вызываться в сборную Шотландии. Гари перешёл в «Лидс» сразу же после того, как эта команда завоевала путёвку в Первый дивизион. Первый сезон Макаллистера на «Элланд Роуд» можно занести команде в актив — «Лидс» занял итоговое четвёртое место и дошёл до полуфинала Кубка Лиги — весьма неплохой результат для команды, которая ещё год назад играла во Втором Дивизионе.

Тогда же сформировалась отличная связка полузащитников «Лидса» — Гари Макаллистер и Гордон Страхан, которой помогали относительно молодые Дэвид Бэтти и Гари Спид. Пожалуй, именно центральная линия, ставшая настоящим «сплавом молодости и опыта», сыграла решающую роль в успехе, которого «Лидс» добился год спустя. В сезоне 1991—1992 годов «Юнайтед» стал чемпионом Англии.

Многие игроки тогдашнего «Лидса» выступали за сборные своих стран. Это касается обороны и атаки команды и, в равной степени с ними, полузащиты. Страхан и Макаллистер представляли сборную Шотландии, Бэтти — Англии, а Спид — Уэльса. Самой сильной чертой четвёрки полузащитников была их взаимозаменяемость — каждый из них мог сыграть и справа и слева, и в центре. Хотя обычно Бэтти играл чуть позади остальных, в то время как Макаллистер, Страхан и Спид занимались созиданием. Макаллистер славился своим умением нанести точнейший удар, и в «Лидсе» его талант нашёл новое применение. Гари стал главным распасовщиком команды. Лучший бомбардир «Лидса» тех времён Ли Чепмэн большую часть своих голов забил с передач Макаллистера и Страхана.

Победа в чемпионате в 1992 году стала высшей точкой «Лидса», которой он безуспешно пытался достичь в последующие годы, проведённые Макаллистером в клубе. В сезоне 1992—1993 годов «Лидс» занял лишь 17-е место, что стало одним из худших выступлений для действующих чемпионов английского чемпионата. В следующие два года команда Макаллистера дважды становилась пятой. С 1992 по 1996 год Макаллистер был капитаном «Лидса» и завоевал особую любовь болельщиков команды за своё отношение к игре и феноменальные удары с дальних дистанций. Последний сезон Гари в «Лидсе» был провальным — клуб занял лишь 16 место в Премьер-лиге, зато ознаменовался для Макаллистера тем, что впервые в карьере он в ранге капитана вывел свою команду на поле стадиона «Уэмбли». Произошло это в финале Кубка Лиги. Однако победу в том матче праздновала «Астон Вилла», забившая три безответных мяча.

С 1996 по 2000 год Гари выступал за «Ковентри», которым сначала руководил Рон Аткинсон, а затем бывший партнёр Макаллистера по «Лидсу» Гордон Страхан. На это время приходится и окончание карьеры Гари в сборной, за которую он в последний раз сыграл в 1998 году. Ему было уже 33 года, а потому руководство национальной команды сочло, что этот игрок помочь им уже ничем не сможет.

Сборная

Большая часть международной карьеры Гари прошла за время его выступлений за «Лидс». Первый вызов он получил в 1990 году и тогда же принял участие в чемпионате мира, состоявшемся в Италии. Два года спустя он сыграл в матче против сборной СНГ на чемпионате Европы, забив в той игре гол с пенальти]]. На чемпионате Европы 1996 года, который состоялся в Англии, он был капитаном своей команды. Но болельщикам больше всего запомнился тем, что в матче шотландцев против их принципиальнейших соперников — англичан одиннадцатиметровый удар в исполнении Макаллистера был взят вратарём хозяев Дэвидом Симэном.

Всего же за 8 лет выступлений за сборную он принял участие в 57 официальных матчах и удостоился права быть включенным в Зал Футбольной Славы Шотландии.

Ливерпуль

В 2000 году тридцатипятилетний Гари Макаллистер потряс футбольную общественность, перейдя из «Ковентри» в «Ливерпуль». Большая часть болельщиков недоумевала, потому что покупка Жераром Улье футболиста, который уже давно перешагнул рубеж в тридцать лет, казалась совершенно нелогичной и ненужной. Макаллистер отыграл за «Ливерпуль» лишь два сезона, но сумел стать за это недолгое время кумиром фанов команды и помог «Красным» пополнить коллекцию трофеев на «Энфилде». Гари не только принял участие в успешном походе «Ливерпуля» за Кубком Лиги, Кубком Англии и Кубком УЕФА, но и оказал влияние на целое поколение мерсисайдских игроков.

Гари, известный своим умением исполнять стандарты, регулярно демонстрировал своё мастерство, отметившись, в частности, потрясающим ударом с дальней дистанции в матче против принципиальных соперников «Ливерпуля» из «Эвертона», который сделал его одним персонажей энфилдского фольклора, а также голом, который принёс его команде победу в Кубке УЕФА. Основное время финального матча, проходившего в Дортмунде, завершилось вничью 4—4, а в дополнительное время судьбу трофея решил «золотой гол». Макаллистер ударом со штрафного отправил мяч в дальний угол, но защитник испанского «Алавеса» срезал снаряд в собственные ворота, и в результате, гол был записан именно на его имя.

Многие болельщики «Ливерпуля» до сих пор сожалеют о том, что Макаллистер пришёл в их клуб на десять лет «позже, чем должен был».

После Ливерпуля

После ухода из «Ливерпуля» Макаллистер в течение одного сезона был играющим тренером «Ковентри», но затем был вынужден покинуть этот пост по семейным обстоятельствам, когда у его жены Дениз обнаружили рак молочной железы.

Личная жизнь

У Гари Макаллистера двое детей от брака с Дениз Макаллистер, в марте 2006 года скончавшейся от рака.

В 2002 году за свои футбольные достижения он получил звание члена ордена Британской империи, Гари Макаллистеру на тот момент было 37 лет, и он всё ещё был действующим футболистом.

Достижения

Мотеруэлл

• Первый дивизион 1985

Лидс Юнайтед

• Первый Дивизион 1992
• Суперкубок Англии 1992

Ливерпуль

• Кубок Лиги 2001
• Кубок Англии 2001
• Кубок УЕФА 2001
• Суперкубок Англии 2001
• Суперкубок УЕФА 2001

Статистика

Выступления за клуб

Клуб	Сезон	Лига		Кубок Англии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Ковентри	2003/04	14	3	0	0	0	0	0	0	0	0	14	3
	2002/03	41	7	3	1	2	1	0	0	0	0	46	9
Клуб	Сезон	Премьер-Лига		Кубок Англии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Ливерпуль	2001/02	25	0	0	0	1	1	11	0	1	1	38	2
	2000/01	30	5	5	0	5	0	9	2	0	0	49	7
Ковентри	1999/00	38	11	3	0	2	2	0	0	0	0	43	13
	1998/99	29	3	3	1	1	0	0	0	0	0	33	4
	1997/98	14	0	0	0	4	2	0	0	0	0	18	2
	1996/97	38	6	4	0	4	1	0	0	0	0	46	7
Лидс	1995/96	36	5	6	3	8	1	4	1	0	0	54	10
	1994/95	41	6	4	0	2	0	0	0	0	0	47	6
	1993/94	42	8	3	0	2	0	0	0	0	0	47	8
	1992/93	32	5	4	2	3	1	5	2	1	0	45	10
Клуб	Сезон	Лига		Кубок Англии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Лидс	1991/92	42	5	1	0	4	0	0	0	0	0	47	5
	1990/91	38	2	6	1	7	2	0	0	4	1	55	6
Лестер Сити	1989/90	43	10	?	?	?	?	?	?	?	?	43	10
	1988/89	46	11	?	?	?	?	?	?	?	?	46	11
	1987/88	42	9	?	?	?	?	?	?	?	?	42	9
	1986/87	39	10	?	?	?	?	?	?	?	?	39	10
	1985/86	31	7	?	?	?	?	?	?	?	?	31	7
Клуб	Сезон	Премьер-Лига		Кубок Шотландии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Мотеруэлл	1985/86	1	0	?	?	?	?	?	?	?	?	1	0
Клуб	Сезон	Лига		Кубок Шотландии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Мотеруэлл	1984/85	35	6	?	?	?	?	?	?	?	?	35	6
Клуб	Сезон	Премьер-Лига		Кубок Шотландии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Мотеруэлл	1983/84	21	0	?	?	?	?	?	?	?	?	21	0
	1982/83	1	0	?	?	?	?	?	?	?	?	1	0
Клуб	Сезон	Лига		Кубок Шотландии		Кубок Лиги		Европа		Другие		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Мотеруэлл	1981/82	1	0	?	?	?	?	?	?	?	?	1	0
Всего		720	119	42	8	45	11	29	5	6	2	842	145

Ссылки

• [www.liverbird.ru/player/139 Профиль игрока на Liverbird.ru]  (рус.)
• [www.liverpoolfc.tv/team/past_players/players/mcallister/ Профиль игрока на официальном сайте «Ливерпуля»]  (англ.)
• [www.lfchistory.net/player_profile.asp?player_id=367 Профиль и статистика игрока на LFCHistory.net]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Макаллистер, Гари

На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.