Макаренко, Ромуальд Николаевич
Поделись знанием:
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Ромуальд Макаренко | |
Имя при рождении: |
Ромуальд Николаевич Макаренко |
---|---|
Дата рождения: |
30 октября 1961 (62 года) |
Место рождения: | |
Гражданство: | |
Профессия: |
Ромуальд Николаевич Макаренко (род. 1961) — советский и российский актёр, режиссёр и сценарист.
Биография
Родился 30 октября 1961 года в городе Риге.
В 1983 году окончил ЛГИТМиК (курс Игоря Горбачёва).
С 1983 по 1989 год работал в Александринском театре. С 1989 по 2003 год работал в Театральной исследовательской лаборатории.
Снимался в кино и на телевидении, благодаря характерной внешности, преимущественно в отрицательных ролях. Сыграл главную роль в фильме «Memorabilia. Собрания памятных вещей».
Спектакли
- «Друзья и годы»
- «Трубач на городской площади»
- «Роза Парацельса»
Фильмография
- 1991 — Гений — Ганжа
- 1993 — Конь белый — «Красавчик»
- 1996 — Наследник — Юрий
- 2001 — Memorabilia. Собрания памятных вещей — Eвгений Стoгов
- 2001, 2004 — Агент национальной безопасности 3,5 — бандит в гостинице (36 серия «Сутенёр») и гость (57—58 серии Тихий берег) (погиб в перестрелке)
- 2001 — Тайны следствия — Иннокентий Эдуардович
- 2001 — Улицы разбитых фонарей-3 — помощник Штольмана (в серии Шалом, менты!)
- 2001 — Кобра. Антитеррор — Головин
- 2002 — Агентство «Золотая пуля» — Володька, убийца
- 2002 — Убойная сила 4 — Дёмин
- 2003 — Бандитский Петербург. Фильм 4. Арестант — Гена-киллер (5-я и 6-я серия)
- 2003 — Бандитский Петербург. Фильм 6. Журналист — Гена-киллер (3-я серия)
- 2003 — Идиот — князь Щербатов
- 2003 — Спецназ-2 — террорист (в серии Взлетная полоса)
- 2004 — Легенда о Тампуке — Гастрит
- 2004 — Лабиринты разума — бармен
- 2004 — Мангуст-2 — Мурад Михайлович Шубаев
- 2004 — Ночной Дозор —
- 2004 — Опера. Хроники убойного отдела — Барковский (в фильме Час Икс)
- 2004 — Спецназ по-русски 2 — Светоносный (в фильме Длань Господня)
- 2005 — Дневной Дозор — тёмный на станции метро
- 2005 — Принцесса и нищий — тюремный надзиратель
- 2005 — Танцуют все! —
- 2006 — Вдох-выдох — клиент Светы
- 2006 — Вепрь — барон Унгерн фон Штернберг
- 2006 — Гадкие лебеди —
- 2006 — Палач — Сергей Эссен
- 2006 — Двое из ларца — Виктор Аркадьевич Гольдберг (в серии "Дело Гольдберга")
- 2006 — Контора — Лещинский
- 2006 — Морские дьяволы — Муса / зек
- 2007 — 1612 — наёмник
- 2007 — По этапу —
- 2007 — Пером и шпагой — де Катт
- 2007 — Янтарный барон —
- 2007—2012 — Литейный, 4 — Пал Палыч / Лис / Фрол
- 2008 — Адмиралъ —
- 2008 — Безымянная — одна женщина в Берлине — адъютант
- 2008 — Технология — мафиози по кличке Пикассо
- 2009 — Одержимый — Джек Потрошитель
- 2009 — Предприниматель — литовский прокурор
- 2009 — Дорожный патруль-3 — Граф
- 2009 — И один в поле воин —
- 2009 — Тарас Бульба —
- 2009 — Гармония. Город счастья — Замята
- 2010 — Тульский Токарев —
- 2010 — Морские дьяволы 4 — зек
- 2010 — Шпильки 3 — авторитет «Граф»
- 2010 — Дознаватель — полковник Гончаров
- 2011 — Распутин — Лазоверт
- 2012 — Братство десанта — Виктор Князев, «Князь»
- 2012 — Улицы разбитых фонарей-12 — Пётр Коренев - "Ястреб"
- 2013 — Пепел — Шульц, авторитет
- 2013 — Три мушкетёра — слуга миледи
- 2014 — Куприн. Поединок — Диц
Сценарист и режиссёр
Напишите отзыв о статье "Макаренко, Ромуальд Николаевич"
Ссылки
Отрывок, характеризующий Макаренко, Ромуальд Николаевич
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 30 октября
- Родившиеся в 1961 году
- Родившиеся в Риге
- Актёры по алфавиту
- Актёры СССР
- Актёры России
- Актёры XX века
- Актёры XXI века
- Кинорежиссёры по алфавиту
- Кинорежиссёры СССР
- Кинорежиссёры России
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы СССР
- Сценаристы России
- Выпускники Санкт-Петербургской академии театрального искусства
- Персоналии:Александринский театр