Макаров, Александр Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Александрович Макаров<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
министр внутренних дел
20 сентября 1911 — 16 декабря 1912
Предшественник: Пётр Аркадьевич Столыпин
Преемник: Николай Алексеевич Маклаков
министр юстиции и генерал-прокурор Сената
7 июля — 20 декабря 1916
Предшественник: Александр Алексеевич Хвостов
Преемник: Николай Александрович Добровольский
государственный секретарь
1 января 1909 — 20 сентября 1911
Предшественник: Юлий Александрович Икскуль фон Гильденбандт
Преемник: Сергей Ефимович Крыжановский
 
Рождение: 7 (19) июля 1857(1857-07-19)
Санкт-Петербург
Смерть: 1919(1919)
Москва
Образование: Санкт-Петербургский университет (1878)
 
Награды:

Алекса́ндр Алекса́ндрович Мака́ров (7 [19] июля 1857, Санкт-Петербург — февраль 1919, Москва) — русский государственный деятель. Государственный секретарь (1909—1911), министр внутренних дел (1911—1912) и министр юстиции (1916) Российской империи. Действительный тайный советник (1917).



Биография

Родился в купеческой семье. Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и начал службу в Министерстве юстиции. В 1884 году был выбран в мировые судьи, а на следующий год назначен членом окружного суда. В 1887 году Макаров стал почётным мировым судьей. В 1889 году в связи с преобразованием судебной системы в Прибалтийском крае (там создавались окружные и мировые судебные установления) Макаров стал первым прокурором Ревельского окружного суда. В этой должности он оставался пять лет, зарекомендовав себя хорошим профессионалом, строгим, но внимательным руководителем, получив чин коллежского советника. В апреле 1894 года Макаров возглавил Нижегородскую прокуратуру, а в 1897 году — прокуратуру Московского окружного суда. С 1901 года — прокурор Саратовской судебной палаты. С 7 апреля 1906 года — старший председатель Харьковской судебной палаты.

18 мая 1906 года был назначен товарищем (заместителем) министра внутренних дел П. А. Столыпина, который знал его по работе в Саратове. Руководил полицейской частью министерства и вёл борьбу с революционным движением. 1 января 1909 года занял пост государственного секретаря. В 1911 году после убийства Столыпина был назначен Министром внутренних дел по рекомендации В. Н. Коковцова. При Макарове было введено законом 9 июня 1912 года положение о земских учреждениях в губерниях: Астраханской, Оренбургской и Ставропольской и городовое положение в городе Новочеркасске. Образована Холмская губерния, выделенная из ведения варшавского генерал-губернатора. Оставил пост в декабре 1912 года после Ленской стачки и несогласия регулировки прессы. В историю вошла фраза Макарова на заседании Государственной Думы по по поводу Ленского расстрела: «Так было, так и будет!»

1 января 1912 года был назначен членом Государственного совета, примыкал к группе правых. В августе 1915 года избран верхней палатой членом Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обеспечению топливом (Осотопа). C 7 июля по 20 декабря 1916 года — министр юстиции.

После Февральской революции А. А. Макаров был арестован и помещён в Петропавловскую крепость. Накануне Октябрьской революции его жена, Елена Павловна, добилась освобождения его под большой залог. Однако вскоре после этого он был вновь арестован большевиками в 1919 году и расстрелян[1].

Напишите отзыв о статье "Макаров, Александр Александрович"

Литература

Примечания

  1. [www.hrono.ru/biograf/bio_m/makarov_aa.html Макаров Александр Александрович] на сайте «Хронос»
Предшественник:
А. А. Хвостов
Генерал-прокурор Правительствующего Сената

Министр юстиции Российской империи
19161917

Преемник:
Н. А. Добровольский

Отрывок, характеризующий Макаров, Александр Александрович



В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).