Макаров, Михаил Алексеевич
Поделись знанием:
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
| Михаил Алексеевич Макаров | |
 | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна | |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Работы и достижения | |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
Михаи́л Алексе́евич Мака́ров (1827—1873) — профессор архитектуры (1861), академик (1859).
Содержание
Биография
Ещё в раннем детстве он лишился родителей, но мальчика взял к себе киевский мещанин Макаров[1]. Начав художественную подготовку в Киеве, под руководством архитектора В. И. Беретти, в 1851 году М. А. Макаров приехал в Санкт-Петербург и поступил в ученики Императорской академии художеств, в которой его наставниками были сперва А. И. Штакеншнейдер, а потом Гаральд Юлиус Боссе.
Уже в 1854 году он был награждён серебряной медалью 2-й степени; а в 1855 году — серебряной медалью 1-й степени. В 1857 году он был удостоен Малой Золотой медали за проект театрального училища с принадлежащим к нему театром; в 1858 году, при выпуске из академии, за проект католического собора получил звание классного художника; в 1859 году за этот же проект и за другие работы получил звание академика Императорской академии художеств.
Начав около этого времени приобретать все большую и большую практику у петербургских домовладельцев, преимущественно из богатого купечества, Михаил Алексеевич Макаров быстро занял видное место среди русских зодчих, как мастер соединять красивость фасадов и вообще отделки зданий с их приспособленностью к тем целям, для которых они предназначены.
Из многочисленных построек, произведенных им в Санкт-Петербурге, в особенности заслуживают быть упомянутыми дома М. И. Лопатина, А. Г. Тройницкого, С. И. Крундышева, Лесниковых[2], Базилевского[уточнить], Громовой, И. И. Антонова, А. Ф. Паулучи, причта Исаакиевского собора, подворья Троицко-Сергиевой лавры, дом для князя Васильчикова, дом А. В. Липгарта.
Кроме того в период 1865—1867 годы он построил восемь дач в имении княгини Кушелевой «Лигово» и часовню для княгини Т. Д. Строгановой.
Им составлено немало архитектурных проектов и произведено построек по его службе в Опекунском совете; самым удачным произведением может считаться новое здание Санкт-Петербургского коммерческого училища (в Чернышёвом переулке (улица Ломоносова). За это здание и за дом Лопатина Академия художеств в 1867 году наградила художника званием профессора. В 1868 году он был выбран членом строительного комитета при IV Отделении Собственной Его Величества Канцелярии. Состоял также в Хозяйственной Строительной Городской Комиссии и почетным членом детских приютов. Член Петербургского общества архитекторов с 1870 года.
Жизнь талантливого архитектора прервалась 19 ноября 1873 года, после пожара в доме Антонова, где жил Макаров. Похоронен он был на Никольском кладбище Александро-Невской лавры.
Проекты
- Деревянный дом в имении Волышово графа А. С. Строганова, Порховский уезд Псковской губернии. Начало 1860-х. (Перестроен в камне К. К. Шмидтом).
- Невский проспект, д. 112 — доходный дом. Перестройка. 1866.
- Коломенская улица, д. 31 — доходный дом. Надстройка. 1867.
- Невский проспект, д. 100 — доходный дом М. И. Лопатина. 1867—1868.
- Невский проспект, д. 98 — доходный дом. Перестройка. 1868.
- Измайловский проспект, д.№ 5 — доходный дом. Изменение фасада. 1868.
- Улица Ломоносова, д.№ 9 — здание Коммерческого училища. 1869—1871.
- Моховая улица, д.№ 6 — особняк А. Г. Тройницкого. 1869—1871. (Надстроен).
- Галерная улица, д.№ 6 — дом причта Исаакиевского собора. Конногвардейский бульвар, д.№ 5/. 1870. Включен существовавший дом.
- Улица Оружейника Фёдорова, д.№ 15 — доходный дом. 1870. Включен существовавший дом.
- Улица Рубинштейна, д.№ 8 — доходный дом С. И. Крундышева. 1870—1871.
- Улица Чапаева, д.№ 21, двор — производственное здание. 1871. (Перестроено).
- Невский проспект, д.№ 96/улица Маяковского, д.№ 1 — доходный дом Яковлевых. 1871—1872. Перестройка угловой части, новые корпуса. (Частично надстроены).
- Литейный проспект, д.№ 61 — доходный дом И. И. Антонова. 1871—1872.
- Улица Рубинштейна, д.№ 3 — доходный дом Троице-Сергиева подворья. 1871—1872.
- Набережная канала Грибоедова, д.№ 77/Гражданская улица, д.№ 28/Вознесенский проспект, д.№ 32 — доходный дом. 1871—1872. (Перестроен).
- Невский проспект, д.№ 80 — доходный дом А. В. Липгарта. Перестройка. 1872. (Перестроен).
- Кузнечный переулок, д.№ 20 — доходный дом. Перестройка. 1872. (Перестроен).
- Ковенский переулок, д.№ 12 — отделка домовой церкви Сергиевского приюта. 1872. (Не сохранилась).
- Кузнечный переулок, д.№ 22, левая часть — Лиговский проспект, д.№ 67, правая часть — доходный дом. 1872. Включен существовавший дом.
- 1-я Красноармейская улица, д.№ 1, левая часть — здание Ремесленного училища им. цесаревича Николая. 1872—1874. Фасад. Планировка и строительство — Н. П. Гребенка. (Перестроено).
- Улица Чайковского, д.№ 79 — доходный дом. 1873. (Надстроен).
- Улица Ломоносова, д.№ 20 — доходный дом. 1873—1874.
- Большая Морская улица, д.№ 36 — набережная Мойки, д.№ 81 — доходный дом Д. Я. Риц-а-Порта (А. Ф. Паулуччи). 1873—1874.
- Разъезжая улица, д.№ 3. — доходный дом О. М. Макаровой. 1873—1874.
Напишите отзыв о статье "Макаров, Михаил Алексеевич"
Примечания
- ↑ Однофамилец, а может быть и родственник.
- ↑ Дом Милютиных (Глазуновых, Лесниковых), Невский проспект, д. 27/18
Литература
- Н. А. [vivaldi.nlr.ru/pm000020454/view#page=375 Михаил Алексеевич Макаров (некролог)] // Всемирная иллюстрация : журнал. — 1873. — Т. 10, № 259. — С. 407, 410.
- Зодчие Санкт-Петербурга. XIX — начало XX века / сост. В. Г. Исаченко; ред. Ю. Артемьева, С. Прохватилова. — СПб.: Лениздат, 1998. — 1070 с. — ISBN 5-289-01586-8.
- Макаров Михаил Алексеевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [funeral-spb.narod.ru/necropols/nikolskoe/tombs/makarov/makarov.html Биография]
Отрывок, характеризующий Макаров, Михаил Алексеевич
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.
Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
– Вы пьете водку, граф? – сказала княжна Марья, и эти слова вдруг разогнали тени прошедшего.
– Расскажите же про себя, – сказала княжна Марья. – Про вас рассказывают такие невероятные чудеса.
– Да, – с своей, теперь привычной, улыбкой кроткой насмешки отвечал Пьер. – Мне самому даже рассказывают про такие чудеса, каких я и во сне не видел. Марья Абрамовна приглашала меня к себе и все рассказывала мне, что со мной случилось, или должно было случиться. Степан Степаныч тоже научил меня, как мне надо рассказывать. Вообще я заметил, что быть интересным человеком очень покойно (я теперь интересный человек); меня зовут и мне рассказывают.
Наташа улыбнулась и хотела что то сказать.
– Нам рассказывали, – перебила ее княжна Марья, – что вы в Москве потеряли два миллиона. Правда это?
– А я стал втрое богаче, – сказал Пьер. Пьер, несмотря на то, что долги жены и необходимость построек изменили его дела, продолжал рассказывать, что он стал втрое богаче.
– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
Категории:
- Родившиеся 20 ноября
- Родившиеся в 1827 году
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Киеве
- Умершие 1 декабря
- Умершие в 1873 году
- Умершие в Санкт-Петербурге
- Архитекторы по алфавиту
- Выпускники Института имени Репина
- Архитекторы Российской империи
- Архитекторы Санкт-Петербурга
- Художники России в общественном достоянии
- Похороненные на Никольском кладбище Александро-Невской лавры
