Макаронизм

Макарони́зм (итал. macaronismo, от блюда макароны, воспринимавшегося как грубая крестьянская пища, ср. названия вроде «кухонная латынь») — использование слов и словосочетаний различных языков в тексте. К «внутренним» макаронизмам относятся также сложные слова-гибриды, образованные из корней разных языков (например, автомобиль из греч. αὐτο- и лат. mobilis).

Первоначально — слово или выражение из живого народного языка (французского, итальянского), проникавшее в литературную латинскую речь в средневековой западно-европейской литературе.

Психологически юмористическое действие макаронизма объясняется тем же явлением неожиданного контраста, которым обусловлены и иные виды художественного комизма. Вполне естественные в разных международных жаргонах, макаронизмы, придуманные издавна, имели значение художественного приёма.

Ещё в поздней античности появляется макарони́ческая поэзия — род шуточных стихов, где эффект комизма достигается смешением слов и форм из различных языков. Французско-латинский стих «Qui nescit motos, forgere debet eos» («кто не знает слов, должен их создавать»; слова mot и forger — французские) даёт одновременно пример и правило составления макаронизмов. Греко-латинские макаронизмы встречаются ещё у Авзония (IV в. н. э.), но поэтическое значение они получают в произведениях итальянца Тифи дельи Одази, «Carmen macaronicum» (1490), француза Антуана Арена де ла Сабль, «Poëma macaronicum de bello hugonotico», и особенно у Теофила Фоленго, прозв. Merlino Cocaio, образованного бенедиктинца, автора остроумной «Maccaronea» (1484—1544). Образцы макаронической поэзии имеются также у Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль», кн. I, речь о возврате колоколов) и у Мольера («Malade imaginaire», «Troisième Intermède»), в украинской литературе — в «Энеиде» Котляревского, в русской — в «Сенсациях г-жи Курдюковой» Мятлева.

В европейской культуре есть также произведение, в котором макаронизм не просто приём, а целая философия взаимопроникновения культур: это «Поминки по Финнегану» Джеймса Джойса. Макаронизмы в нём созданы на основе 165 языков, диалектов и арго.

Макаронизм как литературный приём свойствен и современной русской литературе, в частности, писателям-постмодернистам. Иногда этим термином пользовались в качестве эвфемизма, скрывая за ним произведения нецензурного (или похабного) характера.

См. также

• Переключение кодов
• Смешанный язык
• Варваризм

Литература

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Макаронизм

– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.