Макарьевский уезд (Костромская губерния)
|
Макарьевский уезд
|
Макарьевский уезд — административно-территориальная единица Костромской губернии Российской империи и Иваново-Вознесенской губернии РСФСР, существовавшая в 1778—1929 годах. Уездный город — Макарьев.
География
Уезд располагался на юге Костромской губернии, площадь уезда в 1897 году составляла 10 652,4[1] верст² (12 123 км²). В составе Иваново-Вознесенской губернии уезд располагался на северо-востоке, площадь в 1926 году составляла 8 153[2] км².
История
Макарьевский уезд в составе Унженской области Костромского наместничества был образован в 1778 года в ходе административной реформы Екатерины II на территории бывшего Унженского уезда. С 1796 года Макарьевский уезд был в составе Костромской губернии.
В 1918 году из части территории Макарьевского уезда был образован Ковернинский уезд.
В 1922 году уезд был передан в Иваново-Вознесенскую губернию.
14 января 1929 года Иваново-Вознесенская губерния и все её уезды были упразднены, большая часть Макарьевского уезда вошла в состав Макарьевского района Кинешемского округа Ивановской Промышленной области.
Административное деление
В 1913 году в уезде было 2 заштатных города Кадый и Унжа и 27 волостей[3]:
- Бортновская,
- Бельбажская (центр — д. Вязовка),
- Боярская (центр — д. Большая Боярская),
- Валовская (центр — д. Ильина),
- Верхне-Нейская (центр — д. Николо-Торжок),
- Дорофеевская,
- Завражная,
- Зарецкая,
- Ильинско-Заборская,
- Карчинская,
- Ковернинская,
- Кусская (центр — д. Якимцево),
- Ловыгинская,
- Мамонтовская,
- Марковицкая,
- Немденская (центр — д. Жуково),
- Нижне-Нейская (центр — д. Старикова),
- Пелеговская,
- Пограничная (центр — д. Курилова),
- Скоробогатовская,
- Словинская,
- Сокольская,
- Тимошинская,
- Унженская (центр — с. Дешукова),
- Чернышевская,
- Чудская (центр — с. Михайловское),
- Юровская (центр — с. Большое Юрово).
В 1926 году в уезде было 7 волостей:
- Кадыйская,
- Николо-Макаровская,
- Макарьевская,
- Словинская,
- Салтановская (Солтановская),
- Тимошинская,
- Унженская.
Население
По данным переписи 1897 года в уезде проживало 144 571[1] чел. В том числе русские — 99,9 %. В уездном городе Макарьеве проживало 6 046 чел., в заштатных Кадые и Унже — 1 095 и 1 284 чел. соответственно.
По итогам всесоюзной переписи населения 1926 года население уезда составило 64 777 человек[2], из них городское — 8 192 человек.
Напишите отзыв о статье "Макарьевский уезд (Костромская губерния)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_gub_97.php?reg=18 Первая всеобщая перепись населения Российской Империи 1897 г.]. [www.webcitation.org/61HM6QOv5 Архивировано из первоисточника 28 августа 2011].
- ↑ 1 2 [demoscope.ru/weekly/ssp/rus_26.php?reg=100 Всесоюзная перепись населения 1926 г.]. [www.webcitation.org/66yuEfXFM Архивировано из первоисточника 17 апреля 2012].
- ↑ [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=391 Волостныя, станичныя, сельскія, гминныя правленія и управленія, а также полицейскіе станы всей Россіи съ обозначеніем мѣста ихъ нахожденія]. — Кіевъ: Изд-во Т-ва Л. М. Фишъ, 1913.
Ссылки
- Макарьев, уездный город // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [starye-karty.litera-ru.ru/uezd/kost_karta-makarievskiy_uezd.html Старые карты Макарьевского уезда]
| ||||||||
| Уезды Иваново-Вознесенской губернии |
| Иваново-Вознесенский | Кинешемский | Макарьевский | Середской | Тейковский | Шуйский | Юрьевецкий | Юрьевский |
Отрывок, характеризующий Макарьевский уезд (Костромская губерния)
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
