Макензен, Эберхард фон
Поделись знанием:
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
| Эберхард фон Макензен | ||||||
| Eberhard von Mackensen | ||||||
 | ||||||
| Дата рождения | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения | ||||||
| Дата смерти | ||||||
| Место смерти | ||||||
| Принадлежность | ||||||
| Род войск | ||||||
| Годы службы |
1908—1945 | |||||
| Звание | ||||||
| Командовал | ||||||
| Сражения/войны | ||||||
| Награды и премии |
| |||||
| Связи | ||||||
Э́берхард фон Ма́кензен (нем. Eberhard von Mackensen; 24 сентября 1889 — 19 мая 1969) — немецкий военачальник времён Первой и Второй мировых войн, военный преступник.
Содержание
Ранние годы
Родился в г. Бромберг в провинции Позен (сейчас г. Быдгощ, Польша) в семье Августа фон Макензена.
В 1908 году поступил на военную службу. Первую мировую войну встретил в звании лейтенанта. После ранения в 1915 году, Макензену была поручена штабная работа. После окончания войны остался в рядах армии и к 1934 году получил звание полковника. В 1935 году был назначен начальником штаба 10-го армейского корпуса. В 1937 году стал командующим кавалерийской бригадой. В 1938 году был повышен в звании до генерал-майора. В мае 1939 года генерал Лист назначил Макензена своим начальником штаба.
Вторая мировая война
К началу Второй мировой войны Эберхард фон Макензен занимал должность начальника штаба 14-й армии, которой командовал Лист, и вместе с ней участвовал в нападении на Польшу. После капитуляции Польши был назначен начальником штаба 12-й армии и направлен во Францию. 1 января 1940 года Макензен был повышен до генерал-лейтенанта, а спустя восемь месяцев — до генерала от кавалерии.
На Восточном фронте
- В январе 1941 Макензен принял командование 3-м моторизованным корпусом в составе 1-й танковой группы (группа армий «Юг»). 27 июля 1941 был награждён Рыцарским крестом.
- 26 мая 1942 года получил Дубовые листья к Рыцарскому кресту, за действия под Харьковом и Барвенково в мае 1942 года (Операция "Фредерикус").
- В ноябре 1942 сменил Эвальда фон Клейста на посту командующего 1-й танковой армии (бывшей танковой группы «Клейст»)[1]. 1-я танковая армия стала основной ударной силой при наступлении на Кавказ летом-осенью 1942 г.
- В марте 1943 1-я ТА под командованием Макензена принимала участие в отражении советского наступления на Украине (См. Третья битва за Харьков)
- 6 июля 1943 года Макензен получил звание генерал-полковника. 5 ноября был назначен командующим 14-й армией в Италии (начальником штаба которой он начинал войну). В июне 1944 года подал в отставку.
Военные преступления
24 марта 1944 года в отместку за нападение партизан на колонну войск СС днем ранее, были расстреляны 335 гражданских заложников. Устный приказ о расстреле заложников был отдан Гитлером фельдмаршалу Кессельрингу, главнокомандующему немецкими войсками в Италии. Макензен в то время командовал 14-й армией и, следовательно, был подчинённым Кессельринга. В свою очередь, ему подчинялся военный комендант Рима Курт Мельцер.
Кессельринг приказал начальнику римского отделения Гестапо Герберту Капплеру расстрелять по 10 итальянцев за каждого убитого немца. По информации из других источников, такой приказ был отдан Макензеном. В любом случае, Макензен знал о готовящемся расстреле гражданского населения. Мельцер поручил своему подчиненному Эриху Прибке сформировать расстрельную команду и расстрелять заложников.
После войны
После капитуляции Германии Макензен попал в плен к союзникам. В 1947 году он предстал перед судом по обвинению в военных преступлениях. 6 мая 1947 года был признан виновным и приговорен к смертной казни. Впоследствии приговор был заменен на тюремное заключение сроком на 21 год. 2 октября 1952 года Эберхард фон Макензен был освобожден. Он умер 19 мая 1969 года в поселке Альт-Мюлендорф вблизи города Норторф в ФРГ.
Награды
- Железный крест, 1-го и 2-го класса (1914)
- Пряжки к железным крестам 1-го и 2-го класса
- Знак за ранение (чёрный) (1918)
- Медаль «В память 13 марта 1938 года»
- Награда вермахта за службу, с 1-го по 4-й класс
- Рыцарский крест Железного креста с Дубовыми листьями
- Рыцарский крест (27 июля 1941)
- Дубовые листья (№ 95) (26 мая 1942)
Напишите отзыв о статье "Макензен, Эберхард фон"
Примечания
- ↑ Клейст получил командование всей группой армий «A», в состав которой вошла и 1-я ТА
Литература
- Florian Berger. Mit Eichenlaub und Schwertern. Die höchstdekorierten Soldaten des Zweiten Weltkrieges. — 2. — Wien: Selbstverlag Florian Berger, 2000. — 415 p. — ISBN 3-9501307-0-5.
- Gerd F. Heuer. Die Generalobersten des Heeres, Inhaber Höchster Kommandostellen 1933—1945. — 2. — Rastatt: Pabel-Moewig Verlag GmbH, 1997. — 224 p. — (Dokumentationen zur Geschichte der Kriege). — ISBN 3-811-81408-7.
- Veit Scherzer. Ritterkreuzträger 1939—1945 Die Inhaber des Ritterkreuzes des Eisernen Kreuzes 1939 von Heer, Luftwaffe, Kriegsmarine, Waffen-SS, Volkssturm sowie mit Deutschland verbündeter Streitkräfte nach den Unterlagen des Bundesarchives. — 2. — Jena: Scherzers Miltaer-Verlag, 2007. — 864 p. — ISBN 978-3-938845-17-2.
Ссылки
- [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Personenregister/M/MackensenEv.htm Биография Эберхарда фон Макензена] (нем.). lexikon-der-wehrmacht.de. [www.webcitation.org/65uhoqKZg Архивировано из первоисточника 4 марта 2012].
- [www.ritterkreuztraeger-1939-45.de/Infanterie/M/Mackensen-Eberhard-von.htm Биография Эберхарда фон Макензена] (нем.). ritterkreuztraeger-1939-45.de. [www.webcitation.org/65uhphOyz Архивировано из первоисточника 4 марта 2012].
- [www.geocities.com/~orion47/WEHRMACHT/HEER/Generaloberst/MACKENSEN_EBERHARD.html Краткое досье Эберхарда фон Макензена] (англ.). Axis Biographical Research. [www.webcitation.org/65uhqxCHv Архивировано из первоисточника 4 марта 2012].
Отрывок, характеризующий Макензен, Эберхард фон
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Категории:
- Родившиеся 24 сентября
- Родившиеся в 1889 году
- Умершие 19 мая
- Умершие в 1969 году
- Кавалеры Железного креста 1 класса
- Кавалеры Железного креста 2 класса
- Кавалеры Рыцарского креста с Дубовыми Листьями
- Кавалеры Ордена Михая Храброго
- Награждённые медалью «В память 13 марта 1938»
- Персоналии по алфавиту
- Генерал-полковники (Германия)
- Участники Первой мировой войны
- Генералы вермахта
