Кинг, Уильям Лайон Макензи

	Уильям Лайон Макензи Кинг; William Lyon Mackenzie King<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
	премьер-министр Канады
29 декабря 1921 — 28 июня 1926
Монарх:	Георг V
Предшественник:	Артур Мейен
Преемник:	Артур Мейен
25 сентября 1926 — 6 августа 1930
Монарх:	Георг V
Предшественник:	Артур Мейен
Преемник:	Ричард Бэдфорд Беннет
23 октября 1935 — 15 ноября 1948
Монарх:	Георг V, Эдуард VIII, Георг VI
Предшественник:	Ричард Бэдфорд Беннет
Преемник:	Луи Сен-Лоран
	Лидер официальной оппозиции Её Величества
7 августа 1919 — 28 декабря 1921
29 июня 1926 — 24 сентября 1926
7 августа 1930 — 22 октября 1935
Рождение:	17 декабря 1874; Китченер, Онтарио, Канада
Смерть:	22 июля 1950 (75 лет); Челси (Квебек)
Партия:	Либеральная партия Канады
Образование:	Торонтский университет ; Чикагский университет ; Гарвардский университет
Профессия:	адвокат, преподаватель, журналист
Автограф:

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Кинг.

Не следует путать с Уильям Лайон Макензи.

Достопочтенный Уи́льям Ла́йон Маке́нзи Кинг (William Lyon Mackenzie King; 17 декабря 1874 — 22 июля 1950) — десятый премьер-министр Канады с 29 декабря 1921 по 28 июня 1926, с 25 сентября 1926 по 6 августа 1930 и с 23 октября 1935 по 15 ноября 1948. В истории Содружества Кинг дольше других (более 21 года) занимал должность премьер-министра.

Он известен всем либо под своим полным именем, либо под именем Макензи Кинг (Макензи было одним из его имён, а не частью фамилии). За время его государственной службы его никогда не называли просто «Уильям Кинг».

Молодость

Кинг родился в Берлине, Онтарио (в настоящее время Китченер). Будучи внуком Уильяма Лайона Макензи, руководителя восстания Верхней Канады в 1837, Кинг получил пять университетских дипломов. Три из них он получил в Торонтском университете; после учёбы в Чикагском университете он перевёлся в Гарвардский университет, где в 1898 получил степень магистра искусств (Master of Arts) по политической экономии, а в 1909 — степень доктора философии.

В первый раз он был избран в парламент под знаменем Либеральной партии Канады во время частичных выборов в 1908 и переизбран во время других частичных выборов в 1909 после пребывания на вновь созданном посту министра труда. На выборах 1911 он потерял своё место, когда консерваторы одержали верх над либералами.

После своего поражения он начал работать в США в Рокфеллеровском фонде, председательствуя в Отделе промышленных связей. В Канаду он вернулся, чтобы выставить свою кандидатуру на выборах 1917, решающим вопросом которых был призыв на военную службу, и снова был разбит из-за своих возражений против призыва, поддержанного большинством англоканадцев.

Глава Либеральной партии

В 1919 он был избран главой либералов и вернулся в парламент путём частичных выборов. Он оставался в должности либерального лидера до 1948. В 1921 его партия одержала над консерваторами Артура Мейена победу на выборах, и он стал премьер-министром.

За время своего первого срока он противостоял Прогрессивной партии Канады, не поддерживавшей таможенные тарифы. В 1925 Кинг назначил новые выборы. Консерваторы заняли большее число кресел, но недостаточно много для получения парламентского большинства в Палате общин. При поддержке прогрессистов Кинг удержал власть. Тем не менее, как только начался его второй срок, в таможенном ведомстве разразился коррупционный скандал, и значительная часть народной поддержки перешла к прогрессистам и консерваторам. Кинга упорно вынуждали уйти в отставку.

Премьер-министр потребовал у генерал-губернатора, лорда Бинга, распустить парламент и назначить другие выборы. Бинг отказался, что стало единственным случаем в канадской истории, когда генерал-губернатор использовал это право. Кинг ушёл в отставку, и Бинг попросил Артура Мейена сформировать новое правительство. Когда правительство Мейена было разгромлено в Палате общин немного спустя, Бинг уступил и назначил выборы: в 1926 либералы Кинга вернулись к власти. Одним из основных доводов его кампании было то, что Бинг был британским лордом, а не канадским гражданином; Кинг пообещал исправить это положение.

Депрессия и умиротворение

Во время своего второго срока Кинг ввёл пенсию по старости. В феврале 1930 он назначил в Сенат Канады Кэрин Уилсон, которую он знал лично. Она стала первой женщиной-сенатором в истории Канады.

На выборах 1930 он был разбит консерваторами Ричарда Бэдфорда Беннета. К несчастью для последнего, это было начало великой депрессии, и в 1935 Кинг вновь принял бразды правления. Худший период кризиса уже прошёл, и он провёл законы о создании социальных программ, в том числе касающихся жилья. Его правительство образовало также в 1936 Канадское радиовещательное общество (Société Radio-Canada), в 1937 — авиакомпанию Trans-Canada Airlines (предшественницу Air Canada) и в 1939 — Государственную службу кинематографии Канады.

Кинг надеялся, что развязывания Второй мировой войны можно было избежать, и он поддерживал британскую стратегию умиротворения. Он встречался с Германом Герингом и Адольфом Гитлером, которого он считал разумным человеком, заботившимся о своём будущем, пытаясь обустроить свою страну во время депрессии. Он признался в своём личном дневнике, что считал, что «Гитлер вполне мог бы явиться однажды спасителем мира» и объявил еврейской делегации, что «Хрустальная ночь» вполне могла бы быть оправдана.

Подобное невежество придало довольно жёсткий тон действиям правительства Кинга; тогда как во время холокоста положение становилось всё более невыносимым для европейского еврейского населения, правительство отказалось принять многочисленных еврейских иммигрантов. Это отношение было выражено одним чиновником, который на вопрос, какое число евреев сможет въехать в Канаду после второй войны, ответил: «Ни одного, их уже слишком много». (None is too many). Эта фраза была взята в качестве заглавия известной исторической книги, разоблачавшей канадскую антисемитскую иммиграционную политику того времени. Пассажирское судно Сент-Луис, перевозившее 907 евреев, пытавшихся избежать событий в Европе, служит этому примером. Ни один из 907 человек на судне не был впущен в Канаду. Сорок четыре известных канадских общественных деятеля, в том числе преподаватели, редактора и промышленники, просили, чтобы Кинг предоставил им убежище, но Кинг отказался их выслушать.

Вторая мировая война

Кинг осознал неизбежность Второй мировой войны до вторжения Гитлера в Польшу в 1939. Но, в отличие от Первой мировой войны, когда Канада непроизвольно участвовала в войне со времени вступления в неё Соединённого королевства, Кинг провозгласил канадское самоуправление и дождался 10 сентября, когда прошло голосование в Палате общин, прежде чем поддержать решение правительства вступить в войну. В это время Канада смогла закупить оружие в США. После объявления войны Канада больше не могла покупать оружие в США, поскольку последние проводили политику, запрещавшую вооружать воюющие страны.

Кинг пообещал не объявлять призыва на военную службу, что требовалось для победы на выборах 1940. Но после поражения Франции он провёл закон о призыве на внутреннюю службу и призыв добровольцев на фронт. Кинг старался избежать повторения кризиса призыва 1917 года. Но в 1942 военные круги активно настаивали на отправке новобранцев в Европу. Поэтому в том же году он организовал государственный референдум с просьбой к народу освободить его от обещания, сделанного во время предвыборной кампании. Политика, провозглашённая им, была такой: «призыв, если необходимо, но вовсе не обязательно».

Франкоканадцы, а также некоторые германоязычные общины, массово возразили против призыва на военную службу, но большинство англоязычных канадцев дали своё согласие. В апреле 1942 он провёл Государственный мобилизационный закон (National Mobilization Act) для организации призыва. На протяжении двух следующих лет Кинг пытался уклоняться от ответа, используя яркую пропагандистскую кампанию для набора добровольцев после тяжёлых потерь во время высадки в Дьепе в 1942, в Италии — в 1943 и в Нормандской битве в 1944. В конце 1944 он окончательно решил, что было необходимо послать новобранцев в Европу, что вызвало короткий политический кризис («кризис призыва 1944 года»). К счастью для него, несколько месяцев спустя война закончилась. Из 16 000 новобранцев лишь 2 500 были отправлены на фронт.

Во время войны Кинг был крайне непопулярен среди канадских военных. Во время его появления на объектах канадской армии в Великобритании (и в Европе после 6 июня) его неизменно встречали свистом.

Отношение к канадцам японской национальности во время войны стало предметом жаркой критики в последующие годы. В разгар войны тысячи японоканадцев были выселены из своих жилищ на тихоокеанском побережье и заключены в лагеря или в трущобы далеко на востоке, якобы во избежание опасности от японских разведчиков, живущих в Канаде. Однако никакие подобные меры предосторожности не проводились в отношение германоканадцев. Кинг не был одинок в усилении эмиграции японоканадцев; подобный план во время войны ввело правительство США. Тем не менее, в отличие от японоамериканцев, японоканадцы не смогли после войны вернуться в свои дома. К тому же, владения этих семей во время их изгнания были проданы на аукционе, что оставило им немного причин пожелать остаться в Канаде. Вместо возвращения их на западное побережье, им было предложено «вернуться на родину» в Японию за счёт правительства.

Канадское самоуправление

За все свои годы во власти Кинг преобразовал Канаду из британской колонии с ответственным правительством в самоуправляющееся государство в составе Содружества. Во время дела Чанака в 1922 Кинг отказался поддержать британцев без предварительного совещания в парламенте, тогда как консервативный лидер Артур Мейен был готов их поддержать. Британцы были разочарованы ответом Кинга, и это было впервые, когда Канада подтвердила свою независимость во внешней политике. После дела Кинга — Бинга Кинг отправился на имперское совещание 1926 и ратовал за более широкое самоуправление доминионов. Итогом этого стала декларация Бальфура 1926, провозглашавшая равный статус для всех членов Содружества, включая Соединённое королевство.

С наступлением войны Кинг стал играть две роли. С одной стороны, он обещал англоканадцам, что Канада непременно вступит в войну, если это сделает Англия. С другой стороны, он и его заместитель Эрнест Лапуэнт убеждали франкоканадцев, что Канада будет участвовать в войне, лишь если это будет затрагивать важнейшие интересы страны. С двумя этими сообщениями Кинг привёл Канаду к войне, что вызвало напряжённость между двумя крупнейшими канадскими языковыми общинами. Так как в последнем заявлении речь шла о канадском самоуправлении, Кинг убедился, что канадский парламент самостоятельно объявил войну на шесть дней позже британцев.

Послевоенный период

Либеральная партия Макензи Кинга выиграла выборы 1945. Несмотря на то что он добился, чтобы союзнические лидеры собрались в 1943 в Квебеке, и американский президент Франклин Д. Рузвельт, и британский премьер-министр Уинстон Черчилль считали его второстепенным действующим лицом в войне. При этом он сам всё же считал, что в качестве союзнического лидера Рузвельт уделял ему больше внимания, чем его британский коллега Черчилль.

В 1945 Кинг принял участие в создании ООН. В 1948 он вышел на пенсию после почти 22 лет работы премьер-министром. На посту главы Либеральной партии и премьер-министра Канады его сменил Луи Сен-Лоран.

Личная жизнь

Макензи Кинг был осторожным политиком, ведущим свою политику в соответствии с популярными взглядами. «Решение остаётся за парламентом»,— нравилось ему говорить, когда его торопили сделать что-либо.

В жизни он был спиритом, то есть любил вызывать духов, в том числе Леонардо да Винчи, Луи Пастера, своей матери и своей собаки Пэта. От этих духов он ждал личных утешений, тем не менее, не спрашивая у них политических советов. Его интересы к оккультным наукам не были широко известны во время его политической карьеры и были обнародованы лишь после его смерти, так как были обнаружены упоминания об этом в его личных дневниках, которые он хранил до своей смерти.

Он никогда не женился, но имел близкие отношения с Джоан Пэттсон, которая была замужем; он проводил с ней много своего свободного времени. Его загородный дом в Кингсмире в парке Гатино около Оттавы открыт для посещения.

Макензи Кинг умер 22 июля 1950 в своём доме около Оттавы. Он был похоронен на кладбище Маунт-Плезант в Торонто. Он изображён на канадской 50-долларовой банкноте.

Размышления о Гитлере и Муссолини

«Хотя Гитлер с Муссолини и диктаторы, но они действительно постарались донести до масс [различные блага] и таким образом обеспечить себе их поддержку. […] Диктаторские способы были, возможно, необходимы, чтобы отнять эти блага у людей, занимавших до того времени привилегированное положение и присвоивших их. […] Возможно, всё закончится тем, что в нём [Гитлере] увидят одного из спасителей мира». — Отрывки из личного дневника Уильяма Лайона Макензи Кинга, премьер-министра Канады, приведённые Ирвингом Абеллой и Гарольдом Трупером в None Is Too Many (Lester Publishing).

Напишите отзыв о статье "Кинг, Уильям Лайон Макензи"

Ссылки

[www.biographi.ca/FR/ShowBio.asp?BioId=42131&query= Биография из Биографического словаря Канады в сети]
[warmuseum.ca/cwm/newspapers/canadawar/wlmking_f.html Канадские газеты и Вторая мировая война — Уильям Лайон Макензи Кинг]
[www.parl.gc.ca/information/about/people/key/bio.asp?Language=F&query=1879&s=M Федеральный политический опыт]
(англ.) [www.library.utoronto.ca/canpoetry/scott_fr/poem5.htm Поэма Ф. Р. Скотта]
[king.collectionscanada.ca/ Личный дневник Уильяма Лайона Макензи Кинга]
[www2.parl.gc.ca/Parlinfo/Files/Parliamentarian.aspx?Item=b11f5b30-7d32-44e6-b23c-a24561c1eaf5&Language=F&Section=FederalExperience Федеральный политический опыт]

Премьер-министр Канады
Предшественник: Артур Мейен 1920-1921	Первый срок (1921—1926)	Преемник: Артур Мейен 1926
Предшественник: Артур Мейен 1926	Второй срок (1926—1930)	Преемник: Р. Б. Беннет 1930-1935
Предшественник: Р. Б. Беннет 1930-1935	Третий срок (1935—1948)	Преемник: Луи Сен-Лоран 1948-1957

</center>

Отрывок, характеризующий Кинг, Уильям Лайон Макензи

– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.
– Mais a propos de votre famille,[Кстати о вашей семье,] – сказала она, – знаете ли, что ваша дочь с тех пор, как выезжает, fait les delices de tout le monde. On la trouve belle, comme le jour. [составляет восторг всего общества. Ее находят прекрасною, как день.]
Князь наклонился в знак уважения и признательности.
– Я часто думаю, – продолжала Анна Павловна после минутного молчания, подвигаясь к князю и ласково улыбаясь ему, как будто выказывая этим, что политические и светские разговоры кончены и теперь начинается задушевный, – я часто думаю, как иногда несправедливо распределяется счастие жизни. За что вам судьба дала таких двух славных детей (исключая Анатоля, вашего меньшого, я его не люблю, – вставила она безапелляционно, приподняв брови) – таких прелестных детей? А вы, право, менее всех цените их и потому их не стоите.
И она улыбнулась своею восторженною улыбкой.
– Que voulez vous? Lafater aurait dit que je n'ai pas la bosse de la paterienite, [Чего вы хотите? Лафатер сказал бы, что у меня нет шишки родительской любви,] – сказал князь.
– Перестаньте шутить. Я хотела серьезно поговорить с вами. Знаете, я недовольна вашим меньшим сыном. Между нами будь сказано (лицо ее приняло грустное выражение), о нем говорили у ее величества и жалеют вас…
Князь не отвечал, но она молча, значительно глядя на него, ждала ответа. Князь Василий поморщился.
– Что вы хотите, чтоб я делал! – сказал он наконец. – Вы знаете, я сделал для их воспитания все, что может отец, и оба вышли des imbeciles. [дураки.] Ипполит, по крайней мере, покойный дурак, а Анатоль – беспокойный. Вот одно различие, – сказал он, улыбаясь более неестественно и одушевленно, чем обыкновенно, и при этом особенно резко выказывая в сложившихся около его рта морщинах что то неожиданно грубое и неприятное.
– И зачем родятся дети у таких людей, как вы? Ежели бы вы не были отец, я бы ни в чем не могла упрекнуть вас, – сказала Анна Павловна, задумчиво поднимая глаза.
– Je suis votre [Я ваш] верный раб, et a vous seule je puis l'avouer. Мои дети – ce sont les entraves de mon existence. [вам одним могу признаться. Мои дети – обуза моего существования.] – Он помолчал, выражая жестом свою покорность жестокой судьбе.
Анна Павловна задумалась.
– Вы никогда не думали о том, чтобы женить вашего блудного сына Анатоля? Говорят, – сказала она, – что старые девицы ont la manie des Marieiages. [имеют манию женить.] Я еще не чувствую за собою этой слабости, но у меня есть одна petite personne [маленькая особа], которая очень несчастлива с отцом, une parente a nous, une princesse [наша родственница, княжна] Болконская. – Князь Василий не отвечал, хотя с свойственною светским людям быстротой соображения и памяти показал движением головы, что он принял к соображению эти сведения.
– Нет, вы знаете ли, что этот Анатоль мне стоит 40.000 в год, – сказал он, видимо, не в силах удерживать печальный ход своих мыслей. Он помолчал.
– Что будет через пять лет, если это пойдет так? Voila l'avantage d'etre pere. [Вот выгода быть отцом.] Она богата, ваша княжна?
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.
– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]

Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.

Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.