Маке-маке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Маке́маке[1] или Маке-маке (англ. Make-make) — бог изобилия в рапануйской мифологии. Согласно представлениям жителей острова Пасхи, создал человека. Был верховным божеством в культе «птицечеловеков».

Исходя из мифологических представлений древних рапануйцев, у Маке-маке была голова птицы. Ежегодно между представителями всех кланов Рапа-Нуи проводились соревнования, в котором участники должны были доплыть до островка Моту-Нуи, и найти первыми яйцо, отложенное чёрной крачкой, или манутара (рап. manutara). Победивший пловец становился «птицечеловеком года» и наделялся сроком на год правом контроля над раздачей ресурсов, предназначенных для его клана[2]. Эта традиция продолжала существовать вплоть до появления на острове Пасхи первых христианских миссионеров[3].

Маке-маке олицетворял природные силы и считался творцом Вселенной и человека. Дети Маке-маке: Тиве, Рораи, Хова и женщина Аранги-коте-коте[4].

В честь Маке-маке названа карликовая планета.



В кино

Напишите отзыв о статье "Маке-маке"

Примечания

  1. М.С. Полинская. Макемаке // Мифологический словарь / гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — С. [328] (стб. 2). — 672 с. — 115 000 экз. — ISBN 5-85270-032-0.
  2. Robert D. Craig. Dictionary of Polynesian mythology. — Greenwood Publishing Group, 1989. — С. 151—152. — 409 с. — ISBN 0313258902.
  3. Douglas L. Oliver. Polynesia in early historic times. — Bess Press, 2002. — С. 215. — 305 с. — ISBN 1573061255.
  4. Metraux Alfred «Easter Island: A Stone-Age Civilization of the Pacific»; Oxford University Press, 1957

Отрывок, характеризующий Маке-маке

– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.