Маклаков, Алексей Николаевич

Алексей Николаевич Маклаков
Дата рождения:	27 ноября 1837(1837-11-27)
Дата смерти:	4 мая 1895(1895-05-04) (57 лет)
Научная сфера:	офтальмология
Известен как:	как создатель московской офтальмологической школы

Алексе́й Никола́евич Маклако́в (27 ноября 1837— 4 мая 1895) — профессор Московского университета, офтальмолог, известный в Москве практикующий врач.

Биография

Потомственный дворянин Московской губернии.

По окончании гимназии в 1855 г. поступил на медицинский факультет Московского университета. По окончании университетского курса лекарем с отличием, в 1860 г., был определен ординатором Московской глазной больницы. 31 мая 1866 г. защитил диссертацию на степень доктора медицины «О травматическом воспалении сетчатой оболочки глаза».

Кроме занятий в больнице и обширной частной практики, получил звание приват-доцента и начал чтение лекций по глазным болезням в Московском университете. Это необязательное преподавание продолжалось до 1890 г., когда он был назначен экстраординарным профессором по кафедре офтальмологии. Благодаря его заботам, 4 ноября 1892 г. была открыта на Девичьем поле университетская глазная клиника, так что кафедра офтальмологии, пользовавшаяся до тех пор материалом Глазной больницы, получила собственное, специально устроенное помещение. Оставаясь директором глазной клиники, до смерти продолжал работу в Московской глазной больнице.

Наибольшее значение имели изобретённый Маклаковым тонометр и мысль применить вибрационный массаж при болезнях глаз. В 1884 г. он изложил принцип работы нового тонометра на русском языке в журнале «Медицинское обозрение» (№ 24) и в 1885 г. на французском языке в журнале Archive d'Ophthalmologie (№ 4). Состоял членом физико-медицинского общества, Императорского общества любителей естествознания и членом-учредителем Хирургического общества. Маклаков был инициатором организации Всероссийского Общества глазных врачей. Комиссия под председательством профессора А. Н. Маклакова выработала устав, который был представлен на Первом съезде русских глазных врачей в Москве (1913). К сожалению, делу организации Общества помешала начавшаяся Первая мировая война. Маклаков — один из организаторов и вдохновителей Московского офтальмологического кружка, был его секретарем.

Семья

Дети от брака с Елизаветой Васильевной Чередеевой (ум. 1881):

• Василий (1869—1957) — адвокат и политик, член Государственной думы II, III и IV созывов от города Москвы.
• Николай (1871—1918) — государственный деятель, министр внутренних дел (1913—1915), член Государственного совета.
• Алексей (1872—1918) — врач-офтальмолог, профессор Московского университета, директор университетской глазной клиники.
• Ольга (1876—1905)
• Мария (1877/1879—1957), в эмиграции во Франции, общественная деятельница.

Вторая жена — писательница Лидия Филипповна Нелидова, рожд. Королёва.

Труды

Из многих учёных трудов приведем лишь важнейшие:

• «О травматическом воспалении сетчатой оболочки глаза» (диссертация, Москва, 1866),
• «Материалы для статистики глазных болезней» («Протокол физико-медицинского общества», 1866),
• «Retinitis syphilitica» (там же),
• «О лечении, следующем за извлечением катаракты» (там же, 1868),
• «Исследование прогрессивного развития близорукости у учеников» (там же, 1870),
• «О лечении паннозного потемнения роговицы» (там же, 1872),
• «По поводу материалов искусственного освещения» (там же, 1880),
• «О перевязке ран» («Летопись хирург. общ.» в Москве 1874—1875),
• «Перекрещивание зрительного нерва» (там же, 1876—1877),
• «Упрощенные и удешевленные снаряды в глазной практике» (там же, 1882),
• «Очерк некоторых офтальмологических клиник за границей» (М., 1884, 8°),
• «Офтальмотометрия» («Летопись хирургического общества», 1884; «Медицинское обозрение», 1884, том 22; «Врач», 1885; описание изобретённого Маклаковым тонометра для измерения внутриглазного давления).
• «О влиянии электрического света на общие покровы человеческого тела» («Вестник Офтальмологии», 1889);
• «О влиянии света Вольтовой дуги на живую кожу» (1891);
• фр. «La plume electrique d’Edison dans l’ophtalmologie» («Archives d’Ophtalmologie», 1893).

Литература

• Языков Д. Д. Материалы для «Обзора жизни и сочинений русских писателей и писательниц». Вып 15: Русские писатели и писательницы, умершие в 1895 году* / Публ. Г. Ю. Дрезгуновой // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1999. — С. 539—558. — [Т.] IX. — С. 546-547.
• Емельянова Н. А. А. Н. Маклаков — изобретатель, учёный, врач. // Глаукома. — 2002. — № 2. — С. 52-55.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Маклаков, Алексей Николаевич

– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.