Макнамара, Роберт Стрейндж

Роберт Стрейндж Макнамара Robert Strange McNamara
8-й министр обороны США
21 января 1961 — 29 февраля 1968
Президент:	Джон Кеннеди Линдон Джонсон
Предшественник:	Томас Гейтс
Преемник:	Кларк Клиффорд
Вероисповедание:	пресвитерианство
Рождение:	9 июня 1916(1916-06-09)
Смерть:	6 июля 2009(2009-07-06) (93 года)
Партия:	Республиканская
Образование:	Калифорнийский университет в Беркли Гарвардская школа бизнеса
Автограф:
Награды:

Роберт Стрэйндж Макнамара (англ. Robert Strange McNamara, 9 июня 1916 — 6 июля 2009) — американский предприниматель и политик-республиканец, министр обороны США в 1961—1968 (при Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне). После этого он служил в качестве президента Всемирного банка с 1968 по 1981 год.

Макнамара был ответственным за применение системного анализа в государственной политике, что привело к возникновению дисциплины, известной сегодня как политический анализ. До государственной службы Макнамара был одним из «Whiz Kids»-«Мудрые дети», группы из десяти офицеров, которая помогла восстановить компанию Ford Motor после Второй мировой войны, и кратковременно занимал пост президента Ford Motor, прежде чем стать министром обороны. Группа советников, которая вместе с ним пришла в Пентагон, унаследовала прозвище «Whiz Kids». Макнамара занимал пост министра обороны 2595 дней в период между 1961 и 1968 гг, таким образом установил рекорд пребывания на этом посту.

Молодость и карьера

Роберт Макнамара родился в Сан-Франциско, Калифорния. Его отцом был Роберт Джеймс Макнамара, менеджер по продажам оптовой обувной компании, матерью - Клара Нелл Стрейндж Макнамара. Предки отца были ирландцами и примерно в 1850 году, после Великого ирландского голода, эмигрировали в США, сначала в Массачусетс, а затем в Калифорнию. Он окончил среднюю школу Пьемонта в Пьемонте, штат Калифорния в 1933 году, где был президентом клуба бойскаутов «Rigma Lions» и получил степень «Eagle Scout». Окончил Калифорнийский университет в Беркли в 1937 году со степенью бакалавра по экономике. Макнамара был членом братства Phi Gamma Delta. Он также был членом кружка «Золотого Медведя» Калифорнийского университета в Беркли, созданного для развития лидерских навыков у студентов. В 1939 г. получил степень MBA (магистра) в Гарвардской школе бизнеса.

После окончания Гарвардской школы бизнеса Макнамара работал год в бухгалтерской фирмe Price Waterhouse в Сан-Франциско. В августе 1940 года он вернулся в Гарвард, чтобы преподавать бухгалтерский учет в школе бизнеса, и стал самым высокооплачиваемым и самым молодым доцентом в то время. В начале 1943 года он поступил в ВВС США в качестве капитана, привнеся туда аналитические подходы, используемые в бизнесе. Большую часть Второй мировой войны он прослужил в Управлении статистического контроля. Одной из его главных обязанностей являлся анализ эффективности действия американских бомбардировщиков, особенно B-29 - сил под командованием генерал-майора Кертиса Лемэя в Индии, Китае и на Марианских островах. Макнамара создал статистические блоки управления для 20-го командования бомбардировочной авиации и разработал график удвоения эффективности B-29s как транспорта для перевозки топлива и грузов. Он оставил действительную военную службу в 1946 году в звании подполковника и был награждён орденом "Легион почёта".

Должности и деятельность

Профессор Гарвардской школы бизнеса.

Являлся вице-президентом «Ford Motor Company», а затем возглавил её, став таким образом первым руководителем концерна не из клана Форд. На посту руководителя компании проработал 5 недель, а затем по предложению Джона Кеннеди перешел на работу в правительство, заняв пост министра обороны. Первоначально Кеннеди предложил Роберту Макнамара занять пост министра экономики. При работе в «Ford Motor Company» создал автомобиль Ford Falcon — один из самых популярных автомобилей (в первый год было продано около 500 000 машин).

Министр обороны

После своего избрания в 1960 году, избранный президент Джон Ф. Кеннеди сначала предложил пост министра обороны бывшему госсекретарю Роберту А. Ловетту; Ловетт отказался, но рекомендовал Макнамару. Кеннеди затем отправил Сарджента Шрайвера предложить Макнамаре пост либо главы Казначейства (министра финансов) или министра обороны менее чем через пять недель после того, как Макнамара стал президентом в Ford Motors. Макнамара сразу же отверг пост главы Казначейства, но в конце концов принял приглашение Кеннеди в качестве министра обороны. По словам специального советника Теда Соренсена, Кеннеди считал Макнамару «звездой своей команды, призывая его для консультаций по широкому кругу вопросов, находящихся за пределами национальной безопасности, в том числе деловых и экономических». Макнамара стал одним из немногих членов в администрации Кеннеди, который близко сошелся, работал и общался лично с Кеннеди, и он стал так близок к генеральному прокурору Роберту Ф. Кеннеди, что нёс гроб на похоронах младшего Кеннеди в 1968 году.

Изначально основы политики, изложенной президентом Кеннеди в послании конгрессу 28 марта 1961 года, привели Макнамару к переориентации оборонных программ. Кеннеди отверг концепцию первого удара и подчеркнул необходимость адекватного стратегического вооружения и обороны для сдерживания ядерного нападения на США и их союзников. Военные, утверждал он, должны постоянно находиться под гражданским командованием и управлением, и оборонная политика страны должна была быть «предназначена для уменьшения опасности непреднамеренной или беспричинной всеобщей войны». Основная миссия сил США за рубежом, в сотрудничестве с союзниками, была «предотвращение устойчивой эрозии свободного мира через череду ограниченных войн». Кеннеди и Макнамара отклонили концепцию массированного возмездия и приняли концепцию гибкого реагирования. США хотели иметь выбор в чрезвычайной ситуации, иной чем «бесславное отступление или неограниченное возмездие», как выразился президент. Из общего обзора военных задач, стоящих перед США, инициированного в 1961 году, Макнамара пришел к решению об увеличении возможности у нации для «ограниченной войны» . Эти шаги были значительными, потому что Макнамара полностью отказался от политики президента Дуайта Д. Эйзенхауэра - массированного ответного удара в пользу гибкой стратегии реагирования, которая полагалась на укрепление потенциала США вести ограниченную, не ядерную войну. Он также создал в 1961 Агентство военной разведки и Агентство оборонных поставок.

Администрация Кеннеди уделяла особое внимание повышению способности противостоять коммунистической тактике «национально-освободительных войн», в которых противник стремился избежать лобового военного противостояния и прибегал к политической подрывной деятельности и партизанской тактике. Как Макнамара сказал в годовом отчете 1962 года, «их (коммунистов) военная тактика - снайперы, засады и внезапные нападения. Политическая тактика — террор, вымогательство и убийство». В практическом плане это означало подготовку и оснащение военнослужащих США, а также таких союзников, как Южный Вьетнам для операций против повстанцев.

Во время Карибского кризиса в октябре 1962 года Макнамара был членом исполнительного комитета Совета национальной безопасности и сыграл большую роль в урегулировании карибского кризиса. Он был убежденным сторонником блокады, а не варианта жесткого ракетного удара и помог убедить Объединенный комитет начальников штабов согласиться с вариантом блокады-блестящее решение, которое помогло избежать людских жертв с обеих сторон. Повышенное внимание к обычным (а не ядерным) силам дополнялось у Макнамары увеличением сил специального назначения. Он приступил к расширению регулярных вооруженных сил. В то время как количество военнослужащих в армии США сократилось с примерно 3 555 000 в 1953 году (конец Корейской войны) до 2 483 000 в 1961 году, оно увеличилось почти до 2 808 000 к 30 июня 1962 года. После этого численность вооружённых сил выровнялось, составив около 2,7 млн человек до начала эскалации конфликта во Вьетнаме в 1965 году, а своего пика - около 3,55 млн человек - достигла к середине 1968 года, после выхода Макнамары в отставку.

Война во Вьетнаме

Во время президентства Джона Ф. Кеннеди, в то время как Макнамара был министром обороны, количество американских военных во Вьетнаме увеличилось с 900 до 16000 советников, которые не должны были вступать в бой, а только готовить и обучать армию Республики Вьетнам. Количество боевых советников во Вьетнаме, на момент смерти Кеннеди, варьируется в зависимости от источников. Первый случай смерти военного советника во Вьетнаме произошел в 1957 или 1959 г. при администрации Эйзенхауэра, которая послала во Вьетнам, благодаря усилиям Стэнли Шенбаума, неизвестное (но очевидно относительно небольшое) число оперативников ЦРУ и других спецслужб, в дополнение к почти 700 советникам.

Администрации Трумэна и Эйзенхауэра поддерживали французские и национальные антикоммунистические силы во Вьетнаме в сопротивлении усилиям коммунистов Севера объединить страну под своей властью, но не посылали туда боевые силы. Роль США, которая изначально ограничивалась финансовой поддержкой, советами по военным вопросам и тайным сбором разведывательной информации, была расширена после 1954 года, когда французский контингент покинул Вьетнам. Во время администрации Кеннеди количество членов американской военной консультативной группы в Южном Вьетнаме увеличивается, с согласия Макнамары, с 900 до 16000.

Масштаб участия США возрос после инцидента в Тонкинском заливе в августе 1964 года - нападения на эсминец ВМС США военных кораблей Северного Вьетнама. Макнамара сыграл важную роль в представлении этого события перед Конгрессом и общественностью как оправдания для эскалации военных действий против коммунистов. Война во Вьетнаме стала занимать большую часть времени и сил Макнамары. Президент Джонсон приказал начать ответные удары с воздуха по военно-морским базам Северного Вьетнама и Конгресс одобрил почти единогласно Тонкинскую резолюцию, разрешающую президенту «принять все необходимые меры для отражения любого вооруженного нападения на силы США и предотвращения дальнейшей агрессии».

В 1965 году в ответ на активизацию военной деятельности Вьетконга и их союзника - Северного Вьетнама в Южном Вьетнаме США начали бомбардировки Северного Вьетнама, были развернуты крупные военные силы и армия США вступила в боевые действия в Южном Вьетнаме. План Макнамары, в соответствии с просьбами высшего американского командования во Вьетнаме, привел к увеличению войск до 485 тысяч к концу 1967 года и до почти 535 тысяч на 30 июня 1968 года. Почти 60 процентов от них составляли непосредственно боевые силы, остальное - войска поддержки и обеспечения. Список потерь всё время рос, так как количество войск сильно увеличилось и интенсивность борьбы обострилась. Макнамара использовал статистические расчёты в основе стратегии для победы во Вьетнаме. Он пришел к выводу, что существует ограниченное число бойцов Вьетконга во Вьетнаме и война на истощение должна уничтожить их. Для расчёта Макнамара учитывал число погибших врагов, чтобы определить, насколько близок к успеху его план войны. Он ошибочно считал, что любая армия должна быть чувствительна к потерям и громадные потери Вьетконга и армии Северного Вьетнама должны убедить политическое руководство коммунистов прекратить агрессию на Юге и сесть за стол переговоров.

Хотя он был главным архитектором войны во Вьетнаме и неоднократно отменял решения Объединённого комитета начальников штабов по стратегическим вопросам, Макнамара постепенно стал скептически относиться к концепции, согласно которой война может быть выиграна за счет развертывания дополнительных войск в Южном Вьетнаме и усиления бомбардировок Северного Вьетнама. Он также заявил позже, что его поддержка войны во Вьетнаме исходила из лояльности к политике администрации. Он ездил во Вьетнам много раз, чтобы изучить ситуацию из первых рук и понять всю сложность проблемы, и с каждым разом все более неохотно утверждал очередной запрос военачальников об отправке дополнительных подкреплений. Макнамара заявил, что «эффект домино» был главной причиной для вступления в войну во Вьетнаме. В одном из интервью он заявил: «Кеннеди не сказал перед смертью, отступят ли США, столкнувшись с потерей Вьетнама, но я считаю, что сегодня, если бы он столкнулся с этим, он бы отступил».

Социальная справедливость

В честь президента Гарри С. Трумэна, подписавшего в июле 1948 года Декларацию о запрете сегрегации в Вооруженных Силах, Макнамара издал Директиву 5120,36 от 26 июля 1963 года. Эта директива, провозглашавшая равные возможности в вооруженных силах, имела дело непосредственно с вопросом о расовой и гендерной дискриминации в районах, прилегающих к расположению войск. Директива гласила: «Каждый военный командир несет ответственность за борьбу против дискриминационной практики, затрагивающей его людей и членов их семей и содействие равных возможностей для них, не только в районах, находящихся под его непосредственным контролем, но и в близлежащих населенных пунктах, где они (военнослужащие и члены семей) могут жить или собираются во внеслужебное время». (Пункт II.C.) В соответствии с директивой, командиры обязаны были использовать экономическую мощь армии во влияние на местные предприятия в их отношении к меньшинствам и женщинам. С одобрения министра обороны, командир мог объявить области закрытыми для военных кадров из-за дискриминационной практики. Такое решение очень больно ударяло по карману местных властей и местного бизнеса.

Отставка

Макнамара писал о своей близкой личной дружбе с Жаклин Кеннеди, и о том, как она потребовала, чтобы он остановил убийства во Вьетнаме. Положение Макнамары становилось все более и более спорным после 1966 года, и его разногласия с президентом и Объединенным комитетом начальников штабов из-за стратегии во Вьетнаме стали предметом общественных спекуляций, распространялись частые слухи, что он покинет свой пост. Меморандум Макнамары, направленный Президенту в ноябре 1967 , в котором он предлагал замораживание численности войск, прекратить бомбардировки Северного Вьетнама и переложить борьбу на плечи армии Южного Вьетнама, был отвергнут президентом. Макнамара выражал мнение о том, что стратегия во Вьетнаме, которую США преследовали до настоящего времени не удалась. Во многом, как результат её игнорирования президентом Джонсоном, 29 ноября этого года, Макнамара объявил о своей отставке в ожидании, что он станет президентом Всемирного банка. Другие факторы отставки — повышение интенсивности антивоенного движения в США, приближающейся президентской кампании, в которой Джонсон, как ожидается, будет добиваться переизбрания, а также поддержка Макнамарой — несмотря на возражения Объединенного комитета начальников штабов — строительства по 17-й параллели линии укреплений, разделяющих Южный и Северный Вьетнам от побережья Вьетнама до Лаоса. Президент Джонсон, объявив об отставке Макнамары и переходе его на работу во Всемирный банк, подчеркнул, что он доволен его работой и Макнамара заслуживает эту должность, после семи лет работы в качестве министра обороны, дольше, чем любой из его предшественников или преемников.

Макнамара ушел в отставку 29 февраля 1968 года; за его усилия президент наградил его медалью Свободы и медалью «За выдающуюся службу». Вскоре после того, как Макнамара покинул Пентагон, он опубликовал книгу «Сущность безопасности», обсуждая различные аспекты его пребывания в должности и позиции по основным вопросам национальной безопасности. Он не высказывался больше по вопросам обороны и Вьетнама до тех пор, пока не оставил пост главы Всемирного банка.

Президент Всемирного банка

Макнамара занимал пост главы Всемирного банка с апреля 1968 года по июнь 1981 года, когда ему исполнилось 65 лет. За свои тринадцать лет в банке он осуществил серьезные изменения в его деятельности, в первую очередь, перевел фокус деятельности банка на целевые программы сокращения бедности. Он провел переговоры с конфликтующими странами, представленными в совете банка и убедил направить кредиты на развитие социальных проектов в виде программ улучшения здоровья, питания, образования. Он также ввел новые методы оценки эффективности финансируемых проектов. Одним из примечательных проектов, начатых во время пребывания Макнамары на посту главы банка, был рост усилий для предотвращения эпидемии так называемой речной слепоты (Onchocerciasis), вызываемой паразитами Onchocerca volvulus и приводящей к тысячам случаев слепоты в беднейших странах Африки. Всемирный банк в настоящее время имеет стипендиальную программу имени Макнамары. Как президент Всемирного банка Макнамара объявил в 1968 на ежегодном осеннем совещании Международного валютного фонда и Всемирного банка программу, которая позволяла странам, практикующим контроль над рождаемостью, получить льготный доступ к ресурсам.

Факты из жизни

• Никогда не пользовался записной книжкой, хотя подчинённых заставлял это делать.

Цитаты

• «Смотрите, китайцы не просят кого-то об инвестициях, они создали такие условия, что инвесторы к ним сами просятся» (1991 г.).
• «СССР опускается в пучину хаоса, не исключены и массовые кровавые конфликты… Вы упустили свой шанс на развитие» (1991 г.).

Интересные факты

• Макнамара появляется в игре Call of Duty: Black Ops в миссии «Пентагон» и, в роли одного из протагонистов, на карте зомби-режима «Пять».
• Также в игре Fallout: New Vegas существует старейшина Макнамара .

См. также

• Линия Макнамары

Ссылки

• Роберт Макнамара.Холодная война. Персоналии//www.coldwar.ru/gaulle/de_gaulle.php
• [www.whitehousetapes.net/exhibit/former-secretary-defense-robert-mcnamara-dies Robert McNamara on the JFK and LBJ White House Tapes]  (англ.)
• [www.legacy.com/WashingtonPost/DeathNotices.asp?Page=Lifestory&PersonID=129358811 Известие о кончине Роберта Макнамары от Associated Press], помещённое в издании The Washington Post  (англ.)
• [www.economist.com/displaystory.cfm?story_id=13983224&fsrc=nwl The Economist: известие о кончине Роберта Макнамары]  (англ.)
• [www.telegraph.co.uk/news/obituaries/politics-obituaries/5760914/Robert-McNamara.html Robert McNamara] — Известие о кончине Роберта Макнамары в Daily Telegraph  (англ.)
• [www.chomsky.info/books/warfare01.htm Noam Chomsky j Роберте Макнамара]  (англ.)
• [www.thenation.com/doc/20090720/scheer McNamara’s Evil Lives On] by Robert Scheer, The Nation, July 8, 2009  (англ.)
• [www.thefreelibrary.com/McNamara's+'other'+crimes:+the+stories+you+haven't+heard-a017040672 McNamara and Agent Orange]  (англ.)
• [web.worldbank.org/WBSITE/EXTERNAL/EXTABOUTUS/EXTARCHIVES/0,,contentMDK:20502974~pagePK:36726~piPK:437378~theSitePK:29506,00.html Biography of Robert Strange McNamara (website)]  (англ.)
• [www.defenselink.mil/specials/secdef_histories/bios/mcnamara.htm US Department of Defense]  (англ.)
• [openvault.wgbh.org/wapina/barcode49188mcnamara1_4/index.html/ Интервью о Кубинском кризисе]; WGBH series  (англ.)
• [openvault.wgbh.org/wapina/barcode50037mcnamara2_2/index.html/ Интервью об «атомной» стратегии]  (англ.)
• [alsos.wlu.edu/qsearch.aspx?browse=people/McNamara,+Robert+S. Аннотированная библиография по запросу «Robert McNamara»: the Alsos Digital Library for Nuclear Issues]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Макнамара, Роберт Стрейндж

– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
Князь Андрей посмотрел на него и, не отвечая, продолжал, обращаясь к Алпатычу:
– Так скажи, что до десятого числа жду ответа, а ежели десятого не получу известия, что все уехали, я сам должен буду все бросить и ехать в Лысые Горы.
– Я, князь, только потому говорю, – сказал Берг, узнав князя Андрея, – что я должен исполнять приказания, потому что я всегда точно исполняю… Вы меня, пожалуйста, извините, – в чем то оправдывался Берг.
Что то затрещало в огне. Огонь притих на мгновенье; черные клубы дыма повалили из под крыши. Еще страшно затрещало что то в огне, и завалилось что то огромное.
– Урруру! – вторя завалившемуся потолку амбара, из которого несло запахом лепешек от сгоревшего хлеба, заревела толпа. Пламя вспыхнуло и осветило оживленно радостные и измученные лица людей, стоявших вокруг пожара.
Человек во фризовой шинели, подняв кверху руку, кричал:
– Важно! пошла драть! Ребята, важно!..
– Это сам хозяин, – послышались голоса.
– Так, так, – сказал князь Андрей, обращаясь к Алпатычу, – все передай, как я тебе говорил. – И, ни слова не отвечая Бергу, замолкшему подле него, тронул лошадь и поехал в переулок.


От Смоленска войска продолжали отступать. Неприятель шел вслед за ними. 10 го августа полк, которым командовал князь Андрей, проходил по большой дороге, мимо проспекта, ведущего в Лысые Горы. Жара и засуха стояли более трех недель. Каждый день по небу ходили курчавые облака, изредка заслоняя солнце; но к вечеру опять расчищало, и солнце садилось в буровато красную мглу. Только сильная роса ночью освежала землю. Остававшиеся на корню хлеба сгорали и высыпались. Болота пересохли. Скотина ревела от голода, не находя корма по сожженным солнцем лугам. Только по ночам и в лесах пока еще держалась роса, была прохлада. Но по дороге, по большой дороге, по которой шли войска, даже и ночью, даже и по лесам, не было этой прохлады. Роса не заметна была на песочной пыли дороги, встолченной больше чем на четверть аршина. Как только рассветало, начиналось движение. Обозы, артиллерия беззвучно шли по ступицу, а пехота по щиколку в мягкой, душной, не остывшей за ночь, жаркой пыли. Одна часть этой песочной пыли месилась ногами и колесами, другая поднималась и стояла облаком над войском, влипая в глаза, в волоса, в уши, в ноздри и, главное, в легкие людям и животным, двигавшимся по этой дороге. Чем выше поднималось солнце, тем выше поднималось облако пыли, и сквозь эту тонкую, жаркую пыль на солнце, не закрытое облаками, можно было смотреть простым глазом. Солнце представлялось большим багровым шаром. Ветра не было, и люди задыхались в этой неподвижной атмосфере. Люди шли, обвязавши носы и рты платками. Приходя к деревне, все бросалось к колодцам. Дрались за воду и выпивали ее до грязи.
Князь Андрей командовал полком, и устройство полка, благосостояние его людей, необходимость получения и отдачи приказаний занимали его. Пожар Смоленска и оставление его были эпохой для князя Андрея. Новое чувство озлобления против врага заставляло его забывать свое горе. Он весь был предан делам своего полка, он был заботлив о своих людях и офицерах и ласков с ними. В полку его называли наш князь, им гордились и его любили. Но добр и кроток он был только с своими полковыми, с Тимохиным и т. п., с людьми совершенно новыми и в чужой среде, с людьми, которые не могли знать и понимать его прошедшего; но как только он сталкивался с кем нибудь из своих прежних, из штабных, он тотчас опять ощетинивался; делался злобен, насмешлив и презрителен. Все, что связывало его воспоминание с прошедшим, отталкивало его, и потому он старался в отношениях этого прежнего мира только не быть несправедливым и исполнять свой долг.